Розы в декабре

с беспокойством искали их глаза — ее и Джеймса.

— Сильно поранены? — спросил он низким, требовательным голосом.

— Не очень. — Ей даже удалось ободряюще улыбнуться. — Хотя, надо сказать, очень

неудобно. Я боюсь, как бы вся эта гора снова не двинулась вниз. Из-за этого

девочки не стали вытаскивать Джеймса.

По губам Эдварда пробежало подобие улыбки.

— Не так плохо для девочек. Лошадиное чутье. — Он встал, осмотрел все вокруг: вырванное с корнем дерево, свалившиеся сверху валуны, рухнувший кусок скалы, оползень. И вдруг Фиона поняла, что сейчас он высвободит их без всякого для них

риска, что он их спасет. Ведь он инженер-строитель. Он знает, как задержать

обвал, как отвести оползень в сторону. Он знает.

Появились наконец Тамати и Уильям. В руках у них были лопаты. Нельзя терять ни

минуты, У Тамати была еще большая деревянная кувалда и топор. Эдвард отдал

распоряжения. Он решил вбить колья в нескольких футах над ними и к кольям, как

к опорам, навалить бревна, чтобы сделать что-то вроде баррикады на случай

повторного обвала. Эдвард не хотел рисковать. Он только молился, чтобы не

возобновились толчки. Стволов вокруг было множество — остатки огромного пожара, истребившего массив камедного леса.

На вершине холма вдруг возникла Труди с носилками, аптечкой первой помощи и

одеялом. Эдвард, вбивавший колья рассчитанными движениями, в которых не было ни

малейшего намека на панику, бросил девочкам: — Идите возьмите аптечку.

Труди опустилась на колени подле них, мгновенно оценив ситуацию и ободряюще

заговорив с Джеймсом. Эдвард забил последний кол поперек сухого русла, осторожно приблизился к ним, внимательно следя за каждым шагом, чтобы не

сдвинулся ни один камень. Фиона, из последних сил сопротивляясь приступам боли, судороге в боку, понимала, что с Эдвардом Кэмпбеллом, дорожным строителем, такое случалось. Что ему приходилось спасать людей в подобных ситуациях.

Эдвард опустился на колени около Фионы и посмотрел ей прямо в глаза: — Мы сейчас вытащим Джеймса, дорогая. Только сначала нам нужно сделать опору

для тебя. Девочки, все, что можно из одежды… Уильям, Тамати, Труди, давайте.

На землю полетели рубашки, блузки, юбка Труди. К счастью, принесенное Труди

одеяло оказалось достаточно толстым. Они завернули в него всю одежду, завязали

шпагатом, который нашелся в кармане Тамати, сделали из него крепкий толстый

жгут. Эдвард, голый по пояс, лег рядом с Фионой, попытавшись насколько возможно

подлезть под нее, чтоб взять часть тяжести, когда они извлекут Джеймса, на

себя. Она чувствовала его железные мышцы, биение его сердца. Свободной рукой

она обхватила его.

— Теперь так, — распорядился Эдвард, — когда я скажу “Давай!”, Фиона

приподнимается насколько может. Вы его тащите. Останавливайтесь, как только он

закричит, что больно.

Фиона напряглась всем телом, почувствовала, как напряглось тело Эдварда, разделяя с ней непомерную тяжесть завала. Джеймс оказался на воле и заплакал.

Эдвард осторожно повернулся, улыбнулся ей, его губы почти касались ее губ.

— Сейчас все кончится, милая. Мы приподнимем валун, что на тебе, на фут или два

и он скатится вниз по склону. Понятно, радость моя? Сможешь держаться?

Она кивнула и улыбнулась в ответ:

— Да, Эдвард, я знаю, что ты меня спасешь. Я не боюсь.

Он поднял руку, смахнул крупные капли пота со лба. Она видела, как такие же

крупные капли пота выступили на лбу Тамати. Труди отерла Фионе лицо, дала ей

глоток лимонада. Мужчины закончили все приготовления; Тамати прошел к

противоположному концу дренажной трубы, лег, как велел ему Эдвард, и уперся

обеими руками в край трубы, который лежал на руке Фионы.

— Когда я начну тянуть ее, Том, приподнимай край насколько можешь. Понятно?

Давай!

