Славянские древности

Однако здесь следует учесть еще одно обстоятельство. Если удастся доказать славянское происхождение полей погребений, относящихся целиком к первому тысячелетию до н. э., то надо будет предположить, что славяне, проникнув за Эльбу, были вытеснены во второй половине этого тысячелетия отчасти кельтами, двигавшимися с запада, а затем германцами с севера, так что Висла опять стала их западной границей и оставалась ею вплоть до начала великого славянского переселения. Все древние авторы сходятся во мнении, что Висла является границей Германии и Сарматии[36], и нет никаких причин предполагать, что это их мнение не имеет реального основания.

В равной степени не ясна и восточная граница. Известно, что Поволжье было некогда областью распространения угро-финских народов и что их земли когда-то простирались на запад, включая полностью районы Угры, Оки, а возможно, и Дона. Лишь область Днепра относилась к славянской прародине. Название этой реки, безусловно, неславянского происхождения[37], древнее название Борисфен можно лишь с трудом вывести из древнеславянского «берстъ», русского «берест»[38]. Однако имеются иные доказательства, побуждающие нас включить средний Днепр в число славянских рек. Принимая во внимание то, что в VI веке н. э. территория севернее Азовского моря, или точнее Подонье, была уже истинным средоточием славян (Прокопий, IV, 4, говорит о «бесчисленных племенах антов»: ἔθνη ἄμετρα τῶν Ἀντῶν), мы, несомненно, имеем право присоединить начиная с нашей эры к первоначальным землям славян среднее течение Днепра, а одновременно и его притоки Березину и Десну[39], названия которых, бесспорно, славянские.

Полагаю далее, что будинов Геродота (Βουδῖνοι, IV, 21, 102, 108), вероятно, можно считать славянами. Места их жительства были где-то на Десне и в близлежащих к ней районах Подонья[40]. Скифы-земледельцы, живущие между Бугом и Днепром (Herodot, IV, 17, 18, 53, 54) над порогами и ведущие совершенно иной образ жизни по сравнению с подлинными скифами-кочевниками, не могли быть никем иным, кроме как предками восточных славян. В то время к Черному морю славяне проникали лишь как торговцы. Этим и объясняется древнеславянское слово «корабль», взятое из греческого καράβιον, — слово, которое славяне заимствовали еще до нашей эры.

На севере долины Немана и Двины были сначала литовскими; полоса бесчисленных озер и болот, тянувшаяся между Пруссией и Мазовией и дальше между притоками Нарева и Припяти, представляла естественную границу, которую позднее славяне лишь частично перешли[41]. Литовская территория простиралась ранее даже на северо-восток, к верхнему течению Днепра, где и отделяла славян от западных и восточных финнов.

В какую же эпоху славяне проникли вплоть до Немана и верхнего Днепра? Известно, что в IX веке н. э. славяне прочно заселяли берега озера Ильмень и даже берега Невы и Ладожского озера; но это было в эпоху, очень отдаленную от времени существования их общей прародины и славянского единства. А. Соболевский, выдающийся русский филолог, предполагает, что сюда славяне проникли уже довольно рано, до распада языкового единства, и основывается при этом на древнеславянских формах названий Немънъ, лит. Nemunas и Seregěrъ, или Seližarъ (Селигер — название озера около Осташкова); однако его выводы вызвали возражения[42]. Вопрос остается открытым, я же сам скорее склонился бы к отрицательному решению. По моему мнению, едва ли возможно искать северную границу славян за городом Смоленском.

Из всего сказанного вытекает, что территория, населенная славянами до их расселения, простиралась между Эльбой и средним Поднепровьем (с Десной, Припятью и Березиной), однако в эту территорию не следует включать западную часть, расположенную между Эльбой и Вислой, пока не будет доказана славянская принадлежность полей погребений в этой области, если она вообще будет когда-либо доказана. Итак, славяне во время своего этнического и языкового единства жили на территории современной восточной Польши, южной части Белоруссии (в районе среднего течения Березины, а также по течению Сожа и Ипути), в северной части Украины, Подолии, Волыни и Киевщины с Десной[43]. Подобное размещение общеславянских мест поселения наилучшим образом согласуется с данными древних источников (Равеннского и Баварского анонимов), а также со сведениями, относящимися к I–IV векам н. э., о большом народе венедов. Равным образом доказывает нам это и изучение взаимосвязи между древнеславянским, древнеиранским, литовским и западно-финским языками. Здесь мы также встречаем природу, флора и фауна которой соответствуют тому, что нам сохранил древнеславянский словарный фонд о фауне и флоре славянской прародины. В этом отношении моя точка зрения полностью совпадает с точкой зрения Ростафинского, однако я не согласен с Пейскером, который проводит границу прародины славян только по Припятьским болотам[44].

Еще один вопрос представляет определенную трудность — вопрос о названиях водных путей. Естественно было бы ожидать, что эти названия в областях, долгое время заселенных славянами, будут исключительно славянскими. Однако наиболее выдающиеся филологи постоянно подкрепляют все новыми доказательствами утверждения, что названия водных путей в древней Польше большей частью неславянского происхождения, например Висла, Виар, Нида, Раба, Рона, Сан, Мень, Мрога, Брда, Одра, Особлога, Лабунька, Вда, Сола, Орава, Морава, Видава и т. д. Два славянских исследователя, Ян Розвадовский (Краков) и Александр Шахматов (Петроград), в особенности защищали эту точку зрения; они рассматривали большую часть этих названий как галльские. На этом основании они относили прародину славян за область нижнего Немана, в район Двины и на берега озера Ильмень; однако и здесь, к сожалению, не были обнаружены названия древнеславянского происхождения. Шахматов считал, что на Припяти и Двине жили финны, а в восточной части Повисленья — галло-венеды[45], славяне же якобы поселились здесь лишь в III веке н. э.

