Страница 12 из 15
— Ты соблазнился всеми выгодами, которые на тебя, Фролов, свалились бы в случае смерти Ка-лужной. По-человечески тебя понять можно. Сегодня крепостной — завтра вольный и богатый. Замечательно! Но убивать — грех величайший…
Огласили приговор. За умышленное убийство с корыстной целью, с отягчающими обстоятельствами, крестьянин Матвей Фролов, 1836 года рождения, прежде не судившийся, холостой, отправлялся на каторжные работы сроком на двенадцать лет.
Так Матвей оказался в Нерчинских рудниках.
БОГ ПРАВДУ ВИДИТ
Уже пять лет Матвей Фролов находился в заточении. И каждый день лишения свободы был для него истинным мучением, равным едва ли не мукам пытаемого каленым железом. Сознание собственной невиновности удесятиряло душевные страдания.
Лицо его стало землисто-серым, грудь впалой, надрывный кашель перехватывал дыхание. Порой Матвею являлась во сне Параша, существо неземной красоты. В своих грезах влюбленные всегда были вместе. Но страшны были пробуждения — среди несчастных людей, метавшихся на нарах, дышавших гнилым воздухом. «Нет, — говорил себе Матвей, — никогда тебя, милая, более не увижу, не увижу твоего доброго милого лица, никогда не каснусь твоей руки!»
Но никому не дано ведать высшего Промысла. Каждому посылается испытание по силам, и порой самое страшное положение сменяется легким и радостным.
…Вдали от нерчинской юдоли печали и воздыханий жизнь совершала свой бег. Серафима Лавровна Лигина вместе с Парашей на неделю приехали в Петербург. Здесь они пошли в Мариинский театр. Ставили премьеру оперы «Юдифь» Александра Серова. Наши дамы восторгались голосом несравненной Бианки, исполнявшей заглавную партию и приходившейся дальней родственницей Лигиной.
По окончании спектакля, возле гардероба, Параша вдруг беспокойно подергала Лигину за рукав платья и торопливым шепотом произнесла;
— Взгляните на даму у зеркала! На ней ротонда, которую вы подарили покойной Калужной, в ней ее и убили. Я мех еще подшивала… И наша бархатная покрышка. Что делать?
— Позови городового!
— Какие претензии? — вопросил явившийся страж порядка. — Снято с убитой? Всех прошу в участок.
Супруг заподозренной дамы заверещал:
— Не смеете! Я князь Голицын! Я родственник обер-полицмейстера Галахова…
Но упиравшегося «родственника» и всю компанию доставили в участок. Там случайно оказался все более входивший в славу сыщик Иван Дмитриевич Путилин. Увидав «родственника», он воскликнул:
— Какая счастливая встреча! Знаменитый Фунтов к нам пожаловал! Я ведь за тобой, дорогая душа, пять лет гоняюсь. Господа, это тот самый отравитель жен, о котором в газетах писали. Менял свою фамилию, женился на богатой, оформлял страховку и сыпал яд. Вас, мадам, он уже застраховал? Стало быть, скоро лежали бы в обрамлении венков на Смоленском кладбище. А пока снимите ротондочку. Спасибо! Какие особые приметы? Да, действительно, здесь снизу кусочек оторванного меха.
— Я эту ротонду приобрела у купца Финогенова, что живет на Васильевском острове. Он продал после смерти жены, — объяснила дама.
На другой день купец Финогенов объяснил:
— Купил у буфетчика Патрышева, что торгует в Курске. И еще вот эти золотые часы дамские, браслет и бриллиантовые серьги.
Выяснили, что все это находилось на Калужной в день убийства.
Нагрянули к буфетчику и нашли множество ворованных вещей. Оказалось, что он — родственник бывшего барского кучера Леонтия из деревни Рядное. Буфетчик сразу же признался, что скупает краденое. А предъявленные ценности приобрел у приятеля Леонтия — кабатчика Мартына Колчина.
Всех названных арестовали. Следствие установило: Леонтий, после снятия его с кучерской должности, затаил на барыню и Матвея лютую злобу. Случайно узнав, что Наталья Дмитриевна едет получать крупные деньги, подговорил на злодейство Мартына Колчина. Тот два дня выслеживал барыню на пустынной дороге. И вот ему повезло: Наталья Дмитриевна и Матвей спали, а лошади шли шагом.
