Бен Гурион

Решающий день наступает 1 марта 1957 года. Незадолго до выступления Голды Меир Бен-Гурион, все еще прикованный к постели, приглашает к себе нескольких генералов. Старик чувствует моральную обязанность объясниться с этими людьми, которые для него являются победителями в Синайской кампании и конечно же переживают, что оказались лишены плодов своей победы. Не пытаясь приукрасить ситуацию, он описывает им всю степень риска, на который идет Израиль, соглашаясь вывести войска:

«Я сказал [кабинету], что это пари, но мы идем на рассчитанный риск; может быть, нам снова придется воевать, и если придется, то ООН нас не поддержит. Но у нас будет достаточная поддержка государств, которая позволит нам сделать все что нужно с полным спокойствием духа».

Он подчеркивает, что был готов выступить против санкций, но если бы Израиль отклонил предложение Пино, то возник бы риск прекращения поступлений французского оружия, а в этом случае ни одна страна в мире не согласилась бы продавать ему вооружение.

«Завтра, — говорит он, — плясок на улицах не будет. Даже в армию придет уныние. Но я уверен, что через полгода военные корабли и танкеры пристанут к берегу… Начнутся работы по строительству железной дороги, придут корабли из Америки, Франции, Англии, Италии и Эфиопии, и тогда наступит ликование».

Вероятно, он хочет таким образом доказать себе, что это единственный путь убедить стоящих перед ним офицеров. Описывая политические маневры, которые вот-вот развернутся в Генеральной Ассамблее, он перечисляет неудачи, ожидающие врагов Израиля и, в частности, Насера:

«Насер не переживет того, что через час произойдет в ООН. Сегодняшний день станет поворотным в его судьбе. Он не падет сегодня в 11 часов вечера, так быстро дела не делаются, но я думаю, что его участь решится сегодня. То, что сейчас произойдет, означает устранение Насера, но сделать это за час нельзя».

Он глубоко ошибается. Никто не собирается свергать Насера. Напротив, он в курсе готовящегося «заговора». Ни Хаммаршельд, ни Даллес никогда не собирались публично заявлять о согласии с израильским «постулатом». Все обещания, которые Даллес давал Израилю, были всего лишь дымовой завесой, но израильтяне узнают об этом слишком поздно и самым неожиданным и мучительным образом…

В назначенный час Голда Меир поднимается на трибуну, сообщает о выводе войск из сектора Газа и территорий, прилегающих к Тиранскому проливу, что полностью соответствует решению Генеральной Ассамблеи о развертывании сил ООН, затем садится на свое место. Генри Кэбот Лодж, постоянный представитель США в ООН, согласно разработанному сценарию заявляет, что США согласны с израильским «постулатом». Однако его слова не соответствуют тексту роли.

«К своему большому удивлению, — напишет Голда Меир, — я услышала, как он уверяет ООН, что […] будущее сектора Газа следует рассматривать в рамках мирных соглашений. Может быть, никто в ООН не понял того, что говорил Кэбот Лодж, но МЫ, мы поняли это очень хорошо. Госдепартамент выиграл битву с нами, и египетское военное правительство вместе со своим гарнизоном должно было вернуться в Газу. Я сидела, кусая губы, и не могла смотреть на элегантного Кэбота Лоджа, который успокаивал всех, кто так боялся, что мы безоговорочно согласимся уйти».

После американского полномочного представителя делегаты многих стран, в соответствии с начальным сценарием, заявляют о своем согласии с израильским «постулатом» о свободе судоходства в Тиранском проливе; но во всем, что касается сектора Газа, Израиль одурачили.

