Страница 17 из 103
Убедив коллег перенести штаб-квартиру «Гистадрут» из Тель-Авива в Иерусалим «по национальным причинам», он вместе с одним сотрудником секретариата снимает комнату в одном из самых бедных кварталов города. В комнате только одна кровать, и они по очереди спят на полу. Денег катастрофически не хватает. «Гистадрут» выплачивает ему мизерное жалование, большую часть которого он отсылает Пауле (она с детьми все еще в Плоньске) и отцу. Все свои расходы он скрупулезно записывает, но нередко вынужден брать деньги в долг для преодоления вечных финансовых проблем, возникающих в конце каждого месяца. Иногда у него нет средств на текущие расходы — на еду, керосин, сигареты и газеты, но на книги он находит деньги всегда. Снедаемый демоном чтения, он покупает по нескольку книг в неделю и записывает их названия в свой дневник. В январе 1922 года он читает все об иудаизме, просит друга достать для него «Историю искусства» Шпрингера, в Иерусалимской библиотеке заказывает литературу по географии Палестины, о жизни Христа, учебники латинской и армянской грамматики; он берет книги о христианстве, об археологических исследованиях в Палестине, по истории и географии Среднего Востока. Вскоре к ним добавятся работы по истории Среднего Востока и арабских народов, об истоках сионизма, труды основоположников социализма и учебники по политологии. 20 марта, проглядывая свою библиотеку, он с гордостью внесет в записную книжку: «В числе моих книг: на немецком — 219, на английском — 340, на арабском — 13, на французском — 29, на иврите — 140, на латыни — 7, на греческом — 2, на русском — 7, на тюркском — 2; различных словарей — 15. Итого: 775 томов». Десятками и сотнями книги скапливаются в маленькой комнатке и он буквально проглатывает их. Он не интересуется общественной жизнью; у него есть двое-трое друзей; вечера и большую часть ночей он проводит за редактированием газетных статей, чтением или учебой. Он начнет учить древнегреческий, прочтет в оригинале Платона и Сервантеса (чтобы лучше знать испанский).
Коллеги молодого секретаря «Гистадрут» не сразу замечают происшедшие в нем глубокие перемены. Они не видят, что за профессиональным профсоюзным и политическим деятелем возникает другой человек — с неутолимой жаждой знаний, открывающий все новые и новые горизонты, — настоящий лидер, гигантскими шагами обгоняющий своих товарищей. Сперва они подшучивают над ним, но вскоре начинают искренне восхищаться его силой духа и стремлением к самообразованию.
Весной 1922 года Бен-Гурион решает наконец забрать из Плоньска жену и детей. И хотя он никогда не говорил и не писал ей об этом, совершенно очевидно, что он хочет избежать ежедневных проблем, вызванных семейной жизнью. Романтизм и страстность, пронизывавшие его письма к Пауле, давно забыты. Кроме того, что сутки напролет он занят делами «Гистадрут» и решением собственных проблем, ему приходится часто выезжать за границу для участия в различных конгрессах и конференциях. «Мы росли, как при безотцовщине», — скажет Жеула, вспоминая детство. Даже будучи вместе с семьей, он не находит времени для детей. Жена, лишенная развлечений, приятно разнообразивших ее жизнь в Америке, погрязла в домашних хлопотах. Бен-Гуриону не до отдыха: в его записных книжках за 1922–1923 годы есть только одна запись о прогулке с Паулой.
Как и его товарищи по партии, он живет в изматывающем ритме. Надо создать все из ничего: структуры «Гистадрут», профсоюзы, промышленные и сельскохозяйственные кооперативы. Мотаясь по стране из города в город, из деревни в деревню, выступая перед трудящимися, он защищает не только интересы поселенцев, работающих в сельском хозяйстве, но и поденных рабочих, нанятых администрацией для ремонта дорог, осушения болот и рытья каналов. Он ведет переговоры с молодыми чиновниками полномочного правительства, бегает с собрания на собрание, старается урегулировать возникающие конфликты и забастовки. Почти всюду люди живут в ужасных условиях. В некоторых деревнях трудящиеся получают нищенскую заработную плату, строительные рабочие одеты в лохмотья и рваные башмаки, а те, кто сумел заполучить место для сна на прогнившем полу, а не на земле, считаются счастливчиками. Профсоюзные лидеры в отчаянии от сознания того, что им некуда обратиться за помощью.
