Страница 27 из 420
– Купец Гвидо – не только богат, но благороден и жалостлив, – Ичибей покивал. – Так ты, говоришь, что хорошо его знал?
– О, очень хорошо! От него я и услыхал о твоей дочери. Гвидо очень ее хвалил, и вообще отзывался восторженно. Все вздыхал – мне бы такую жену! Не пожалел бы и перейти и мусульманскую веру…
– Ну, с верой ты загнул! – предупредил Владос. – В это наш скряга ни за что не поверит, даже и толмачить не буду.
– Как знаешь… – Лешка собрался с мыслями и продолжил, старательно подавляя усмешку, – вот уж никогда не думал, что так будет горазд врать! А что делать – на кону стояла свобода и жизнь.
– Впрямь ли Гвидо Сильвестри так богат, как про него рассказывают?
Уж Ичибею ли не знать про богатства старика‑итальянца? Хитер, ох, хитер старый скряга!
– Да уж не беден. Шесть кораблей у него, яхта, не хуже, чем у Абрамовича, три новых «мерина» в гараже…
– Ичибей, как и я, не знает, кто такой Абрамович, – скосил глаза грек. – Не буду про это. А вот про меринов скажу… только не три, а тридцать три! И не только мерины, но и волы, и быки, и прекрасные ИНОХОДЦЫ!
– И вот у такого богача, как Гвидо, совсем нет родственников, которым бы он мог передать свою фирму…
Последние слова ушлый Владос перевел, как «завещать все свое богатство».
– …а ведь он уже далеко не молод.
– Вах! – Ичибей всплеснул руками. – Ты что‑то говорил про мою дочь?
– Да, теперь о дочери, – важно кивнул Алексей. – Хочу тебе сразу сказать, что между нами ничего такого не было… Не было, не было, клянусь честью! А что соседи насплетничали, ну, тут уж я ни при чем, – юноша развел руками. – Впрочем, это очень даже неплохо для нашего плана. Итак, твоя дочь Гюльнуз и я… в общем, в глазах соседей нас связывают какие‑то там отношения. Типа любит она меня прям до безумия! Готова отдаться хоть сейчас… Э, Владос, этого не переводи! Короче, фишка вот в чем: соседи ведь скоро узнают, что у тебя был побег… узнают, узнают, не кривься, кто‑нибудь да протреплется, хоть тот же красавчик Алныз.
Все, как по команде, повернув головы, посмотрели на Алныза, и тот побледнел:
– А я чего? Я ничего. Я вообще никогда ни о чем не болтаю.
– Слушай дальше, уважаемый Ичибей. Итак, соседи про побег пронюхают, тут уж не скроешь, узнают, и кто бежал… Дальше рассказывать? Ну, не тупи! Что непонятного? Если бежал я – как все почему‑то считают, любовник твоей дочери – то почему бы и ей не сбежать вместе со мной… Вполне правдоподобно получится. Потерявшая голову от любви дочка сбежала с невольником. Безутешный отец рвет волосы на жо… на бороде. Все в лучших традициях российских сериалов! А на самом деле, твоя доченька, само собой, в окружении верных людей, плывет себе на каком‑нибудь паруснике в Кафу, навстречу с любимым олигархом.
Ичибей покривился:
– Чушь какая!
– А по‑моему – классный план! Кстати, у Гюльнуз имеется соперница… одна блондинка из подтанцовки… Глупая, но хваткая. Уж та ни за что не отдаст миллионера, только вот, как назло – я ей так нравился, спать не могла!
– Перетолмачу, что ты ее жених?
– Давай! Короче, я – жених, Владос – друг жениха – без нас двоих эта история хорошо не закончится! В общем, Ичибей, придется тебе нас отпустить, да еще и денег дать на дорогу. Ну а Гюльнуз отправляй в Кафу, да как можно быстрее!
– Ну, ты и жук, Алексий! – восхищенно присвистнул грек. – Вот уж не думал.
– Да, мы, трактористы, такие!
Ичибей Калы задумчиво посмотрел на двух аферистов и хлопнул в ладоши.
– Будете при мне, – жестко произнес он. – До самой Кафы. До тех пор, пока все не сладится. Ну, а задумаете бежать… Кожу с живых сдеру, ясно!
Да уж, неясного мало, все очень конкретно. Владос грустно покачал головой:
– Похоже, влипли мы с тобой, друже! Как та обезьяна в слоновий помет.
– Ничего, – весело подмигнул ему Лешка. – Главное, сейчас сошло. Дорога до Кафы, я так понимаю, не близкая?
– Но и не дальняя.
– Ничего! Еще посмотрим, кто во что влип!