Так как все эти различные точки зрения представлены филологами в равной мере известными, то решить проблему очень трудно. Тем не менее решение должно быть найдено. В одинаковой мере нельзя допустить как кельтскую, так и финскую принадлежность вышеназванных областей, как это утверждает Шахматов, так же как нельзя полностью исключить наличие там славян. Такой путь мог бы привести к абсурдному выводу, что в Европе вообще не существует области, которую можно было бы считать славянской прародиной[46], так как нет области, где бы географическая терминология была чисто славянской. Пришлось бы исключить славян из числа обитателей древней Европы, предположив, что они появились здесь лишь несколькими столетиями позднее, уже в нашей эре, что, однако, невозможно с исторической точки зрения. Если бы был доказан кельтский характер висленской терминологии — напоминаю, что выводы Шахматова встретили резкий отпор со стороны некоторых выдающихся славянских филологов[47], — то и тогда следовало бы принять во внимание древнее заселение этих земель протокельтами или другими индоевропейцами в течение первого периода их развития до поселения там праславян. Однако это не исключало бы того, что славяне заняли эту территорию после распада индоевропейского единства и поселились здесь в течение второго и первого тысячелетий до н. э. Мы ищем территорию славян именно в период распада индоевропейского единства, а не ту область древней индоевропейской территории, где славянство зарождалось. Теория Шахматова, если бы она была обоснована, доказывала бы лишь то, что в определенную эпоху эта территория была заселена также кельтами, а отнюдь не то, что мы должны отказаться от поисков славянской прародины в этой области, когда есть причины, побуждающие нас к этому. Стоит лишь вспомнить о том, что, например, для славянизации терминологии восточной Германии оказалось достаточно лишь нескольких столетий.

36

Прежде всего М. Vips. Agrippa (Plin., IV, 81, 97, Dimens. prov., 19); затем Pomp. Mela, III, 1, 82; III. 3, 25; Ptolem., II, 11, 1, 4, 8, 10, III, 1, 8; Marc., II. 31, 36–38. Название Вислы считалось либо славянского происхождения (Добровский, Крек, Гануш, Кавчинский, А. Погодин), либо славяно-германского (Фирлингер, Шрадер), либо германского (Ферстеман, Будилович), либо, наконец, галльского. Последнюю точку зрения разделяли выдающиеся современные филологи (Розвадовский, Шахматов, Фасмер, Буга, Бремер). Однако мы не можем не обратить внимание на то, что подобные или очень близкие названия широко распространены в славянской топонимике. Тут мы встречаем не только Вислоку, Вислок (приток Вислы) в Галиции, но и Вислицу, Вислоч, Вислувку в Польше, Свислочь в Белоруссии и Виславу (Wiszló) в Венгрии. Прибавлю, что русский филолог А. Соболевский относит даже связи славян с саксами к эпохе славянского единства.

37

Предполагается, что оно скифо-сарматского происхождения (oset. dan — „вода“), (См. Л. Нидерле. Starověké zprávy o zemích východní Evropy, Praha, 1899, стр. 58 и А. Соболевский. Archiv für slavische Philologie, 1905, стр. 240.)

38

Слав. берстъ, „jilm“ (L. Niderle, Starověké zprávy, стр. 70, 84); см. похожее название Днепровского притока Березины, образование от береза („břiza“).

39

См. Vasmer. Rocznik slawistyczny, IV, стр. 164; V, стр. 138: VI, стр. 177.

40

См. дальше, стр. 36.

41

А. А. Кочубинский. Территория доисторической Литвы, ЖМНП, 1897, I, стр. 60.

42

А. Соболевский. Лингвистические и археологические наблюдения, Варшава, 1910; см. также возражения ему А. Погодина, „Изв. отд. русск. яз. и слов.“, 1905, X, 3, стр. 11.

43

Самого культурного единства никогда не существовало. Население Повисленья было всегда под влиянием иных культур, чем население Поднепровья, а культура западных славян была всегда отлична от культуры славян восточных.

44

Впрочем, этот исследователь сам допускает распространение славян уже в доисторическую эпоху и вне Припятьской области.

45

А. Шахматов. Изв. отд. русск. яз. и слов, 1911, стр. 707; „Archiv für slavische Philologie“, 1911, стр. 51; J. Rozwadowski. Spravozdania Krakovské akademie, 1901, XI, 1906, III; Almae matri Jagiellonicae, Львов, 1900, стр. 107. Однако в самой последней своей статье Розвадовский высказывается довольно осторожно и отказывается от теории кельтской принадлежности венедов („Rocznik slawistyczny“, VI, стр. 39, 269), но поддерживает ту точку зрения, что до нашей эры славяне жили не между Вислой и Днепром, а севернее Немана.

46

См. мою статью „Nové theorie о pravlastí slovanské“ в „Чешском историческом журнале“ („Český časopis historicky“, XXI, 1915, I–II).

47

См. критику К. Буги и М. Фасмера („Rocznic slawistyczny“, VI, стр. 1–28, 179). Эти авторы совсем отвергали галльский характер приведенных названий (кроме названия Вислы) и обозначали их как индоевропейские. Наконец, А. Шахматов сам признал незадолго до смерти „слабость и неудовлетворительность“ своих несчастных кельтских теорий (A. Meillet, Revue des Études slaves, I, 1921, стр. 190, прим. 1).