Хозяйка города

— Только не на встречу с мамой. Я боюсь, она и мне-то ничего не расскажет.

— Ничего, я понаблюдаю издалека. Я твой законный боевик.

Маша не сдержалась.

— Боевик в отпуске.

— Ничего. Ты тоже.

По утрам Вета просыпалась всегда в шесть. Открывала глаза и ещё несколько минут лежала, прислушиваясь к уличному шуму. В её комнате всегда было прохладно, постель рядом пахла речным ветром. Она протягивала руку, чтобы разгладить примятые простыни, и только потом вставала.

— Доброе утро, — говорила она Городу, проходя мимо окна. Вместо ответа ей в оконное стекло стучался ветер, и Вета открывала окно пошире, запуская его в дом.

Потом она ставила на плиту чайник. Завтрак на одного — привычное дело. Она была замужем, но не сложилось. Детей Вета никогда не хотела. Она боялась детей, тех самых детей — двенадцать настороженных внимательных взглядов, — а заодно и всех остальных.

Хорошо, что студенты — это всё-таки не дети. В последнее время она брала под своё руководство только старшие курсы, хотя среди новичков видела порой много талантливых и упорных, она могла бы их вытянуть на неплохой уровень, могла бы сделать хорошими учёными. Но они всё ещё слишком походили на её восьмиклассников, и Вета холодно улыбалась, холодно разговаривала и поспешно уходила в свою лабораторию, где могла запереться.

На плите закипал чайник, Вета заваривала листья малины и мелиссы, брала из буфета баночку с медово-ореховой смесью, раскладывала на столе непроверенные контрольные, или наброски статьи, или документы для оформления гранта, и начинала работать. Круглые настенные часы показывали шесть пятнадцать.

На ночь она никогда не закрывала окна. Город уходил и возвращался, когда ему вздумается, словно кот из сказки. Но возвращался он обязательно — и опять же, словно кот, ложился у её ног, чуть касаясь голых коленей прохладным ветром с реки.

Вета, забывшись за работой, гладила бестелесную сущность. Они могли называть его как угодно, столько кличек сочинили, что все не запомнить: фантом, пугало, сущность второго порядка. Вета никогда так его не называла. Всё равно если после двадцати лет брака называть супруга — человеческое существо, млекопитающее, хомо сапиенс.

Его звали Город. Она называла его именно так. Город замирал у её ног и слизывал с её пальцев мёд и запах мелиссы.

Допив чай, она собиралась и уходила в университет. А если оставалась дома — споласкивала чашку под краном, собирала с кухонного стола бумаги и уходила работать в комнату. Прохладный ветер двигался следом за ней. Отлаженный быт — часы показывали семь утра, потом восемь, потом девять, и Вета поднималась, чтобы прикрыть окно, опять ставила чайник, и прохладный ветер обнимал её за плечи.

Но этой ночью ей плохо спалось. Ей снова снились дети — двенадцать пар злых, настороженных глаз. Она как будто снова замирала у доски, пригвождённая к ней. Тревожный сон, нехороший. Вета уже знала, что он предвещает ей волнения.

Город стоял за её спиной, успокаивающе касался рук, но это не помогало.

— Боюсь, нам нужно готовиться к неприятностям, — сказала Вета. — Кажется, началось.

Паршивый выдался денёк: дождь то затихал, то принимался снова. Пока Маша ждала под навесом автобусной остановки, он успел наплакать лужи. Люди приходили и уходили, подъезжали и уезжали автобусы. Маша не видела Сабрину, но чуяла, что та где-то рядом. Мама опаздывала на добрых полчаса.

Наконец она появилась — в летящем плаще и под зонтом. Прошла мимо остановки, даже не оглянувшись, и Маша вскочила, чтобы догнать её. Зонт сразу был убран — небо чуть-чуть очистилось от ватных туч.

— Ты всё ещё о той истории с фантомом города?

Маша следила за её аккуратно подкрашенными губами. Было даже странно, что эти губы, это лицо принадлежит живому человеку, а не глянцевой фотографии. Её новые духи — запах жжёных апельсинов — если бы он не был таким резким, Маше почудились бы зимние праздники.

— Да. Я уже говорила с вашей учительницей и, собственно, у меня только один вопрос — как вы его вызвали?

