Бахтияра

- Что ж, я готов вам сообщить то, что вы желаете услышать. Вы хоть завтра можете стать донором для подходящего реципиента. К моему удивлению, каких-либо отклонений в размерах камер, их конфигурации, толщине стенки и ее движении, направлении кровотока, движении клапанов – не выявлено. Проведенные исследования показали, что коронарные артерии проходимы и имеют гладкие контуры. Зондирование сердца позволило измерить давление в камерах сердца и сосудах, которое у вас тоже в норме. Поздравляю, вашему сердцу могут позавидовать многие из нынешней чахлой, испорченной и дефективной молодежи. Вы донор, о котором многим приходится лишь мечтать.

Все, сказанное холодно и безразлично, зажгло огромный огонь в пока еще Ивановом сердце. Доктор сам того не подозревая попал в самое «яблочко» с нуждающейся в чужих сердцах чахлой молодежью, тем более что одной из представителей этой самой «молодежи», как бы ни было грустно, являлась его Бахтияра. Только для нее одной предназначалось то, о чем другие могли лишь мечтать. На лице далеко не юного мужчины появилась искренняя и неподдельная улыбка, такая, на которую были способны лишь непорочные и не познавшие жизненной жестокости юнцы. Слова Валентина Дмитриевича, были самым прекрасным из всего, что Ивану доводилось слышать за последние два года. Гордость за самого себя распирала мужчину изнутри. Ивану было чем гордиться. Он был горд от того, что не сорвался и не стал злоупотреблять алкоголем, не вернулся к вредной привычке обжигать легкие никотином, хотя иногда так хотелось. Он был просто счастлив от того, что не угробил такой жизненно важный, как оказалось не только для него, орган. Слова молодого врача лишний раз убедили его в том, что к болезни собственной дочери он не имеет никакого отношения. Физические нагрузки, в которых его часто упрекала София, да и он сам, были совершенно ни при чем. За все 42 года жизнь достаточно его потрепала, но его сердце было практически идеальным. Соответственно не нагрузки на хрупкий детский организм стали причиной их семейной драмы. Так, наверное, должно было быть.

- Спасибо вам, Валентин Дмитриевич. И, если позволите, последний вопрос?

Доктор без энтузиазма оторвал глаза от письменного стола:

- Слушаю.

- Отец может стать донором для собственного ребенка?

Через секунду врач снова опустил глаза, после чего последовал очередной лаконичный ответ:

- Да. У нас это называется – сингенная трансплантация. А сейчас, если у вас закончились вопросы, я не стану возражать против вашего отсутствия в моем кабинете.

- Да. Конечно. Еще раз, спасибо.