Одно время Бен-Гурион надеется получить финансовую поддержку от еврейских рабочих в США и даже отсылает им подробный отчет о деятельности и задачах «Гистадрут». «Я полагаю, что участие американского рабочего движения в деятельности нашей партии является более важным актом, нежели дипломатическая победа декларации Бальфура», — пишет он. Однако основные его усилия и надежды сконцентрированы на другом. Это создание для палестинских евреев общества новой формации.
Социализм в тогдашнем понимании Бен-Гуриона идентичен советскому коммунизму. В какой-то мере он «большевик», но его большевизм не был безусловным. Для него дело сионизма намного важнее коммунистических идеалов, и всякий раз он без колебаний делает свой выбор. Он потрясен тоталитарностью советского режима и тем диктатом, который Москва пытается навязать мировому рабочему движению.
1919–1923 годы в жизни Бен-Гуриона можно с уверенностью назвать «красным периодом». После бунтов 1921 года он намеревается реорганизовать свою политическую партию «Единство труда» в дисциплинированную организацию с представительствами по всей стране, способную подмять «Гистадрут». Однако после того как этот план был категорически отвергнут Центральным комитетом партии, Бен-Гурион, глубоко разочарованный, отказывается от работы в Исполнительном комитете.
К сожалению, постигшее его разочарование было далеко не последним. Из-за своего неудержимого характера и свойственного ему экстремизма он часто оказывается в меньшинстве. Во время многочисленных дискуссий большого идеологического и политического значения он оказывается слева от большинства, являя собой непримиримую оппозицию Каценельсону, Бен-Цви и другим. Примерно в то же время он выдвигает новое революционное предложение: преобразовать «Гистадрут» в большую рабочую корпорацию, «коммуну, уравнивающую всех трудящихся Палестины, с военной дисциплиной, которая возьмет под контроль все фермы и городские кооперативы, примет на себя обеспечение всего сообщества трудящихся, а также руководство и исполнение всех общественных работ по строительству и ремонту зданий и дорог в стране».
Обвиненный в «догматизме» и «большевистских тенденциях», он отзывает свое предложение, но не отчаивается и выдвигает новое, в котором уже нет провокационных концепций «военной дисциплины», но руководство «Гистадрут» отклоняет и его. Смирившись, Бен-Гурион предлагает третий, более скромный, с осторожными формулировками проект создания некой юридической структуры под названием «Корпорация трудящихся», в состав которой автоматически входят все члены «Гистадрут» и которой будет поручено управление всеми финансовыми и кооперативными предприятиями с целью «направить деятельность на нужды всех трудящихся». Это совершенно новое и в корне иное предложение не содержит «большевистских элементов» (уравниловка, военная дисциплина, централизованный контроль партийных руководителей), вызывавших возмущение товарищей по партии. На этот раз победа остается за ним: воодушевленная его планом «Гистадрут» создала «Геврат овдим» («Корпорацию трудящихся»), открытую и прагматичную организацию, существующую и сегодня, которая по праву гордится тем, что выполнила со дня своего основания.
Эти метаморфозы еще раз подчеркивают то огромное влияние, которое оказали на Бен-Гуриона идеи Октябрьской революции. Его заигрывание с большевизмом и Советами должно было закончиться в 1920 году.
Но, по иронии судьбы, после путешествия по Советской России, а именно по возвращении в конце лета 1923 года из Москвы, где он представлял палестинских трудящихся на международной сельскохозяйственной выставке, пыл его заметно охладевает. Противоречивые чувства, которые он испытывал в течение всех трех месяцев пребывания в России, нашли свое отражение в письмах и дневниковых записях. Не оставшись равнодушным к царящим повсюду в стране голоду и нищете, он ищет ответы на самый главный для него вопрос: может ли Советский Союз помочь в разрешении проблем, которые стоят перед сионизмом в Палестине. Успех, которым пользуется на выставке павильон палестинских евреев, вдохновляет его на разработку грандиозных планов укрепления связей с родиной Великой пролетарской революции. Более того, он рассматривает вопрос об открытии в Москве филиала Банка трудящихся, принадлежащего «Гистадрут». Зная об отрицательном отношении Советов к сионизму, он по-прежнему убежден в возможности создания режима, основанного на еврейском национализме; признавая наличие в России скрытого антисемитизма, он искренне верит, что коммунистический режим является наилучшим гарантом безопасности евреев. По пути из Москвы в Палестину он записывает в дневник самые сокровенные мысли: