Страница 16 из 19
— Так значит, чай из «Отравы», — говорю я. Это все объясняет. «Отравленный гуляш» как раз за углом. — А лодка?
— Ну... — Мик наливает чай мою чашку. Слава богам, от него все еще исходит пар. — Скажем так, нам лучше держать ее привязанной на месте.
Мой первый глоток чая, словно подарок небес, а тепло от чашки — благословение моим окоченевшим рукам.
— Понятно. Значит, у нас нет разрешения здесь находиться.
— Не совсем. У меня всего двадцать минут. Я вроде как отстоял их. Тортика?
Тортик. Смена темы. Он выбрал правильную. Я колеблюсь в течение самого крошечного мгновения, хотя бы потому, что мой мозг вертится, как хомячок в колесе, беспокоясь о вероятности скоропоцелуя. Есть или не есть, вот в чем вопрос: иль благородства в животе достанет, чтоб вынести пращу, а то стрелы удар от голода, что так жесток (чтоб сохранить в невинности уста для поцелуя) или же взять мне ложку и вонзить ее в десерт, и...
— Да, пожалуйста, — затрубил в фанфары мой желудок. И Мик открыл коробку с выпечкой, чтобы явить миру маленький тортик Захер*. Его шоколад такой темный, что он кажется почти черным. Шоколад. Слава Богу. Если бы он принес не шоколадный торт, то мне пришлось бы ему сделать строгий выговор. У нас нет ни вилок, ни тарелок, только чайные ложечки, так что мы едим ими. Я первая порчу гладкость поверхности торта — сказочное лакомство, совсем не то, что мои, которые я беру обычно — и черт подери, каким же насыщенным и чистым был его вкус, его стоило бы назвать новым химическим элементом и внести в периодическую таблицу Менделеева. И назывался бы он Ch**.
Лодка мягко покачивалась, и мои ноги замерзали, но чай согревал изнутри, а каждый взгляд Мика, брошенный в мою сторону, инициировал вспышку румянца у меня на щеках, так что я была в порядке (еще как в порядке), даже несмотря на то, что в Праге царил февраль, и только отмороженные на всю голову могли сидеть в лодке под снегопадом, поедая тортик.
Потому что: ох, снегопад теперь усилился. И на нас и вокруг нас лежали снежные шапки. Когда снег попадает на воду, он тает, словно сахар в кофе. Наверное, это был бы очень сладкий кофе, потому что сахара ох как много. На крышах и пирсе (и даже на тортике) — кругом снег.
Мик принимает решение не обращать на это внимания.
— Значит, ты из Праги? — спрашивает он, глядя на меня, решительно не замечая метели. Он съедает еще кусочек тортика.
Я тоже съедаю еще кусочек. И делаю еще один глоток чая.
— Чески-Крумлов. А ты?
— Отсюда. Винограды***. Моя семья все еще живет там, но я сейчас обитаю в Нове-Место.
Мы оба ведем себя по возможности нормально, будто сидим в кафе за столиком.
— Я живу в Градчанах****, — говорю я ему, — с вампировой двоюродной теткой.
И с этого момента разговор перетекает в абсолютно нормальное русло, охватывая такие насущные темы, как семья, родственники, школа, любимые композиторы, любимые фильмы, любимые породы деревьев (для создания марионеток), предыстория появления бутерброда, и засасывало ли у древних римлян тоги между спицами их колесниц.
Итак, вечер начинает приобретать нормальность, и все идет своим чередом. Кстати, по поводу ледяного шара.
Ах, да, ледяной шар.
Видите ли, пока я не обращала на него внимания (Почему? Ну, здрасьте, я была полностью поглощена красивым мальчиком, который сыграл для меня серенаду и принес мне тортик), предположу, что он подкатился ко все еще горячему чайнику и растаял, и... явил свету содержащееся в нем сообщение.
Готов или нет.
Прим. переводчика: «Замхер» — шоколадный торт, изобретение австрийского кондитера Франца Захера. Торт является типичным десертом венской кухни и вместе с тем, одним из самых популярных тортов в мире.
