Око Владыки

— Действительно, ты говорил: «Только тот, кто знает цель, найдет свой путь». Но я помню и другое изречение, которому ты меня учил.

— Подскажи мне. Может быть, мы говорим о разных вещах?

Кийт вслушался в тишину, наполняющую внутренние своды огромного дупла, и признался:

— Ты говорил: «Твои мысли — это твоя судьба. Твои мысли — это твой путь».

— Действительно, это было так, — согласился священник. — И все-таки ты уходишь от ответа!

— Значит, если я выбрал путь бродяги, — такие мысли жили во мне в те годы, когда я убежал от тебя! Достопочтенный наставник, как же я могу сейчас открыть тебе свое сознание, если сам не знаю, стыдиться мне этого, или гордиться?

— Ты должен сам решить, — глухо ответил священник.

— Я не могу сейчас снять защиту, — откровенно признался Кийт. — Я попробую рассказать все словами. Убежать из аббатства я решил уже давно, но решающим моментом стала древняя карта…

— Карта?

— Да, изготовленная еще во времена-до-Смерти карта, которую я нашел в нашей библиотеке…

…Свернутый в рулон плотный лист в жестком футляре, должно быть, несколько десятков столетий хранился на одной из верхних, самых пыльных полок библиотеки аббатства. Тонкий темно-зеленый цилиндр, неприметно зажатый между двумя толстенными пыльными томами в кожаных переплетах, завалился в глубину и был незаметен для любого взора.

Столетиями наставники и ученики скользили по этой полке взглядом и не замечали ничего необычного. Но Кийт, повинуясь безотчетному чувству, вытянул странный предмет на свет.

Квадратный плотный лист был изготовлен не из обычной бумаги, а из какого-то древнего особого сверхпрочного тонкого сплава. Сначала Кийт подумал, что этот материал просто заменял обыкновенную бумагу во времена, предшествующие ядерной катастрофе.

Но вскоре неожиданно оказалось, что там скрывается удивительная тайна.

Палец Кийта совершенно случайно прикоснулся к небольшому прямоугольнику, темнеющему в левом нижнем углу листа. Он просто легко провел, мазнул подушечкой пальца по матовой поверхности, и внезапно произошла невероятная метаморфоза, о которой никто не догадывался на протяжении многих столетий.

Лист не только плавно распрямился в руках Кийта, превратившись в твердую плоскую прямоугольную панель. Ученик аббатства непроизвольно сдул густой слой пыли, и произошло чудо, — таинственный лист ожил с тихим мелодичным звоном, засверкав огоньками и засветившись изнутри ровным матовым сиянием.

Ошарашенный Кийт зажмурился и встряхнул головой, точно пытаясь прогнать неожиданное наваждение. Но все происходило наяву.

Он осторожно осмотрелся и, убедившись в том, что в библиотеке по-прежнему пустынно, снова устремил горящий взор на находку, зажатую в руках.

Словно капли жидкого серебра быстро заструились сверху вниз, открывая ровную мерцающую плоскость электронного «листа». Через мгновение на прямоугольнике уже ясно было различимо изображение.

Метсианскому парню, рожденному через несколько тысяч лет после Смерти, невозможно было сразу догадаться, что ему в руки попала географическая карта, являвшаяся, по сути, монитором портативного компьютера.

В голову Кийта даже не приходило, что его пальцы сжимали тонкий, наподобие листа обыкновенной бумаги, плазменный экран, изготовленный в третьем тысячелетии.

Это стало решающим моментом его жизни. На мерцающей карте изображался североамериканский континент, причем он изображался таким, каким был именно несколько тысяч лет назад, во времена-до-Смерти.

Взгляд Кийта приковали вспыхивающие пестрыми огоньками кружки разных размеров, изображавшие многочисленные американские и канадские города.

Его взгляд жадно скользил по извилистым линиям, очерчивающим границы американских штатов и канадских провинций, и юноша внезапно со сверхъестественной остротой предчувствия понял, что участь его навсегда предрешена.

Он понял, что не сможет больше жить, как прежде.

Священник выслушал его рассказ и тяжело вздохнул:

— Карта! Древняя карта… Как я не догадался!

