Страница 45 из 106
Вы меня звали, товарищ майор?
Звал сто раз! Где ты шатаешься, подлец? — чуть не плача, спросил командир.
Ходил во взвод Юркина. Тамошние чуваши раздобыли где-то губную гармошку и наяривают наши песни и пляски. Когда заиграли «Линка-линку», не утерпел я, тоже пустился в пляс. Вот было смеху!
Айгашев смотрел на своего ординарца, как удав смотрит на кролика, собираясь проглотить его. А тот ничего не замечал, возбужденный веселой пляской, стоял перед начальником в своей обычной неуклюжей позе, покачивая плечами, словно все еще отплясывал «Линка-линку». Это окончательно вывело майора из себя.
— Где мой пистолет? — заорал он на беднягу. Услужливый парень быстро нагнулся, подобрал с полу пистолет и протянул разгневанному начальнику.
Вот он, возьмите, — сказал он дрожащим от страха голосом.
А радистка где? — продолжал кричать Айгашев. — Я тебя спрашиваю: где эта сука?
Разве она не заходила к вам? Когда вы позвали, я ее привел к землянке.
Зайти-то зашла, да только сразу убежала. А ты знаешь, где она теперь?
Где же ей быть, как не на кухне? Каша уже готова, сидит, наверное, и уплетает за троих.
Олух царя небесного! Так она там и сидит! Сидит и ждет, когда ее арестуют!
—Зачем же ее арестовывать?
Затем, что она — враг! Понимаешь ты, глупая башка, немецкого шпиона упустили! Я ее разоблачил, хотел арестовать, а она удрала. И все из-за тебя! Вот тебе мой приказ: возьми кого-нибудь из бойцов, догони ее и приведи сюда. Если не подчинится, стреляй. Но если вернешься без нее, так и знай: завтра же прикажу повесить тебя при всем честном народе. Понял?
Понять-то понял, но где ее искать?
Говорят тебе — убежала! А дорога одна. Если поторопишься, можешь догнать. Не теряй времени.
Сергеев с детства привык безропотно выполнять требования старших. И это потому, что его били — били все, кому не лень: жестоко наказывал отец-пьяница, колотил старший брат, а когда вырос и пошел к одной вдове в примаки, немилосердно стала бить и она. Так он привык бояться всех — и своих и чужих. Эту пугливость и оценил в нем Айгашев. Страстный любитель издеваться над другими, он_ мог проделывать с этим трусливым человеком все, что угодно, не боясь его жалоб.
Как всегда, Сергеев и теперь поверил угрозой Айгашева и пулей вылетел из двери. Тут он столкнулся с Измайловым.
Куда это ты? Тебе что, скипидару под хвост налили? — схватив его за шиворот, спросил Измайлов.
Пропал я, браток! Из-за, меня немецкий шпион сбежал! Девка эта! Будь другом, помоги догнать и при вести сюда. Иначе завтра меня повесят!
Правду говоришь или болтаешь зря? — посерьезнел сержант.
Конечно, правду. Майор хотел застрелить, еле спасся. Бежим быстрей!..
Бежали они, не жалея сил. Не прошло и получаса, как впереди между деревьями замелькала фигура девушки.
— Вот она! Стой! Руки вверх! — закричал Сергеев. Девушка юркнула в кусты, и Сергеев дал длинную очередь из автомата.
Не стреляйте! — послышался голос Евы.
Постой, да это же наша радистка? — удивился Измайлов.
Была наша, а теперь стала немецкой. Выходи, кусты тебя все равно не спасут. Шпионка проклятая! — сплюнул Сергеев.
Ева вышла на дорогу. Лицо ее было бледное, на глазах сверкали слезы.
— Руки вверх! Аль не слышала? — грозно зарычал Сергеев, подражая своему начальнику. — Иди, Измайлов, отбери у нее оружие!
Сержант все еще не мог прийти в себя от изумления.
Нет у меня никакого оружия! — воскликнула Ева. — Если не верите, можете обыскать. И шпионкой я никогда не была. Оклеветал меня Айгашев. Знаете почему? — спросила она, с надеждой глядя в глаза Измайлову.
Почему?
Делать было нечего: краснея от стыда, девушка рассказала, что произошло в землянке Айгашева.
— Ах вот оно что! — только теперь сообразил Измайлов.
И ты ей веришь? — испугался Сергеев.
Конечно, верю.
Тогда почему она бежала к немцам?
