Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 420



Сильный я и ловкий…

Ура!

Зацепившись за корень, Лешка кубарем покатился вниз, едва не сбив с ног идущего впереди приятеля. Пронесся, как сорвавшийся с крыши снег, как лавина, как летящий под откос поезд.

Йэх! – как говаривал бригадир Михалыч.

Странно, что не убился – задержали колючие заросли. Исцарапался, правда, весь, так лучше исцарапанным, чем мертвым.

– Эй, Алексий! Али‑и‑и! – закричал Владос. Лешка, охая, выбрался из кустов:

– Здесь я. Здесь.

Грек подбежал ближе, обнял за плечи:

– Слава Господу, жив!

– Жив! – улыбался Лешка. – Куда я денусь? Я ведь не из робких!

Владос хохотнул:

– Да я уж вижу! Лихо ты прокатился! Словно ветряная мельница.

И снова громыхнул гром. И рванул ветер. И тугие струи дождя окончательно погрузили все вокруг в темную беспросветную мглу.

– Еще чуть‑чуть, – прямо в ухо прокричал Владос. – Там, внизу, есть пещера.

– Что?

– Пещера?

– Почему вчера?

– Да не вчера – пе‑ще‑ра! Идем!

Грек потянул приятеля за руку. Спуск стал заметно положе, а затем тропинка и вообще юркнула под кроны деревьев.

– Сюда, – остановившись у плоского камня, Владос махнул рукой.

Интересно, как он здесь разбирался, в этой мгле? Грек кивнул вперед:

– Вон, там – пещера.

Хоть убейте, но Лешка не видел в указанной стороне ничего похожего на пещеру. Там и скал‑то вроде бы не было – одни кусты да деревья.

– Идем, идем! – подбадривал Владос. Господи, опять колючки! Ну, хорошо – не ущелья. Следом за греком юноша юркнул в кусты, снова царапая лицо и руки. Колючки кончились, пошел самшит, ивы…

– Эй, Владос!

Приятель внезапно пропал! Вот только что шел впереди и…

– Сюда! – донеслось из кустарников. Лешка пошел на голос…

И в самом деле, это оказалась пещера. Со всех сторон прощупывались каменистые своды, а видно ничего не было – одна кромешная тьма. Ну, хорошо хоть сухо, это уж парень чувствовал. Рядом тяжело дышал грек.

– Ты в порядке? – отдышавшись, негромко спросил Лешка.

Владос не понял:

– В чем?

– Ну, как себя чувствуешь?

– Бывало и хуже.

– Сейчас бы костерок развести, одежку просушить, согреться, – Лешка мечтательно потянулся. Да, обсушиться бы не мешало. – А то можно и воспаление легких схватить!

– Чего? – опять не понял напарник.

– Костер бы, говорю, хорошо.

– А… Сейчас разведем.

– Что? – теперь наступила Лешкина очередь удивляться. – У тебя что, спички есть?

Владос не отозвался, лишь послышались удары камня об что‑то железное.

– Алныз положил в мешок огниво, – пояснил грек. – А дрова тут есть, правда, немного – этой пещерой частенько пользуются пастухи, как раз вот в таких случаях.

– Пастухи?! – Лешка насторожился. – А сюда они не придут?

– Ну и придут? Ничего… Мы тоже прикинемся пастухами Ичибея Калы. Перегоняли, мол, скот, да вот заплутали в бурю. Погодка‑то…

– Да уж, так и шепчет – займи, но выпей!

– На! – Владос протянул флягу. Ту самую, серебряную, с узором.

Лешка глотнул – вино! Вкусное, согревающее.

– Ну, клево! Живем!

Тем временем грек все ж таки высек искру и, раздув трут, стал потихоньку подкладывать хворост. Трепетные язычки желтого пламени, занявшись, потянулись кверху – видать, где‑то там имелось отверстие – дымоход.



Сняв мокрую рубаху, Лешка пододвинулся поближе к огню, протянул руки:

– Хорошо! Как ты думаешь. Владос, не пора ли поужинать?

– Поесть? – грек примостил рядом с костерком плащ. – А пожалуй.

Он вытащил из котомки лепешки и мясо:

– Кушайте на здоровье, уважаемый господин Али! Не прикажете ли подать жареного на вертеле кабана, фаршированного шафраном, гвоздикой и тушенными в белом вине перепелами?

– Спасибо, господин Владос, – с полным ртом отозвался Лешка. – Фаршированного кабана мы, пожалуй, оставим на завтра.