В следующий миг Эдвард рванул ее из-под завала и, крепко обхватив, вместе с ней

скатился по склону. Внизу он быстро сел и на мгновение прижал ее к себе. На

дальнем краю осыпи скала, валуны и осколки камней начали медленно двигаться, но

не в их сторону. Фиона задрожала в его объятиях. Потом тоже села, невольно

подняв правую руку. Глаза у Эдварда расширились, когда он увидел кровь.

— И давно идет кровь?

— Все время. Осколок поранил руку. Ничего страшного.

Эдвард сжал губы и потянулся за аптечкой. Труди умело наложила повязку; пальцы

ее ловко двигались, уже не скованные артритом.

— Не будем рисковать, — сказал Эдвард. — Надо проверить, нет ли перелома, но

лучше наложить жгут.

Они подняли ее, уложили на носилки и накрыли одеялом. И вдруг, несмотря на

кровоточащую рану и ноющую боль в спине, Фионе захотелось рассмеяться при виде

Труди, без всякого смущения надевающей юбку на глазах у двоих мужчин. Эдвард, держащий носилки спереди, увидел, как дрогнули ее губы, и улыбнулся в ответ, и

было в этой улыбке что-то такое, чего Фиона не видела раньше. Улыбка была

только для нее.

— Храбрая девочка, — прошептал он и коснулся пальцами ее щеки.

Фиона повернула голову, прижавшись на миг к грубой ладони, и закусила губы, чтоб не дать воли слезам. Начиналась послешоковая реакция.

В доме Эмери уже приготовила горячие напитки и грелки. Джеймс отделался

царапинами и легким испугом, но на Фионе не было живого места. Она с

благодарностью выпила чай прямо из заботливых рук Эдварда, и это было так

естественно.

— А теперь, Труди и Эмери, — сказал он, — надо раздеть Фиону и переодеть в

пижаму. Лучше всего без рукавов. Тогда я займусь ее рукой. Сейчас свяжусь с

доктором по передатчику и попрошу приехать. День сегодня спокойный, за пару

часов доберутся.

Переодевание стало сущим адом, каждая клеточка вопила от боли, но с грехом

пополам ее удалось облачить в пижаму из мягкой индийской ткани в блекло-

голубую полосочку. Они обмыли рану, Эдвард сделал ей антистолбнячный укол.

Труди зачем-то вышла.

— К счастью, артерия не повреждена, — сообщил Эдвард. — Я больше всего этого

боялся. По части накладывания жгутов я собаку съел.

Фиона внезапно почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она смотрела

затуманенным взором на умелые руки Эдварда и вспоминала, как приехала сюда

впервые, еще не оправившись от предательства Иана и Матти. Когда она поняла, что любит Эдварда, это наложило жгут на одну рану, но… открыло другую. Ах, если бы она впервые встретилась с Эдвардом как со своим работодателем, когда

сошла с маленького самолета в Квинстоне. Тогда, быть может, дружба могла

перерасти в нечто большее. Но тогда не было бы этой бури эмоций оттого лишь, что он называет ее милой. А слышать это было сладостно.

Эдвард попросил ее повернуться, чтобы осмотреть. Он задрал у нее на спине

пижаму.

— Я должен все подробно изложить врачу. — Он говорил это подчеркнуто деловым

тоном.

От этого Фиона не чувствовала смущения. Пальцы у него были очень чуткие и

осторожные, и все равно она невольно вскрикивала от боли.

— Я понимаю, что все болит, но главное — ребра, кажется, целые. У тебя живого

места нет, сплошная ссадина, местами содрана кожа, так что придется тебе, малышка, спать сегодня на животике, но в общем ты отделалась легче, чем я

ожидал. Хотя врачу лучше знать.

В дверь постучали, вошел Тамати. Эдвард надевал куртку. У Тамати был

встревоженный вид.

— Несчастный случай на электростанции. Пять человек ранены. Врач приехать не

сможет, во всяком случае, в ближайшее время. Гас может приехать завтра и

отвезти Фиону на осмотр. Вы будете говорить с ними?

Эдвард покачал головой:

— Нет, держи с ними связь. — Он помрачнел. — Значит, Фиона, придется тебе

терпеть, пока я наложу швы, иначе эта рана на руке долго не заживет. Я, конечно, не Бог весть какой врач, но у меня есть подкожное впрыскивание и