**Ch - от английского слова chocolate - шоколад.
***Винограды (чеш. Vinohrady) — район Праги (с 1922), находящийся к востоку от Нового города.
Под названием Виноградные горы с 1788 года (по другой версии — от начала самоуправления в 1849 году) являлся самостоятельным муниципалитетом, в 1867 году переименованным в Королевские Винограды. До 1875 года включал в себя территорию Жижкова. В 1879 году Королевские Винограды получили статус города. В 1922 году был присоединен к так называемой Большой Праге. До 1949 года был самостоятельной единицей Прага-XII, а позже был разделен между двумя, а впоследствии между пятью городскими районами, причем западная часть Виноград стала центром нового района Прага 2. С 1960 года район называется просто Винограды.
****Градчаны (чеш. Hradиany, нем. Hradschin) — один из четырех исторических районов Праги, сохранявших до 1784 г. право на самоуправление.
Старая императорская резиденция Пражский град и примыкающий к нему крепостной город Градчаны расположены на просторном скалистом холме левого берега реки Влтавы. Название района произошло от слова «hrad», что на чешском языке означает «замок, крепость, укрепленное поселение».
Он
Глава 11
Ухватиться За Нечто
Итак, я сильно замерз. Чай слегка помогает, но глупо здесь оставаться. В какой-то момент, это глупо, в хорошем смысле, превратится в глупо, в котором мы-будем-найденными-на-следующее-утро-замерзшими-до-посинения-с-застывшими-улыбками-на-лицах. Чай может быть нашими песочными часами. Когда мы сбежим отсюда или окоченеем, что бы ни произошло раньше, он будет нашим отсчетом времени. Но на данный момент, чай все еще горячий, и пока это глупость в хорошем смысле. Так будет звучать наша история.
Этим вечером мы наконец-то встретились.
А ведь до сих пор, это была, в самом деле, очень хорошая история. Я гадаю, как же она будет развиваться дальше. Как подойдет к концу. Я имею в виду этот вечер, а не саму историю. Я знаю, как бы мне хотелось, чтобы закончился этот вечер. Так. У меня, вообще-то, есть два варианта, но моя лучшая половина сконцентрировала все мое мужское существо только на одном. Моя лучшая половина надеется проводить Сусанну в конце вечера до дома и поцеловать ее у дверей, пожелав спокойной ночи.
Мне очень хотелось протянуть руку и прикоснуться к ее лицу.
Черт. Глядя на то, как она дрожит, мне хочется обнять ее и завернуть с головы до пят в свое пальто. Мне хочется согреть свое лицо возле ее шеи, и согревать ее паром своего дыхания как зеркало, и написать свое имя на ней кончиками пальцев. Мне хочется согреть свои руки. Я думаю о ее коже, похороненной под пальто и слоями одежды, что она, словно сердцевина леденца. Кое-что о зимних слоях одежды: они требуют воображать спрятанные под ними силуэт. Хотя здесь требуется не все мое воображение. Я видел Сусанну и с меньшим количеством слоев, в театре, но мне известно только, как она одевается зимой: свитера, шарфы, джинсы, ботинки. Никакой возможности взглянуть на лодыжки или ключицы — чудеса девичьей геометрии. Это очень по-викториански, но в моем глубоком бездевушье зимы, скорее всего, даже мелькнувшая на секунду лодыжка вызовет во мне живой интерес.
Говоря абстрактно, гуляя по городу с записками и картой Сусанны в своем кармане и ее марионетками подмышкой, было легко и просто не быть таким парнем. Во всем этом было нечто столь невинное, похожее на сказку. Но когда сидишь вот так перед ней, глядя на ее прекрасное лицо, будто получаешь некие... сигналы. Если эта ночь сказка, тогда, может, это и есть долго и счастливо, ну, вернее, по крайней мере, его начало? И кстати, о долго и счастливо... У тех принцесс и сыновей лесорубов тоже были тела под одеждой. Ну, я к тому, что на самом деле означает долго и счастливо.
(Не могу же только один я так думать.)
И не то чтобы я никогда себе не представлял этого «долго и счастливо» вместе с Сусанной. Я же парень. Но даже до этого вечера в ней было нечто такое, что заставило мое воображение перейти на более высокий уровень — Уровень моей девушки, похожий на монтаж в кино: держание за руки, приготовление ужинов и чтение книг в парке.