Прирезав барыню, Колчин раздел и обобрал ее, а труп сбросил в ближайший овраг. Леонтию он передал брошь, а тот уже, для отвода глаз, подсунул ее в карман поддевки, когда заглянул в дом Матвея. Все остальное Колчин сбыл Патрышеву.
Признаться, что для тех простодушных времен преступники заметали следы весьма хитро. Если бы не случай, так и сгнил бы на каторге безвинный человек.
ЭПИЛОГ
Решением правительствующего Сената Матвей Фролов был признан невиновным и восстановлен во всех правах. Он получил завещанный Натальей Дмитриевной земельный надел и десять тысяч наличными. Лигина выделила богатое приданое Параше. На Рождество 1865 года молодых поставили под венец. Вскоре Матвей продал землю в Рядном, купил небольшой, но уютный дом в Москве на Старой Басманной. Супруги вместе прожили долгую и счастливую жизнь. У них выросло пятеро детей. Старший из мальчиков стал профессором Московского университета.
РОКОВОЕ СХОДСТВО
2 ноября 1876 года Окружной суд Петербурга с раннего утра осаждали толпы любопытных. Среди собравшихся преобладали изящно одетые дамы. Они напирали на судебного пристава, который с помощью полицейских с трудом сдерживал могучий напор. Дамы требовали: «Пропустите, ведь это такое необычное преступление!»
Пристав, боясь, что толпа раздавит и его, и полицейских, принял решение: «Пропустить пятьдесят человек на балкон!»
Едва освободили проход, как… Впрочем, предоставим слово очевидцу — известному адвокату Н. П. Карабчвескому: «С писком, с визгом, не щадя своих модных туалетов, устремляются шумной ватагой все эти искательницы сильных ощущений и спешат занять лучшие места. За ними приливает другая волна разношерстной публики, которая довольствуется всяким местом, готова занять самое неудобное положение, лишь бы послушать пикантные подробности.
Наконец все занято: на хорах, внизу, в местах, отведенных для адвокатов и для лиц судебного ведомства — всюду полно. Зала суда превра—
щалась в залу театра — ждут начала спектакля…
Опять на сцене «роман действительной жизни», роман, полный сенсационных подробностей и интимных разоблачений с кровавой, трагической развязкою в конце».
Это грустная история о беззащитной девушке, которую судьба безжалостно перемалывала в своих жерновах.
ПОД ЛИПАМИ
В Озерской волости, среди речушек с живописными берегами, среди густых лесов и поросших камышом и осокой болот, стояло богатое село Никольское. Славилось оно своими замечательными сапожниками.
Никольцы похвалялись: «Мы всякие сапоги сшить можем! Хромовые — до самой смерти не истоптать, аль липовые — разок к теще на блины сходить». И это было истинной правдой! Про хромовую обувку всякий знает, а про липовые напомнить не грех. Шились они с бумажной подошвой и с прокладкой луба от липы и с таким же задником. Стоили они гроши, а выглядели как натуральные кожаные — блеск и красота!
Конечно, далеко в них не уйдешь, вот и пошла отсюда поговорка про «липовую работу» как про бессовестную: «Лишь бы мерку снять да задаток взять!»
Захар Кириллов липовых сапог не шил, а выходили из его рук новомодные мужские штиблеты. Слава о его золотых руках далеко летела, даже в Кимрах у него были заказчики — большие люди: учителя гимназии, полицмейстер Городилов, священник отец Аркадий.
Но кроме этой профессии, была у Захара душевная услада. Держал он пасеку. Когда досужие люди спрашивали: «А сколько у тебя, добрый человек, ульев?», Захар отвечал: «Не знаю! Пчела не уважает счета. А вот медком угостить могу!»
Сам он любил в тишине летнего вечера придти в пчельник, сесть со своей семьей в тени лип за стол, вдохнуть полной грудью ни с чем не сравнимый запах меда, пить из самовара чаек и вести неторопливую беседу, спросить у супруги-разумницы полезного совета. Да и то сказать, детишек у Захара трое: старшей Анюте тринадцатый годок пошел. Лицо у нее красивое, задумчивое, темная коса толста — в полено. Говорит редко, зато работает споро: любая работа складно получается.