Страница 44 из 106
Не верю! — закричала она. — Все это — ложь! Ложь! Ложь!..
Успокойтесь, товарищ Болеславская, — подчеркнуто официальным тоном заговорил Савандеев. — Сначала мы тоже не поверили, но только сейчас от Айгашева получили подтверждение, и сомнения наши рассеялись. Ничего не поделаешь, приходится мириться с жестокой действительностью. От имени командования и всех партизан выражаю вам искреннее соболезнование.
Ева быстро пробежала глазами приказ Айгашева.
-— Неужели вы верите этой клевете? — спросила она, сверкая глазами. — Турханов никогда бы не назначил Айгашева на должность командира отряда. Наоборот, он даже сомневался, целесообразно ли оставлять его командиром роты.
— Возможно, и так. Но гибель полковника — все-таки факт. Если бы он был жив, дал бы нам знать об этом. Так что передайте радиограмму.
Не могу.
— Почему?
— Рука не поднимается.
Савандеев сурово посмотрел на нее. Ева видела, как зажглись злые огоньки в его глазах. «Пускай, но я не могу это сделать. Я не верю, что он погиб...»
Нет, товарищ Болеславская, радиограмму все же придется вам передать, а свои личные чувства спрячьте подальше.
Если бы я и хотела, все равно не смогла бы передать: ключи к шифрам и таблицы позывных, которые меняются каждые сутки, Турханов всегда носил с собой, у меня их нет.
Значит, не передадите?
— Нет! — решительно ответила радистка. Савандеев вспыхнул, но сдержал себя.
— Советую вам подумать, — процедил он сквозь зубы и, сердито хлопнув дверью, покинул блиндаж.
До сих пор в отряде Ева чувствовала себя полноправным членом большого и дружного коллектива, так сказать, деталью сложного механизма. Все без исключения относились к ней доброжелательно. Неужели она ошибалась? Неужели желаемое принимала за действительное? Как понять поведение Савандеева? Ведь он высказался недвусмысленно...
«Должно быть, меня терпели здесь только из-за Турханова, — с горечью подумала она. — Не стало его, и всем я чужая... Работать я в таких условиях не смогу. Да и жить без него нет смысла. Но прежде чем решиться, надо узнать правду. А вдруг он жив?»
С этой мыслью она быстро переоделась в гражданское платье, взяла сумочку и вышла из блиндажа. Тут она столкнулась с Измайловым.
Здравствуй. Куда это ты спешишь?
Надо возвращаться в роту, но сначала я хотел повидаться с вами, — замялся сержант.
Вот и хорошо, что встретились. Я забыла, в какой ты роте?
В третьей.
У Айгашева? Но как ты сюда попал? — удивилась девушка.
Принес пакет от него. Там был приказ. По дороге мы прочитали его. Объявляет себя командиром отряда. Здесь решили не оглашать его приказ.
О приказе слыхала. Что он пишет там о Турханове? — спросила Ева, желая узнать, что думает Измайлов обо всем этом.
Пишет, что будто бы он перед смертью назначил его командиром отряда. Мы не верим ему. Я хотел предупредить вас...
Почему не верите?
Потому что жили они недружно. Айгашев часто при всех называл его зазнайкой, выскочкой, бессловесным рабом устава и другими оскорбительными словами... Полковник не мог назначить его своим преемником.
А о его смерти он говорит правду? -
Кто его знает! Я служу в первом взводе, и мы прошли раньше, чем немцы открыли огонь. Ребята из третьего взвода рассказывали, будто снаряд разорвался близко и он упал вместе с лошадью. Вроде бы они хотели подойти к нему, чтобы унести, но Айгашев погнал их дальше, угрожая пистолетом. Поэтому никто толком не знает, что с ним случилось.
Но, может, его не убило, а только ранило? — с надеждой спросила Ева.
Может, и так. Айгашев-то знает. Говорят, он был возле полковника некоторое время.
«Да, он, и только он, знает правду, — подумала девушка. — Конечно, он может солгать, но я увижу это по его глазам. Надо пойти к нему, расспросить подробно...»
— Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.
— Что же, пойдемте! — согласился сержант. — Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.
— Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся... Так оказалась она в расположении третьей роты.
Можно войти? — спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. — Здравия желаю, товарищ майор!
Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, — ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. «Черт побери, какая прелесть! — подумал он. — Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта — настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой».
Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.
А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?
Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.
Предположим, что так, — проговорила она. — Но вы похоронили его?
Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.
— Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.
Здесь был понтонный мост... Вот эта деревня. Называется Камень-гура.
Вы взяли хоть его вещи?
Какие вещи? — насторожился майор.
Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.
А денег у него было много?
Много. Отрядную кассу он носил с собой.
Какие деньги — советские или польские?
Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? — спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.
На лице Айгашева отразилась досада. «Дурак я, — подумал он. — Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!»
Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? — язвительно улыбнулся он.
Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.
Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его... мундира, который ты так часто расстегивала...
Ева решительно поднялась.
Извините, мне пора...
Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь... меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!
Девушка была оскорблена до глубины души, но сдержалась, более того, решила обратить все в шутку.
— Эх, товарищ Айгашев, — сказала она, — женщина, которая хоть раз видела Турханова, на другого не взглянет...
И Ева повернулась к двери. В ту же минуту Айгашев схватил ее за руку, рванул к себе и повалил на нары, зажав ей ладонью рот так, что она чуть не задохнулась.
— Не взглянет, говоришь, — зашипел он. — Посмотрим! Не брыкайся, все равно будешь моей. Да, будешь моей!
Деликатничать уже не приходилось. Изловчившись, Ева изо всех сил ударила насильника коленом в живот. Тот охнул, свалился на земляной пол, скорчился, застонал, а Ева выбежала из землянки.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Не везло в жизни Айгашеву. Сколько он терпел поражений, сколько планов и замыслов рассыпалось в прах! Пора было уже привыкнуть к неудачам, но он все еще не хотел сдаваться. Да и мог ли он допустить, что из единоборства выйдет победительницей Ева? Такая нежная и хрупкая? К его несчастью, он всегда переоценивал свои возможности, недооценивая при этом силы противника. Вот и теперь пришлось ему испить горькую чашу поражения. Он и сам не знал, сколько времени пролежал на полу. Когда боль немножко утихла, поднялся, ахая и охая, сделал несколько шагов, открыл дверь и жалобным голосом позвал ординарца. Как назло, того на месте не оказалось. Пришлось ждать почти полчаса. Наконец ординарец, просунув в дверь голову, весело спросил: