Страница 50 из 102
Дежурный доложил, что на приеме фрау Крамер и гауптштурмфюрер СС Альфред Рунге.
– Пригласите сначала гауптштурмфюрера,– приказал комендант так, чтобы было слышно людям, сидящим в приемной.
Магда в другое время не придала бы особого значения такой неучтивости со стороны простого солдафона, какими казались ей армейские офицеры, но теперь, когда пытаются унизить ее в присутствии любимого человека, она не могла оставаться спокойной и не вошла, а прямо ворвалась в кабинет военного коменданта.
Я попросил бы вас подождать в приемной, пока мы с господином офицером будем вести деловой разговор,– сердито пробурчал Фишер, глядя на женщину.
Простите, герр комендант, господин офицер чувствует себя плохо, и врачи посоветовали мне лично сопровождать его,– еле сдерживая волнение, сказала она.
Как хотите,– махнул рукой комендант, а потом спросил, обращаясь к Рунге: – С кем имею честь разговаривать?
Простите, герр подполковник! – приложив руку к козырьку, по–армейски извинился Рунге. – Я полагал, что вы не забыли меня, когда не раз упрашивали устроить встречу с начальником гарнизона оберфюрером Крамером, у которого я имел честь, служить адъютантом. Если забыли, то могу напомнить. – И Рунге представился, как положено по уставу:– Вот мои документы.
Фишер не предложил им присесть, но Магда без приглашения демонстративно села на стул, а Рунге спокойно продолжал стоять, следя глазами за комендантом, который наподобие малограмотных людей читал его документы, беззвучно шевеля своими толстыми губами.
Так, так,– проговорил комендант, просмотрев документы уволены со службы со снятием с воинского учета. А вы, должно быть, весьма рады этому. Что же, это понятно и без слов. Сидеть в обществе милых дам в глубоком тылу и рассказывать им о своих былых мнимых и действительных подвигах гораздо приятнее и безопаснее, чем совершать эти подвиги на фронте. К счастью, истинные патриоты поступают иначе, они даже, став инвалидами, просят оставить в армии на нестроевой службе. Надеюсь, вы тоже последуете их примеру.
Я бы рад служить, да врачи даже думать запретили о военной службе,– возразил Рунге.
А вы плюньте на врачей.
– Благодарю за добрый совет, – не без иронии поклонился Рунге. – Когда окончательно выздоровею, обязательно последую ему. А пока прошу зарегистрировать мои документы в соответствии с положением о прохождении военной службы.
Разумеется, зарегистрируем. Но сначала мне хочется задать вам несколько вопросов. Вы читали сообщения в прессе о последних минутах жизни вашего бывшего начальника?
Конечно, читал.
Они соответствуют действительности?
Да.
Допустим,– процедил сквозь зубы Фишер. – Тогда объясните мне следующее: командир дивизии, считая положение безнадежным, кончает жизнь самоубийством, а его адъютант после этого спокойно выходит из вражеского окружения и является в свой госпиталь. Как же это так?
Во–первых, бригаденфюрер Крамер застрелился не потому, что считал положение безнадежным, а по той при чине, что ничем не мог помочь своим войскам. Лучшие командиры, дорожащие офицерской честью, всегда поступали и будут поступать так. Во–вторых, я не сам ушел из вражеского окружения, а выполнил волю командира. Прежде чем застрелиться, он приказал мне с группой бойцов и командиров прорваться из окружения, чтобы спасти некоторые совершенно секретные документы, что нами и было сделано. К сожалению, в бою я был тяжело ранен в голову, и меня на руках принесли и сдали в наш госпиталь. Благодаря самоотверженному труду врачей я снова поднялся на ноги, а что касается секретных документов, то они были уничтожены во время пожара, когда мои товарищи попали под бомбежку после выхода из вражеского котла. Об этом подробно написано во многих наших газетах.
