Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 15



Жена Анфиса лицом и повадками — точь-в-точь как Анюта. Даже моложавостью, стройностью ее сбиться можно: не за мать, за старшую сестру незнающие люди принимают.

Болтают ногами, сидя на лавке, два мальчишки темноголовых: одному три года, другому пять лет. Это сыновья Захара. Вот всех их обдумать надо, кому чего купить. Заботы эти, впрочем, малые: достаток в доме сапожника хороший. Не только себе хватает, даже своей сестре Марии, что в Кимрах живет, Захар помогает: при каждой встрече пятерку, а то и десятку подбросит. В городе — это не то что в деревне, там все дорого, за все платить надо. А мужу сестры — Андрею Абрамовичу, задаром, дружбы ради сшил весною новые сапоги. Со скрипом наладил! Шагает, так за версту слышно. А это тоже уметь надо.

…Пчелы, натрудившись за день забираются в ульи. Солнце завалилось за горизонт и фиолетовой краской расцветило легкие перьевые облачка на горизонте. Соловей так отчетливо громко защелкал в орешнике, что в ушах ломит.

— Ну, засиделись мы, — потягивается Захар. — А мне ведь завтра к обеду следует штиблеты уряднику Степанову закончить. Надо встать пораньше. Малышня, шасть по палатям!

Анюта — та дело свое знает: всем уже постелила, перины пуховые взбила, свежее полотенце к умывальнику повесила.

Отец любит дочь. Он ласково улыбается и говорит Анфисе:

— Мать, а невеста у нас складная растет. Весело погуляем на свадьбе!

Увы, мечты отцовские оказались напрасными. Погулять не пришлось. Судьба распорядилась иначе.

СТРАШНАЯ ТРАПЕЗА

Перед самым новым годом, проснувшись как всегда с первыми петухами, Захар долго от страха не мог придти в себя.

— Что с тобой, муженек? — участливо спросила Анфиса.

Покачивая задумчиво головой, Захар молвил:

— Плохой сон мне привиделся. Будто открывается дверь нашей избы и входит в дом ангел, но только не светлый, а весь какой-то темный. «Что тебе?» — спрашиваю. «Да вот, за вами пришел. Собирайтесь в дальнюю дорогу», — «Может, только за мною?» — «Я ведь сказал, Захар: за всеми вами. Вы теперь в другом месте нужны. Не возьму лишь вашу Анюту. У нее путь иной».

Задрожал подбородбк у Анфисы, перекрестила она детей и тихо сказала:

— На все воля Божья! Может твой сон, Захарушка, так, пустое видение одно.

— Но насчет Анюты, так это совпадает! — жарко возразил Захар, который никак не мог придти в себя. — Ведь я отправляю ее в Кимры к сестре, пусть отвезет им кое-что из наших запасов. Лавочник Савватей едет, обещал взять с собой девчонку. «Дня за три-четыре, говорит, расторгуюсь и на возвратном пути ее с собой прихвачу».

…Часов в девять, когда на дворе было еще серо, Анюта села на дерюжку, которую Савватей постелил в сани, мать накинула на дочь старый овчинный полушубок и сказала:

— С Господом!

На крыльце, зябко ежась, стояли в одних рубахах брательники. Отец поставил в сани куль кру-пичатой муки, туесок с медом, осьмуху домашнего вина. Еще прежде Анюта спрятала на груди десятирублевую ассигнацию, которую отец приказал отдать сестре.

— Погода подымается, — сказал Захар, задумчиво поглядев на небо, закрытое низкими лохматыми тучами. — Вон как по дороге поземка крутит!

— Это нам ничего, — весело говорил Савватей, туже перепоясывая светлый тулуп. — Домчим одним пыхом!

Добрый жеребец, давно нетерпеливо уминавший копытами снег, с легким скрипом сдвинул сани и бойкой иноходью полетел по накатанной дороге.

Анфиса, томимая мрачными предчувствиями, долго-долго глядела вслед ездокам, пока они не скрылись за дальним поворотом.

…В тот же вечер семья Кирилловых поела грибов, соленых осенью, и двое мальчишек в страшных мучениях скончались уже к полудню следующего дня. Еще через несколько часов, испытывая сильную головную боль и помрачения сознания, выворачиваямая постоянной рвотой и сводимая судорогами, испустила дух Анфиса. Последним помер Захар — на рассвете следующего дня.

