Страница 77 из 102
— Да, да!— радостно воскликнул жандарм.— Он тоже наш земляк. Мы действительно можем гордиться своим происхождением. За нашего фюрера!
Свою кружку он опорожнил единым духом. Рунге подставил ему вторую, потом третью. В это время к ним подошла официантка.
— Герр гауптштурмфюрер!— обратилась она к Рунге.— Вам письмо. Только что доставили нарочным. Что ему ответить?
Распечатав письмо, Альфред быстро прочитал его.
Как видите, мой друг не может приехать сам и прислал за мной слугу. Как бы ни было приятно сидеть с вами, не обессудьте, придется ехать,— сказал он, вставая.
Что вы, герр... герр...
Гауптштурмфюрер,— подсказал Рунге.
— Я не знал, что вы офицер СС. Простите, пожалуйста.
— Да, был я офицером, а теперь вот инвалид. До свидания, господин жандарм!
С этими сливами Альфред рассчитался с официанткой и быстро вышел из зала–
Вы давно знаете его? — спросил жандарм у девушки.— Что это за человек?
Слыхали об Иммерманах?— в свою очередь спросила официантка.
Из Линца? Еще бы! Старший—крупный промышленник, младший—шеф гестапо. Кто не знает!
А гауптштурмфюрер и младший Иммерман как будто собираются породниться через жен. Не слыхали?
Ах, вот оно что!— проговорил жандарм.— То–то я сразу заметил, что он не из простых. Учтивый такой, умный. Далеко пойдет, каналья...
Прикажете убрать со стола?— перебила официантка его размышления вслух.
Уберите пустые кружки, а полные оставьте. Выпью за здоровье будущего свояка шефа гестапо.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Тяжелые серые тучи низко нависли над лесом. Подул свежий ветерок, и лес ожил, зашумел. С высоких деревьев обрушились целые снежные лавины, безжалостно ломая и пригибая к земле неокрепшие верхушки молодых сосен. Слушая однообразный скрип снега под санными полозьями, Рунге незаметно погрузился в воспоминания. Скоро ему стукнет тридцать лет. Подобно многим своим сверстникам в детстве он мечтал прославить свое имя добрыми делами во славу родины. К этому призывали их на каждом шагу. В школьных учебниках писали: «Австрия—небольшая, но прекрасная страна, с развитой экономикой и передовой культурой ее талантливого и трудолюбивого народа. В продолжение многих веков она являлась источником счастья и благополучия народов Центральной Европы. К сожалению, за последние десятилетия нам пришлось испытать превратности судьбы. Когда–то могущественная империя распалась на ряд мелких, только по форме самостоятельных государств, а сама Австрия мечется между двух огней: с севера давит на нас нацистская Германия, с юга— фашистская Италия. Наше спасение—в воспитании молодежи в патриотическом духе...» Тогда Альфред верил подобным тирадам. Чтобы отстоять свободу родного народа, он поступил на военную службу. Так поступили тысячи молодых австрийцев, но дольфусы и шушниги [Дольфус и Шушниг — канцлеры Австрии] обманули их доверие. В результате немецкие фашисты без единого выстрела оккупировали страну. Но позор австрийской молодежи этим не ограничился. Когда молодые поляки и французы, греки и югославы с оружием в руках выступили против фашистских захватчиков, австрийцев заставили воевать под знаменами Гитлера. Так рухнули надежды Альфреда и тысяч его сверстников когда–нибудь прославить свои имена добрыми делами во славу родины. Не сумев вовремя отличить истинных друзей от врагов, они усеяли своими трупами чужие земли от Ламанша до Волги и от Ливийской пустыни до норвежских гор.
«Мне еще повезло,—прошептал Рунге.—Благодаря русским отомстил личному врагу. Настало время отомстить врагам родного народа...»
— Стой! — неожиданно послышался незнакомый голос.— Горчак, это ты?
— Он самый,— ответил возница.— Привез к вам нового гостя. Пан Цезарь послал.
Из–за куста появилась фигура человека, закутанная в мохнатую шубу.
Добрый вечер, товарищ Рунге! — приветственно протянул он руку седоку. — Как доехали?
Благополучно, товарищ Смолек. Даже не заметил, как наступил вечер. Наши у вас? — спросил Альфред, пожимая протянутую руку.
— Пока нет, но скоро будут здесь. Зайдемте в дом. Поди, замерзли.