О документах, сожженных при бомбардировке вражеской авиацией, группе эсэсовцев, вырвавшихся из окруженного города, действительно упоминалось в газетных сообщениях, но Фишер забыл подробности. Теперь он решил еще раз просмотреть эти газеты и попросил дежурного принести подшивки «Фелькишер беобахтер». Рунге знал, что его имя ни разу не упоминалось, в то время как в числе погибших были указаны многие штабные офицеры, пытавшиеся вырваться, из окружения. Это могло показаться странным, и он решил прибегнуть к последнему средству, чтобы отделаться от подозрительного служаки. Надо было незаметно проглотить припасенную таблетку, быстренько симулировать вспышку гнева, демонстративно поднести ко рту вторую таблетку, предназначенную для отвода глаз, и ждать начала действия первой таблетки. Ему это удалось вполне.
И чем же вы хотите заниматься в родном городе? – спросил комендант, глядя на Альфреда.
А как вы думаете, чем мог бы я заниматься в моем положении? – вопросом на вопрос ответил Рунге.
Люди, забывшие свой долг перед нацией, в таких случаях обычно занимаются любовными похождениями. Думаю, вы тоже найдете себе применение под крылышком какой–нибудь молодой вдовушки,– нагло засмеялся комендант, подмигнув в сторону Магды.
Вы подлец! – крикнул Рунге и одной рукой замахнулся на подполковника, а другой попытался донести ко рту таблетку, но не успел сделать ни то, ни другое, а неожиданно грохнулся на пол и, заскрежетав зубами, забился в эпилептическом припадке.
Коменданту приходилось видеть многое. Побывали у него в кабинете и истерики, и эпилептики, причем как настоящие, так и симулянты. Поэтому обмануть его было не легко. Он заметил, что, перед тем как упасть на пол, Рунге поднес ко рту какую–то таблетку. Теперь он с силой вырвал из его судорожно сжатого кулака пять таблеток в стандартной упаковке, а шестую, недостающую в упаковке, Рунге сам непроизвольно вытолкнул языком изо рта вместе с окровавленной слюной. Фишер подобрал и ее, после чего что–то шепнул дежурному, поджидавшему в дверях.
Иначе отреагировала на происходящее Магда. Припадок Альфреда нагнал на нее такой, страх, что в первое время она просто онемела от ужаса, но когда увидела кровавые пузырьки, показавшиеся на его губах, она закричала не своим голосом:
Доктора! Вызовите доктора!
Не беспокойтесь, я уже вызвал! – сказал комендант, вешая телефонную трубку. – Он сейчас будет здесь и разберется, что к чему,– злорадно ухмыляясь, добавил он немного погодя.
Действительно, скоро в дверях появился старичок в белом халате и с золотым пенсне на носу. Первое, что он сделал войдя в кабинет,– это с необычным для его возраста проворством опустился на колени и обеими руками прижал голову Рунге к полу и держал ее до тех пор, пока тот не перестал колотить ею, а когда Рунге немножко успокоился, вытер его губы ватой, пощупал пульс и, приоткрыв веки больного, направил яркий свет на его глаза.
– Почему вы думали, что он симулянт? – спросил человек в белом халате у коменданта.
– Герр профессор, я отнял у него эти таблетки,– сказал Фишер, подавая ему всю упаковку.
Тот внимательно осмотрел их, прочитал латинское название на упаковке, даже понюхал, но комендант не заметил в его глазах злорадного блеска, который обычно появляется у человека, схватившего преступника за руку.
Для подозрений нет оснований. Это – успокаивающее лекарство. Очевидно, он был чем–то взволнован и хотел проглотить таблетку, но не успел. Скажите, давно это с ним? – спросил врач.
Что? – не понял Фишер.
Эпилепсия,– ответил врач.
Раньше он не болел. Очевидно, сказалось тяжелое ранение в голову. Об этом сказано в заключении экспертов, которое лежит вон на столе. Рунге показал его коменданту, а тот даже не обратил на него внимания, начал издеваться над инвалидом,– с дрожью в голосе произнесла Магда.
Врач нащупал на голове у Рунге следы ранения, встал и изрек:
– Классическая форма джексоновской эпилепсии. Человек, страдающий этим недугом, освобождается от военной службы. Он тоже освобожден решением комиссии экспертов, а комендант не хотел регистрировать его документы. Скажите, что мне делать с ним? – спросила Магда, показывая глазами на Альфреда.