А еще через сутки, как раз в полдень 31 декабря, Савватей прикатил из Кимр. Он притормозил у дома Кирилловых. Из саней вылезла Анюта, улыбавшаяся в предвкушении встречи с домашними.

Но встретили ее чужие люди, толпившиеся в сенях и горнице. На сдвинутых столах стояли четыре гроба.

СИРОТСКАЯ ДОЛЯ

Схоронив родителей, Анюта переселилась в Кимры. Андрей Абрамович, муж тетки Марии, 48-летний крепкий человек, работавший механиком на ткацкой фабрике, почесывая большой, в синих прожилках нос, рассудил:



— Девчонке теперь в деревне делать нечего, пропадет там одна. Надо продать дом в Никольском, Анюта же пусть к нам переселяется. Будет по хозяйству помогать. Все едино, бездетные мы!

Так и решилась судьба сироты.

Ее поселили в угловой чуланчик, где она спала на большом сундуке, а в маленькое высокое оконце едва брезжил свет — солнце загораживала стена.

Поначалу дело пошло неплохо. Трудилась Анюта от зари до зари: бегала за продуктами на базар и в лавки, месила тесто, готовила обед, ставила самовар, следила за курами, чистила двор и мыла полы в доме, стирала белье. И все делала не только смиренно, без ропота, но как-то весело, ухватисто. Тетка Мария восторгалась:

— Ох, Анька, шустра ты. Вся в покойных отца-мать пошла.

Андрей Абрамович, раскуривая папиросу согласно кивал лысой головой:

— Как пчелка трудится. И собою краля. Тетка Мария благодушно улыбалась, радуясь бесплатной помощнице:

— Такая в девках не засидится! А тебе, Анька, и капитал к свадьбе лежит — двести рублев за проданный дом. Твое приданое!

Но и тетка, подобно несчастному Захару, ошибалась в судьбе воспитанницы. Вскоре начались такие дела, что не приведи Господи!

УХАЖЕР

На общую беду, послала как-то тетка Мария Анюту на фабрику к мужу — какое-то дело приспичило. Там ее заметил 20-летний юнец в узких панталонах и лакированных штиблетах — сын хозяина фабрики. Парень он был порченый, к дамскому полу приученный. Делом он никаким не занимался, а приходил на отцовскую фабрику приставать к ткачихам. Ведь не всякая девица отважится отказать в ласках хозяйскому отпрыску!

Сам хозяин не только сквозь пальцы смотрел на забавы сыночка, но когда ему жаловались, недовольно морщился:

— Ну, что с этой девкой случится? Не убудет… Вот и проказничало это великовозрастное дитя.

Увидал он Анюту, оскалился:

— Ах, какой замечательной красоты, прямо королева! Почему я тебя раньше не видел? В каком цеху работаешь? Может новенькая?

Анюта, не подозревая худого, все про себя рассказала.

Навязался юнец, провожать пошел. С той поры стал домой к Анюте приходить, нахально себя ведет, шагу не дает девушке ступить. И время выбирает такое, чтобы она одна в доме была. Раз тетка Мария, подходя к дому, услыхала крик о помощи. Влетела она в прихожую, а там юнец Анюту на пол повалил, одежду на ней рвет.

Схватила она скалку, отходила по спине незваного гостя, а тот выскочил на улицу, кулаком грозит:

— Скажу отцу, он твоего мужа с фабрики уволит. Наплачешься!

Вечером держала тетка совет с Андреем Абрамовичем. Решили:

— От греха подальше отправить Анюту в Питер.

Дело в том, что соседский купец как раз туда собирался и обещал ее «приспособить в дом к хорошим людям».

ЖИЗНЬ СТОЛИЧНАЯ

Петербург приятно поразил Анюту, которая кроме Кимр других городов не видала. Она любовалась громадными красивыми домами, стремительным бегом легких колясок, изящно одетыми дамами и господами, зеркальными вывесками и витринами богатых магазинов и кафе.

«Хорошими людьми», про которых говорил купец, оказался его 25-летний свояк Ермолай Белов. Это был коренастый щеголеватый человек с бесцветными навыкате глазами, жидкими белесыми волосами с пробором посредине, за которым Ермолай заботливо ухаживал.

Ермолай служил приказчиком большого магазина, как раз напротив Николаевского вокзала. Это был сметливый расторопный парень, твердо решивший нажить капитал и верою-правдой служивший владельцу магазина Федору Федоровичу Скоробогатову.