Большая, пропахшая рыбой фелюка, принадлежавшая старому приятелю Ичибея Калы греку Никандру, неспешно разрезала носом пенные волны моря. Жгло палубу сиявшее в вышине солнце, свежий ветер наполнял паруса, над единственной мачтой судна, крича, кружили белые чайки. По левому борту фелюки лениво двигался скалистый берег, с правой же стороны открывалась безбрежная морская синь. Хитрый Ичибей, оценив Лешкин план вполне положительно, тем не менее вовсе не горел желанием отпускать беглецов – свою свободу те еще должны были заработать, устроив обещанную свадьбу. А уж потом…
Свесившись через борт, Лешка, нарушая все морские традиции, плюнул в воду:
– Сваты, блин, недорезанные! Вот уж кем никогда еще не был! Слышь, Владос! Даже свидетелем на свадьбе – и то не был, а тут сразу сватом!
– Кто ж тебя гнал?
Оба беглеца сидели рядом, на всякий случай привязанные к борту фелюки прочной пеньковой веревкой. Позади ворочал большим кормовым веслом кормщик, изредка пробегали матросы, а у самой мачты были раскинуты два небольших шатра – один для Гюльнуз, другой для ее папаши.
Вообще, Гюльнуз и не скрывала радости. Так же радовался и Алныз, и даже вечно угрюмый здоровяк Кызгырлы – последний был приставлен к девушке на правах «верного человека», чем очень гордился.
Что же касается хозяйского мальчика для любви Алныза – то тот, похоже, вышел из доверия, и лишь вмешательство Гюльнуз спасло его от наказания.
– Они меня вынудили, – улучив момент, поспешил оправдаться Алныз. – Проверили мешок, увидали лепешки, мясо… Били… Ну, я и рассказал все… Но я не желал вам зла! Клянусь!
– А, ну тебя, – лениво отмахнулся Владос, а Лешка даже подмигнул парню, в конце концов тот когда‑то проявил к нему участие, там, в яме. И, наверное, не его вина, что…
– Город, по левому борту город! – вдруг встрепенулся Лешка. – Кафа!
– Нет, это еще не Кафа, успокойся, – грек покачал головой. – Кафа будет позже. Это Солдайя, Сурож.
– Сурож? – пялясь на каменную крепость, задумчиво повторил юноша. – Так вот он какой, Сурож.
Город напоминал стайку маленьких белых домиков, спускающихся с гор к морю. Зубчатые стены, грозные башни, уютная гавань с торчащими мачтами кораблей и рыбачьих лодок, кое‑где – явные следы недавних разрушений и пожарищ. И море. И горы, и золотые полоски песчаных пляжей.
– Так, говоришь, скоро приедем? – Лешка обернулся к приятелю. – Пора что‑нибудь думать.
– Давно пора, – усмехнулся тот. – Вообще, зря мы прогнали Алныза, он бы мог кое‑что прояснить.
– А я его и не прогонял, – вполне справедливо заметил Лешка. – Это все ты. Давай, зови теперь… Поболтаем.
Как правильно рассудили приятели, Алнызу, по идее, должно было быть хорошо известно о том, что знает его хозяин о синьоре Гвидо Сильвестри, почтеннейшем негоцианте из Кафы. Никаких подробных сведений, как тут же выяснилось, у Ичибея, по сути, не было – что касалось лишь личной жизни купца, а не его прибылей, уж о них‑то скряга был осведомлен досконально. Насчет же всего прочего знал лишь одно: синьор Сильвестри бездетный вдовец, не имеющий ни близких, ни дальних родственников, проживает в собственном богатом доме, в окружении преданных слуг. О Гюльнуз знает… Но вот женится на ней… нет, здесь еще, пожалуй, все было писано вилами по воде.
– Так надобно ускорить процесс! – тут же высказался Лешка. – Невеста не против, как говорится, осталось уговорить жениха.
– А вот это, пожалуй, будет трудновато, – Владос вздохнул. – Видишь ли, синьор Сильвестри всегда отличался большой подозрительностью.
– Надо что‑то делать с Ичибеем, – оглянувшись по сторонам, заметил Лешка. – Одних он нас в город не выпустит, да и вообще…
– …скорее всего, пришибет где‑нибудь, после того, как…
– Да… Не сам, так его люди. Тот же Кызгырлы.
– Значит, думать надо.
– Конечно – думать.
Через некоторое время за скалистым мысом показалась лазурная, изогнутая пологой подковой бухта, вокруг которой расположились каменные дома, стены и грозные башни. Тут и там виднелись шпили католических храмов, в бухте было полно кораблей, а над широким заливом повисло голубое, с палеными оттенками небо. Кафа!