Оба захохотали. Они смеялись долго, видно, сказывалось нервное напряжение, полученное за день. А снаружи бушевала буря, и порывы ветра порою швыряли в пещеру холодные звонкие капли, плотные, как пулеметная очередь. Уютно пахло дымом.

– А наш костер не заметят? – отсмеявшись, запоздало озаботился Лешка. – Ведь ночью огонь виден издалека!

– Сейчас буря, – меланхолично отозвался грек. – И дождь. Не думаю, чтобы хоть кто‑то здесь шастал в этакую непогодь. Проведем здесь ночь, а утром, пораньше, уйдем.

– Логично, – улыбнувшись, кивнул Лешка. Подстелив уже почти высохший плащ, он лег на живот и долго смотрел на огонь и незаметно уснул, вытянув руки.

Проснулся от холода – костер в пещере давно погас, а вино, увы, кончилось – Владос со смешными ужимками тряс флягу. Снаружи пробивался утренний свет, и Лешка, недолго думая, высунулся на улицу – в небе сияло солнце.

– Солнышко! Вот здорово, Владос!

Помочившись в траву, юноша повернулся к пещере… И вздрогнул – прямо перед ним, в окружении верных воинов, стоял Ичибей Калы и гнусно…

Глава 8Осень 1439 г. КрымСВАТЫ

Родные не смущают их, сосед им не помеха; И стыд забыв, они любви становятся рабами…

Поэма о Василии Дигенисе Акрите

…Скалил зубы!

Вот, гад! Выследил все‑таки, сволочь!

Позади, за Ичибеем, маячил здоровяк Кызгырлы и кудрявый мальчишка Алныз.

И этот здесь… предатель!

По знаку хозяина, слуги, словно пущенные с тетивы стрелы, набросившись, скрутили беглецам руки.

– Шакал! – подойдя ближе, Ичибей Калы хлестнул Лешку по щекам, а затем больно пнул в бок.

Юноша застонал, скривился и, сплюнув кровь, с ненавистью уставился на хозяина:

– Сам ты шакал, паразитина! Сквалыжник чертов! Владос, переведи, брат. Пусть позлится, все веселей помирать. Скажи этому уроду, что…

– Думаю, он и сам догадывается о твоих словах, – повернув голову, через силу улыбнулся грек.

– …что у меня есть одно хорошее предложение насчет его доченьки!

– Что говорит этот пес? – нахмурившись, осведомился Ичибей Калы.

Владос добросовестно перевел и, скосив глаза, удивленно посмотрел на Лешку. Тот, ничуть не смущаясь, подмигнул приятелю, и нагло потребовал отпустить руки.

– Что ты можешь знать про мою несчастную дочь, подлая урусутская собака?! – воздев руки к небу, гневно вопросил Ичибей. – Ты же сам ее обесчестил – об это судачат все мои соседи – и скоро понесешь заслуженную кару! О, ты, шакал, не умрешь быстро, нет, ты будешь стонать, реветь, как…

– Ой, надоело уже слушать все эти угрозы, – Лешка сплюнул. – Владос, скажи ему, он намерен разговаривать по делу или так и будет брызжать слюной?

Грек подождал, пока красноречие Ичибея иссякнет, потом перевел и тут же передал ответ:

– Будет. Правда, добавил, что это все равно не спасет тебя от смерти… впрочем, и меня тоже.

– Ладно, еще посмотрим…

– Что ты задумал, Али?

– Увидишь.

Лешка вел себя так важно, будто сейчас просто‑напросто снисходил до беседы с бывшим хозяином. А у самого все внутри сжималось холодом – сырая была идея, только‑только пришедшая в голову. Ее бы обдумать как следует, вот тогда… Но – некогда было обдумывать.

Уступив, Ичибей для начала велел отпустить пленникам руки и усадить обоих на землю.

– Ну вот, – Лешка растер запястья. – Давно бы так… Теперь поговорим. Итак, первое. Я – хороший знакомый того богатого купца из Кафы, ну, с которым этот сквалыжный черт так породниться хочет…

– А, Гвидо Сильвестри! – вспомнил Владос и, подавив удивление, в точности перевел слова приятеля.

– Этот шакал – знакомый столь уважаемого человека? – не поверил Ичибей Калы. – А, наверное, он был у него в слугах.

– Не в слугах, а в компаньонах, – заносчиво отозвался юноша. – Просто мне не повезло, и мои корабли попали в бурю…

– Если ты скажешь, что богат – сквалыга тут же назначит выкуп, – не меняя тона, быстро предупредил Владос.

– …с тех пор я совершенно разорен! Лишь Гвидо Сильвестри всегда ссужал меня деньгами, всегда…