Покидая кабинет Валентина Дмитриевича Ивану, как назло, захотелось закурить – « И все-таки дедушка был в чем-то прав. Курение хоть и приносит вред, но ведь и удовольствие тоже». Парадокс, но радуясь тому, что собственное здоровье в его годы очень даже ничего, ему моментально захотелось его немного поубавить. Ооо, как бы сладко он сейчас втянул в себя вредный дым! Его легкие медленно наполнились бы никотином, а по всему тело прокатилась едва заметная дрожь от наслаждения. С непривычки немножко закружилось бы в голове… Выдохнув одну порцию, он обязательно втянул бы в себя следующую, а потом еще и еще, и всякий раз испытывал бы неимоверный кайф! Но это все было «если бы». Как бы ему ни хотелось навредить собственному здоровью, теперь он не имел на это права. Его здоровье уже не принадлежит только ему. Занимаясь всеми прописанными процедурами, Иван вот уже два дня не навещал свою Бахтияру. Всей своей душой, он был рядом с дочуркой, но его тело в это время подвергалось необходимым процедурам, о которых он намеревался сообщить Софие. Он не шел, он летел на крыльях надежды на светлое будущее свой Бахтияры. Приближаясь к до боли знакомой палате, мужчина все же притормозил. Ивану просто необходимо было собраться с мыслями и сформулировать ту речь, которую должна услышать София. Это будет нелегко, но он должен был это сделать. Практически на пороге Бахтияриной палаты, Иван попятился назад. Собраться с мыслями он решил в фойе неподалеку, боясь, что у палаты София внезапно может его обнаружить, когда он еще не будет готов. Взгляд Ивана устремился в окно, за которым уже несколько дней подряд радовало своим теплом осеннее солнышко. Он пытался насладиться этими лучами и впитать всю прелесть этой прекрасной поры, пусть даже сквозь больничные окна, так как знал, это его последняя осень. Он больше никогда не сможет прогуляться по осеннему парку. Никогда не сможет угостить прыгающих с ветки на ветку белок припрятанным в карманах лакомством. Никогда больше не увидит, как оголяются до последнего листочка деревья. Странно, но раньше ему не доводилось так пристально обращать внимание на подобные прелести, и только сейчас, когда подходит момент прощания со всем этим, он все вокруг воспринимает и видит в другом свете. Но большая странность была в том, что он абсолютно ни о чем не жалел. Он легко простится с жизнью; со всеми не прожитыми закатами и рассветами; с осенним листопадом и зимним снегопадом; с весенней капелью и летним звездопадом. Он готов отказаться от всего, только бы его малышка смогла еще долгие годы наслаждаться всем тем, что так нравилось ему. В их семье была одна маленькая, но милая традиция – осенью, в момент когда все вокруг пестрило разнообразнейшими красками, Иван вывозил семью в лес или парк, и все они приступали к поискам элементов для будущих коллекций. Каждый из них делал это втайне друг от друга. Как бы ни сторонились они один одного в этом процессе, у него с Софией часто многие растения были идентичными. Зато их Бахтияра всегда собирала самые эксклюзивные букеты. Ивана всегда удивляла и умиляла способность дочки отыскать самые прекрасные краски для своего гербария. Она занималась поисками своих шедевров на том же периметре что и он, но лишь пару раз в их букетах случилось встретиться листьям с одного и того же дерева. Иван даже подшучивал, говоря что из нее выйдет не плохой опер. Бахтияра всегда любила осень, а Иван любил все времена года, только бы рядом была его малышка. Окунувшись в теплые воспоминания Иван словно улетел за грань и только импульс посланный мозгу глазами смог вернуть его в реальность. Совершенно случайно его взгляд замер на прекрасной картинке, о чем незамедлительно сообщил куда нужно. Карапуз непонятной половой принадлежности в ярко оранжевом комбинезоне удерживаемый сильной мужской рукой за капюшон, старательно собирал лежавшие на земле листочки. Шаги ребенка были неуклюжими, но он целенаправленно продолжал заниматься своим делом, изо всех сил стараясь не упасть под тяжестью собственной попы. Малыш, казалось, тщательно отбирает экземпляры в собственный осенний букет, места в котором не было никаким листочками, кроме ярко желтых и почти красных. Сердце Ивана защемило. Вмиг пришло четкое осознание того, что с ним этого больше никогда не произойдет. Он больше никогда не сможет так же беззаботно радоваться листопаду, шагая, рука об руку, с собственным ребенком. Ноющая боль где-то под ребрами продлилась не долго. Чувство сожаления быстро сменилось чувством радости. Да, он не сможет больше прогуливаться по осеннему парку, по зимнему лесу и весеннему лугу, но ведь его дочь сможет собрать еще не один гербарий, слепить не одну снеговую бабу, и поймать не одну бабочку, а это того стоит. У его Бахтияры впереди не одна прекрасная осень, а на свой последний гербарий для нее, у него еще есть время собрать несколько десятков золотых листьев.

- Сонь, – спустя какое-то время, собравшись с мыслями, Иван уверенно перешагнул порог палаты, – давай выйдем.

- Папа, папочка! – тут-же послышалось с больничной койки.

Иван полагал, что Бахтияра, как часто случалось в последние дни, скорее всего спит, и никак не рассчитывал на беседу с ней. Он так сильно любил своего ангела, что просто на просто боялся этой, пусть даже последней встречи глаза в глаза. Он боялся взболтнуть лишнее. Или выдать свои истинные переживания и эмоции совершенно не нужными сейчас слезами, которые точно не были бы скупыми мужскими. Он обожал то чудо, которое сотворил, и ему абсолютно не хотелось расстраивать ее или же показывать свою слабость. Иван знал, Бахтияра во всем старается быть похожей на него, а поэтому сейчас он должен выглядеть более сильным, чем когда-либо. Дочь должна запомнить его именно таким, чтобы на протяжении всей своей долгой и счастливой жизни наследовать его силу. Чтобы перед самыми неожиданными поворотами в своей судьбе, она с гордо поднятой головой находила силы шагать дальше. Так, как это делал ее отец.