Узнав о том, что произошло, Бен-Гурион взрывается гневом и собирается приостановить вывод израильских войск. Он немедленно созывает экстренное заседание Совета министров. Никогда с момента создания Израильского государства Совет не проводил заседаний в субботу, в день священного отдыха — Шаббат. Он просит Эбана немедленно получить от Даллеса четко сформулированное заявление, подтверждающее, что египтяне не вернутся в Газу. Но все его усилия напрасны, и Бен-Гуриону приходится удовольствоваться письмом Эйзенхауэра, отправленным в тот же вечер: «Я считаю… что Израиль не пожалеет о принятии мер, которые отвечают желаниям и чувствам всего международного сообщества». Затем, ссылаясь на «надежду и ожидание», которые выразили министр иностранных дел Израиля и «многие другие», он продолжает: «Такую надежду и такое ожидание… я считаю вполне разумными, и хочу, чтобы вы знали, что США… постараются сделать так, чтобы эта надежда не была напрасной».

Бен-Гурион цепляется за эту смутную надежду и требует в ответ, чтобы египтяне не возвращались в Газу. Но уже поздно. В соответствии с принятыми обязательствами Израиль освобождает зону пролива и сектор Газа. Через несколько дней в Газе устанавливается египетское военное правление. Бен-Гурион мечет громы и молнии, но вынужден смириться перед свершившимся фактом: «У меня не лежит душа начинать военные действия против Газы», — говорит он начальнику штаба. Делать нечего, и правительству, армии и народу Израиля остается только пережевывать собственные обиды.

На первый взгляд кажется, что премьер-министр проиграл дипломатическую войну и блестящая военная победа превратилась в политическое поражение. Израиль не добился желаемых изменений территориальных границ, Насер свергнут не был, еврейское государство проявило себя как империалистическая держава, его связи с США пережили серьезный кризис, а отношения с ООН и его Генеральным Секретарем стали явно натянутыми и взаимно неприязненными; египетская армия вернулась в Газу, и положение расположенных на юге киббуцев стало столь же опасным, как и ранее.

Однако как ни парадоксально, но Синайская кампания и дипломатическое поражение принесут Израилю значительные преимущества, а именно десять лет без войны. Отряды смертников «fedayin» в секторе Газа не появляются, да и на других границах фактически спокойно. Государству ничто не угрожает, и его граждане могут жить, не боясь угрозы тотального уничтожения. Наконец, в значительной мере осуществляется мечта Бен-Гуриона о будущем Эйлата: этот порт открывает Израилю широкий выход к югу; в Тиранском проливе обеспечена свободная навигация, вскоре нефтепровод свяжет Красное и Средиземное моря; начинает стремительно развиваться Негев.

Синайская кампания вызовет беспрецедентное развитие связей Израиля с заграницей. Все политические эксперты предсказывали ему полную дипломатическую изоляцию и даже бойкот со стороны африканских и азиатских стран, но вышло наоборот. Для молодых государств, не входящих в состав ООН, и для стран, готовящихся провозгласить независимость, Израиль стал символом и образцом для подражания. Со всех уголков мира — из Азии, Африки и Латинской Америки — приезжают делегации с просьбой оказать техническую, сельскохозяйственную или военную помощь. Никогда еще связи Израиля со странами третьего мира не были столь тесными, как в период 1957–1967 годов.

Крепнут связи с западными державами. Благодаря Синайской кампании американские руководители осознали угрозу проникновения СССР на Средний Восток. За последующие годы Египет, Сирия и Ирак окончательно примкнут к советскому лагерю, тогда как Израиль с его стабильным демократическим режимом западного типа будет рассматриваться Соединенными Штатами как серьезное препятствие на пути развития влияния Москвы, что значительно упрочит американо-израильские связи. Что касается альянса между Израилем и Францией, заключенного накануне Синайской кампании, то он становится крепче и набирает силу. В течение последующих десяти лет Израиль не будет испытывать никаких трудностей с оснащением армии французским вооружением. Долгие годы Франция честно и преданно будет поддерживать еврейское государство и окажет помощь в строительстве большого атомного реактора в Димоне.

Синайская кампания положила начало золотому веку в исторической летописи израильского государства, который станет золотым веком политического деятеля по имени Бен-Гурион.