Он подумал несколько секунд и добавил:

— Только дело не в карте! Ты все равно убежал бы…

Неожиданно Кийт подумал, что ему трудно говорить со своим наставником. В полумраке почти не было видно его лица. Кийт всегда привык смотреть учителю в глаза, а сейчас аббат уклонялся от прямой встречи взглядами.

Он почтительно попросил:

— Теперь ты расскажи мне, наставник, как прошла твоя жизнь? Я никогда не осмелюсь проникнуть в свои воспоминания, чтобы узнать все. Поэтому поведай мне, как ты оказался здесь, на вершине этой секвойи.

Даже в полумраке было видно, как аббат степенно, медленно кивнул головой и ответил:

— Все оказалось очень просто. Когда ты убежал из школы аббатства, я отправился тебя искать. Я хотел найти своего любимого ученика, но вместо этого во всех отделах Кандианской Универсальной Церкви прозвучали заупокойные службы в мою память… Я хотел вернуть тебя обратно и не вернулся сам.

Священник помолчал немного и горько вздохнул:

— Все посчитали, что я погиб!

— Но почему же ты никогда не сообщал в аббатство, что остался в живых? Ты мог открыть канал телепатической связи и успокоить друзей?

В ответ старец только отрицательно покачал головой.

— Почему ты не стал это делать? Неужели слишком далеко?

Как человек, владевший искусством мысленной связи, Кийт знал, что существовал объективный предел для ментального общения.

Для него не было секретом, что даже самые выдающиеся люди могли обмениваться мысленными сообщениями, находясь друг от друга лишь на расстоянии в несколько десятков километров. Если же дистанция увеличивалась, телепатические импульсы не находили цели и затухали.

— Хотя расстояние до аббатства велико, я нашел бы способ, как сообщить им о себе. Нет, дело не в этом…

Он немного помолчал, уставившись в полумрак, и признался:

— Люди-птицы нашли меня, когда я находился уже в одном шаге от смерти. Говорят, что я валялся у огромного дерева в нескольких десятках километров отсюда. Я был без сознания и на грани истощения. Люди-птицы сжалились надо мной и захватили с собой. Там были одни только девушки. Сестры тащили меня на руках и подняли сюда, наверх, хотя могли бы этого и не делать. Я был почти мертв.

— Что же с тобой случилось?

— Я хотел догнать тебя. Мне казалось, что я мысленно совершенно четко видел твой маршрут. В первый раз ты шел из Республики Метс к Внутреннему морю?

— Да, ты прав! Достопочтенный наставник, но как ты узнал? — спросил заинтригованный Кийт.

— Тогда я знал почти все о тебе, — грустно вздохнул наставник. — Почти все… Поэтому решил настичь и вернуть обратно. В тот раз ты огибал Пайлуд стороной? Ты не приближался к болоту?

— Нет, тут ты ошибаешься. Я прошел там, но только через северо-западный угол. Однако не напоминай мне об этой черной мерзости. До сих пор мне видятся кошмары, и тошнит каждый раз, когда я вспоминаю о чудовищном смраде, который царил там.

— Тебе повезло. Лишь краем ты зацепил эти гнусные топи. Ты счастливчик, и поэтому остался цел. Тысячи людей сгинули бесследно в Пайлуде, и никто не знает, где именно они встретили свою смерть. Я считал себя сильным, очень сильным, и пошел напрямик.

— Неужели ты пошел с севера на юг? — изумился Кийт. — Это самый страшный маршрут!

— Да, я решил срезать путь… Ты слышал что-нибудь о «дьявольских губах».

— Нет, никогда, — признался Кийт.

Он знал так много, что никогда не стыдился пробелов в своих познаниях.

— Я тоже не раньше слышал, — вздохнул священник. — К сожалению, ничего не знал об этом, когда мы шли через топи втроем.

— Кто же был вместе с тобой? Неужели кто-то из нашего аббатства?

— Нет, на границе Южной Канды я встретил двух попутчиков, своих старых знакомых. Они были метсами-миссионерами и шли к племенам белых дикарей, чтобы принести в их темные души Свет Распятого Спасителя. Втроем мы не боялись ничего и отправились в путь. Обидно! Мы избежали встреч с болотными чудовищами, не попали в бочажины, прошли через все ловушки, и недалеко от границы с Тайгом нам на пути встретились «дьявольские губы»…