Страница 36 из 41
Но при всем при этом он не упускал случая постоять на капитанском мостике, возле штурвала и компаса, куда его допускали по личному разрешению благоволившего к нему адмирала. Он забрасывал вахтенных офицеров вопросами по судовождению и тактике морского боя. Гордые представители высшей — военно-морской — касты служивого английского дворянства сперва смотрели на него свысока и неохотно цедили сквозь зубы подчеркнуто краткие ответы. Но вскоре, убедившись, что странный капрал неплохо разбирается как в навигации, так и в парусном деле, знает и компас, и астрономию с географией, а задаваемые им вопросы неожиданно профессиональны и интересны, стали общаться с ним почти как с равным. Выражение «все мы в одной лодке» приобретает особый смысл на боевом корабле, идущем в океан. Чужих здесь нет и быть не может. Таким образом, Михась узнал (или разведал — кому как больше нравится) много нового и полезного.
Единственное, что вызвало у него недоумение, так это тактика морских сражений, о которой поведали ему офицеры. Морской бой происходил весьма незамысловато: суда выстраивались в одну линию, то бишь в кильватерную колонну, сходились на параллельных курсах, и дальше начиналась битва каждый против каждого, весьма напоминавшая рыцарский турнир. Обменявшись залпами, корабли сближались для абордажа, ходе которого и выявлялся победитель. Все маневры, предшествующие сближению кильватерных колонн, сводились лишь к одному: каждая колонна стремилась занять наветренное положение. На наивный вопрос капрала, а что делать, если численность кораблей противника больше, чем своих, он получил уверенный и твердый ответ: «Уклоняться от боя». Михась, привыкший, что на суше все решает маневр, а не численное превосходство, остался весьма разочарован ответом и решил, что, если бы у Руси был военно-морской флот и ему, Михасю, довелось бы на нем служить, он наверняка изобрел бы что-нибудь более хитроумное. Конечно, он не знал и не мог знать, что подобная незамысловатая тактика боя военных флотов останется высшей догмой для всех стран еще в течение почти двух веков, и только русский царь, Петр Алексеевич, впоследствии государь-император Петр Великий, введет маневр в действия боевых флотов. Впрочем, флотоводческие новации Петра Великого коснутся лишь галерного флота, действующего в прибрежных акваториях, а новый строй и новую тактику сражения линейных парусных кораблей, поразившую как в переносном, так и в прямом смысле всех современных ему флотоводцев, изобретет русский адмирал Ушаков.
И все же наступил и такой день, вернее, вечер, когда Михась, насытившись по самую ватерлинию как абордажными тренировками, так и учеными беседами с офицерами о румбах, курсах и галсах, позволил себе немного отдохнуть. Он просто стоял в гордом одиночестве на баке,
опершись на планширь высокого фальшборта, и первый раз за все плавание любовался открывшейся его взору величественной картиной океана. По темно-синим, почти черным невысоким волнам пробегали оранжевые отблески заката. Кругом, куда ни кинь взгляд, были только эта темно-синяя пустыня и лазоревое безоблачное небо. Корабли эскадры, следовавшие за флагманом, казались столь крохотными и утлыми на фоне безбрежной стихии, что невольно щемило сердце и захватывало дух.
Михась, казалось, целиком был поглощен созерцанием океана, но когда у него за спиной возник странный, едва слышный шорох, дружинник обернулся на этот звук с похвальной быстротой и проворством. И тут же замер, встретившись взглядом с лучистыми глазами Джоаны.
Испуганная его резким движением, девушка тихонько ойкнула и остановилась, невольно прижав руки к груди. Шорох ее платья по доскам палубы, на который и обернулся Михась, стих.
— Джоана, простите, я не хотел вас напугать, — сконфуженно произнес Михась.
Он, бегая и прыгая день-деньской по палубам, рангоуту и такелажу с саблей в руках, кинжалом в зубах и пистолью за поясом, иногда замечал краем глаза Джоану, обычно окруженную несколькими офицерами, но в то же мгновение забывал о ней. Но сейчас, встретившись с Джоаной один на один, Михась ощутил прилив странной незнакомой радости. Ему, только что любовавшемуся одной из самых захватывающих картин природы, было приятно смотреть на девушку, видеть ее белокурые, слегка рыжеватые волосы, маленькую прядь, выбившуюся из гладкой прически возле самого ушка, ее глаза, почти такие же синие, как океанские волны, тонкие изящные руки, всю ее легкую стройную фигурку, затянутую в бледно-зеленый шелк изящного платья.