Маша удостоилась её беглого взгляда. Без сомнений, это мог быть взгляд именно той Веры, которая весь класс подбивала на всякие глупости, а потом ещё и на то, чтобы вызвать сущность. Ничуть она не изменилась. И, наверное, не пожалела.

— Можно сказать, случайно вышло. Знаешь, как дети вызывают гномиков, пиковых дам, кого там ещё. А мы взяли и вызвали дух города.

— Удивительно. Все военные и научные центры города бились над этим годами, и безрезультатно, а вы взяли и случайно вызвали.

Вера дёрнула плечом, как будто отогнала муху.

— Так всегда бывает. У тебя ещё есть вопросы, или только этот?

Потрясающая способность обрывать диалог в самом начале — Маша успела отвыкнуть. Она даже поотстала немного, чтобы придумать подходящий аргумент.

— Не рассказывай, если не хочешь, вот только у меня есть подозрения, что кто-то создал ещё один фантом города. Сегодня ночью я была на набережной и… видела его следы. Это опасно, как ты понимаешь.

На этот раз она даже беглого взгляда не заслужила. Переходя дорогу, Вера ускорила шаг. По ту сторону трассы был сквер с намокшими скамейками, целая стая маленьких магазинов и станция метро, похожая на цирковой купол.

— Не говори глупости. Город один и фантом только один. Другого быть не может.

— И всё-таки как вы его вызвали?

Вера остановилась прямо посреди тротуара. Она ведь ничего не знала: как Маша резала ладони, когда сама вызывала сущностей, как ощущала себя разбитой и бессильной после встреч с ними. А вот про особую чувствительность знала. Считала, наверное, что это дар, а не проклятье.

— У нас в классе был парень, Арт Майский. Полукровка. Он кое-что соображал в этом. Подробностей ритуала я не помню, уж прости.

До станции метро оставалось совсем ничего, и Маша знала, что рядом со входом их разговор и завершится. Мама не хотела этого разговора — чего уж тут неясного, и это тревожило Машу больше всего. Зачем скрывать проступки двадцатипятилетней давности, последствия которых уже отгрохотали?

— Ну, пока.

Вера растворилась в людском потоке у дверей в станцию, а Маша осталась стоять. Майский Арт, Арт Майский. Где она могла слышать это имя? Мама никогда не баловала её рассказами о своём прошлом, поэтому — вряд ли от неё.

Бесшумно подошла Сабрина.

— Быстро вы. — Она кивнула в сторону станции. — Сказала хоть что-нибудь?

Дождь припустился снова, пятная подсохший асфальт.

— Майский Арт, — повторила Маша, просто чтобы запомнить. — Не слышала о таком?

Сабрина мотнула головой, нетерпеливо сбрасывая с лица прядь волос.

— Это тот, которого года два назад на заброшенном складе нашли? Тебе лучше знать, там, кажется, что-то из сущностей. Скрипач что ли.

Скрипач. О нём в городе не слышал разве что глухой капитан дальнего плавания. История гремела во всех новостных передачах, поднимали переполох газеты. Скрипач жил на старом складе, в промышленном районе города, и дело зашло так далеко, что его «скрипку» каждую ночь слушали жители всех окрестных домов.

Хотя называть это скрипкой было сложно — дикое сочетание воя, скрипов и стонов, которое уж никак не принять за вздохи сквозняка. Говорили, Арт жил в одном из соседних домов. Говорят, однажды ночью он рискнул сунуться туда и больше не вернулся. Врали безбожно, Маша знала это, конечно. Ни один человек, будь он в здравом уме, не пойдёт в пасть сущности, а тем более маг. Маги в этих вопросах просвящены, и соображают в целом получше.

Но они имели то, что имели: разошедшуюся аномалию и труп мужчины на заброшенном складе. С ним не стали разбираться, убит сущностью — короткая пометка в личном деле. Разбираться пришлось со Скрипачом, долго и трудно. Впрочем, это была работа боевиков, а не следователей.

— Версия такая, — сказала Маша, когда дождём их загнало под своды ближайшего торгового центра. — Арт вызвал сущность вроде фантома города, которая его и убила, а потом эта сущность ещё подросла и пошла кушать детей.