В жарко натопленном доме лесника их встретили еще два партизана. Рунге обладал хорошей зрительной памятью, поэтому несмотря на слабое освещение просторной комнаты, сразу узнал в них участников операции по разоблачению предателя Плахотки.
— Здравствуйте, дорогие товарищи! — воскликнул он, весело улыбаясь.— Надеюсь, сегодня вы не станете испытывать меня.
—, Что вы, товарищ Рунге! Мы и тогда те сомневались в вас, а сценка с арестом и расстрелом была разыграна нами по просьбе Соколова, чтобы собрать бесспорные улики по делу Плахотки. Не правда ли, спектакль тогда удался на славу?—не без удовольствия вспомнил партизан, разыгравший тогда роль немецкого жандарма, которому было приказано расстрелять Альфреда.
Да, разыграли вы нас здорово. Плахотка был так одурачен, что без всякого нажима старательно изложил на бумаге всю–историю своего предательства, а у меня, когда вспомню, как вели на расстрел, до сих пор по спине мурашки бегают,— сказал Смолек.
Да, приятного мало,— вздохнул Альфред.— Сужу по собственному опыту. Особенно обидно, когда в упор стреляют не чужие, а свои. Первый раз мою голову продырявил бригаденфюрер СС Гельмут Крамер, у которого я тогда служил адъютантом.
Интересно Расскажите, как это было? — попросили партизаны.
Может быть, сначала послать за Соколовым,— предложил Рунге.
О вашем прибытии я уже сообщил ему. Минут через двадцать он будет здесь,— заверил, Смолек.
Тогда слушайте,— обратился Рунге к партизанам и довольно подробно рассказал о подлом поступке своего бывшего начальника.
— Вот они какие, эти гитлеровские «юберменши»! [Юберменш — сверхчеловек (нем ).] — стукнул кулаком по столу Смолек.— И они смеют болтать о спасении цивилизации и высокой культуры немецкого народа.
В это время во дворе громко залаяла собака. Накинув на плечи шубу, Смолек поспешил выйти из комнаты, а через несколько минут вернулся вместе с Соколовым и Комиссаровым.
Вижу по глазам, ты принес нам важную весть,—сказал командир десантников, радостно пожимая руку Альфреда.— Говори, что с ним?
Жив,— коротко ответил Рунге.— Находится в Маутхаузене. Заточили его в так называемый изолирблок, а проще — в блок смерти.
Положение серьезное,— нахмурился Соколов.— Говорят, оттуда еще никто не выходил живым.
Наступило молчание. Все чувствовали, что финал близок, что дело, за которое они когда–то принялись с таким подъемом, может закончиться трагично.
Не отчаивайтесь,— сказал замполит.— Если действовать с умом, проявив при этом выдержку и сообразительность, я думаю, нам удастся преодолеть все трудности на своем пути.
Я тоже такого же мнения,— поддержал его командир.— Послушаем товарища Рунге. Пусть он ознакомит нас с конкретной обстановкой, возникшей в связи с последними событиями.
Альфред не знал, следует ли ему начать подробный доклад в присутствии чешских товарищей или попросить Соколова выслушать его наедине. Выручило неожиданное событие. Пока он думал об этом, вдруг залаяла собака, и в дверях показался вооруженный партизан.
— Пан Смолек! — обратился он к хозяину.— Наши патрули задержали подозрительного человека. Командир отряда просит вас прийти в общежитие лесорубов.
Лесничий виновато посмотрел на Соколова.
Извините, вынужден оставить вас одних,— сказал он, разводя руками.— А вы, товарищи, охраняйте дом снаружи!—добавил он, обращаясь к партизанам.
Не беспокойтесь, скучать не будем,— заверил командир десантников.— После совещания мы тоже придем в общежитие.
Из каких источников вы почерпнули последние сведения о местонахождении Турханова? — спросил Комиссаров, когда партизаны оставили десантников одних.
Рунге рассказал о Фанни, поведение которой не могло не озадачить десантников.
— Как вы думаете, что заставило эту девушку выступить против гестапо? — спросил Соколов.
По ее словам, причиною тому послужило жестокое обращение с Турхановым со стороны шефа гестапо. Причем полушутя–полусерьезно она несколько раз упоминала при мне о своей любви к полковнику. Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы у романтически настроенной девушки появилось чувство отвращения к гестаповским палачам и чувство симпатии к антифашистам,— ответил Рунге.