Джоана улыбнулась ему доброй и светлой улыбкой:
— Нет-нет, это вы простите меня, господин гвардеец. По-видимому, я отвлекла вас от важных размышлений, нарушила ваше уединение, поэтому мне следует сейчас же уйти…
— Что вы, Джоана, мне чрезвычайно приятно видеть вас.
Михась хотел было еще добавить, что они могли бы вместе стоять здесь и наслаждаться великолепным зрелищем океана, но почему-то смешался и замолчал.
Джоана, по-видимому, почувствовав то, что он не решился произнести вслух, пришла ему на помощь. Она подошла к борту, оперлась обеими руками на планширь и застыла, устремив взор к горизонту. Михась стоял у нее за спиной, не решаясь приблизиться, встать рядом, хотя всей душой стремился оказаться сейчас возле нее, прикоснуться плечом, взять ее руку в свою.
— Скажите, Майк, — не оборачиваясь произнесла Джоана, — а ваш бескрайний лес, о котором вы рассказывали в замке сэра Эдуарда, похож на океан?
— Да, — обрадованно ответил Михась. Ему было почему-то очень приятно, что их мысли совпали. — Я и сам минуту назад думал, что если посмотреть на наш лес сверху, с горы, да еще забравшись на высокую сосну, то он похож на этот океан. Только лес зеленый. А зимой он белый от снега.
— Вы любите свой лес?
— Конечно! Каждый человек любит свою родину.
— Мне очень интересно узнать, Майк, — после длинной паузы, по-прежнему смотря на океан, медленно и как будто бы даже нерешительно произнесла Джоана, — есть ли у вас в настоящее время какая-либо мечта? Что более всего занимает душу таинственного гвардейца из свиты почти сказочного князя неведомой Гипербореи? Ответьте мне откровенно, если это, конечно, не секрет.
Михась задумался на несколько мгновений, потом честно, как и просила Джоана, ответил:
— Мне очень нужно заполучить пистоль с колесцовым замком.
Девушка вздрогнула, как от озноба, пристально посмотрела в лицо Михасю, желая понять: неужто и вправду этот загадочный русский так по-детски простодушен или же он просто издевается над ней.
Но Михась смотрел на нее открыто, и в его действительно немножко детском взгляде читалась совсем не издевка, а искренняя симпатия и даже, пожалуй, восхищение.
Джоана глубоко вздохнула и хотела было продолжить разговор, как вдруг ее окликнули, и из-за фок-мачты показался один из офицеров корабля. Михась вытянулся, отдал честь.
— Леди Джоана, вот вы где! А мы вас всюду ищем! — обратился офицер к девушке, затем небрежно кивнул Михасю: — Капрал, вольно!
Джоана украдкой бросила на Михася виноватый взгляд, затем не без раздражения повернулась к офицеру:
— Пользуясь хорошей погодой, я решила прогуляться по палубе, сэр!
— Дорогая леди, мне поручено сообщить вам, что лейтенант Ричард Сэдли уже настроил лютню, и мы в кают-компании мечтаем как можно скорее вновь услышать ваш прекрасный дуэт! Окажите мне честь, позвольте проводить вас в кают-компанию!
— Благодарю вас за приглашение, сэр! Готова следовать за вами! — церемонно поклонилась Джоана и, обращаясь к Михасю, уже другим, более дружеским и теплым тоном произнесла: — Спасибо за беседу, гвардеец! Надеюсь, у нас еще будет возможность ее продолжить.
— Интересный малый этот капрал, — привычно высокомерным тоном произнес офицер, взяв леди Джоану под руку и уводя ее на корму, где располагалась кают-компания. — Представляете, он, оказывается, читает книги и даже умеет пользоваться компасом!
— Не может быть! Вы меня разыгрываете! — с деланым изумлением ответила ему Джоана и, обернувшись, ласково посмотрела на Михася.