Вовсе не к немцам. Я хотела пойти на могилу Турханова... возложить цветы! Отпустите меня, товарищи!— просила Ева.
Не могу! Вяжи ей руки! Майор приказал доставить ее живой или мертвой. Давай быстрее! — торопил Сергеев.
Плевал я на его приказания! Турханов и Ева сколько раз спасали нас от верной гибели, а мы, вместо благодарности, издеваемся. Ты как знаешь, а я ее отпущу, — решительно заявил Измайлов.
Хочешь, чтобы майор нас вместе на одном суку повесил?
Как бы не так, повесит... Руки у него коротки... Пойдем со мной! Завтра будем в штабе и расскажем обо всем замполиту. А вы, Ева, можете идти, куда шли.
Девушка поблагодарила Измайлова и убежала.
Ну и подвел же ты меня, Измайлов! — обиженно проговорил Сергеев. — Теперь мне одно остается: пустить себе пулю в лоб.
Не надо, пули надо беречь! Они еще пригодятся для немцев. Перестань хныкать, идем со мною в штаб. А там нас пошлют служить в другую роту.
Сергеев посмотрел вслед уходящей девушке и решил прибегнуть к хитрости.
Ну что ж... Иди тогда один. Я тут посижу немного и потопаю к своему командиру.
Нет, браток, вижу я: хочешь, чтоб я ушел, а сам опять погонишься за Евой. Ничего из этого не выйдет! Беги к своему Айгашеву, но, если повернешь обратно, так и знай: получишь верную пулю в свой медный лоб. Стрелок я неплохой, не промажу. Иди и не оглядывайся!— пригрозил Измайлов.
Привыкший всегда уступать силе, Сергеев больше не стал спорить, повернулся и затрусил, дрожа от страха. Измайлов долго следил за ним. Тот действительно ни разу не оглянулся.
«Теперь Ева спаслась, пора подумать и о себе. Айгашеву чужой жизни не жалко, возьмет и отправит за мной погоню. Пока есть время, надо уходить отсюда подальше...»
Измайлов свернул с тропинки и скрылся в лесной чаще.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ева знала, что добраться до населенного пункта под названием Камень-гура будет не легко. В лесу она заблудится, а на дорогах везде жандармские посты и военные патрули. Без пропуска комендатуры лучше и не показывайся. В другое время она ни за что не осмелилась бы на такое путешествие; но ей надо было узнать, жив или погиб Турханов, узнать во что бы то ни стало. Если погиб, она найдет его могилу, присядет на свежий холмик и выплачет свое горе...
Выйдя на шоссе, Ева прошла не больше километра. Идти дальше было опасно: казалось, все немцы, проезжающие на автомашинах, смотрели на нее с подозрением. «Дождусь какой-нибудь гражданской машины и попрошу подвезти. «Может, согласятся за небольшую плату», — решила она.
Спрятавшись в придорожных кустах, она пропустила несколько грузовиков с солдатами. На некоторое время Дорога опустела. Потом появилась встречная колонна тяжелых грузовиков, груженных скотом. Были тут свиньи, телята и коровы. Должно быть, немцы вывозили в Германию скот, отобранный у польских крестьян. Машины шли медленно, обдавая Еву тяжелым запахом навоза. Наконец вдали показался попутный автобус. Скоро девушка увидела знак красного креста и обрадовалась. «Медики, кто бы они ни были, народ гуманный, не откажутся помочь одинокому путнику», — подумала она и, выйдя на дорогу, подняла руку. Автобус завизжал, тормозя, и остановился. Ева оторопела: в кабине рядом с шофером сидел немецкий майор. Но делать было нечего: бежать поздно и опасно. Пришлось обратиться к нему.
Простите, пожалуйста! Не захватите ли меня с собой? — попросила она по-немецки.
По глазам вижу — ты полька. Зачем же говоришь на этом собачьем языке? — не то с укором, не то с угрозой спросил майор по-польски на чистейшем краковском наречии.
Ева растерялась. Она не понимала, с кем имеет дело— с переодетым поляком или же с немецким провокатором, знающим польский язык.
Извините, я думала, что вы немцы, — потупилась она.
Садитесь, — разрешил майор. Шофер, не вылезая из кабины, открыл дверцу автобуса. Ева поспешно поднялась и увидела, что на том месте, где обычно в санитарных автобусах подвешивают носилки с больным или раненым, стоит гроб, обитый золотистым плюшем с траурной каемкой по краям крышки. Пока она размышляла, что бы это могло значить, машина тронулась.