Восток

Я пожал плечами и изобразил на лице недоумение.

— Вот видишь, — скорбно сказал Ян, — как мало ты знаешь. Совершенно не понимаешь внутренней обстановки. Учись, пока я добрый. Тут тебе не Германия, откуда тебя выслали. Здесь Восток. Сразу язык длинный отрежут. Ну что, обсудим конкретные вопросы или гордо откажешься словить замечательную тему?

— Ха! Давай конкретно. Что, куда и когда. Из открытых источников иногда можно получить больше, не воруя секретных документов.

— Так ты не умеешь вскрывать сейфы? А Варшавера с кого писал?

— А пошел ты! Будешь ехидничать — непременно вставлю в новый сценарий в самом гнусном виде.

— Ха, — передразнил он меня. — Какая разница, как прославиться. Плохо или хорошо. Главное — широкая известность… Вот ты в курсе, что лично про некоего Темирова прямо противоположное разные люди говорят?

— Кто?

— Разбежался, — довольно сказал Ян. — Кто же свои источники закладывает? Про писателя сам догадаешься, а вот человек Берислав с его взглядами, иногда чересчур просвечивающими в статьях, далеко не всем по душе. Слишком агрессивно мнение навязываешь. Военные почти все уважают. Да не все на Руси в армии служат. Плохо говорят, и хорошо тоже. Во всяком случае, искренне. Ладно, пошутили, и хватит. Завтра я тебя с женой проведу на торжественный обед. Посмотрит на тебя наш любимый Цзян Чжунчжэн. Делегация отправляется послезавтра…

«Что у него все-таки тогда произошло? — думал я, в нужных местах послушно кивая. — С чего сдернули с Ярославля, где так замечательно угнездился? Повышение… Ага, так я и поверил. Наверняка убрали по своим внутренним причинам. Вряд ли в восемнадцатом году кто-то мог знать, как Тульчинский развернется в Особом округе. Сплавили в дыру, и не за просчеты. Что-то там другое было».

В дверь купе деликатно постучали, и кондуктор доложил:

— Степная. Две минуты стоим.

Он уставился на пассажира, выпучив глаза. Севший с одним чемоданчиком в затрапезном пиджачке предстал в неожиданном виде. В парадном офицерском мундире, обвешанный орденами и медалями. Ко всему еще смотрелась одежда новенькой, и капитанские погоны соседствовали с эмблемой КОПа, а для них чин немаленький. По-армейски не меньше подполковника.

— Смотрится? — спросил Ян.

— Во! — показал проводник большой палец. — Как от портного. По фигуре сшито.

Ян подхватил чемодан и двинулся в тамбур.

Еще бы. От портного и есть. На новые погоны положено проставиться и мундир сшить. Вот интересно, это повышение или его засунули куда подальше? Фактически сдвинули с города (немаловажного, и полномочия его распространялись очень широко) на округ, но на самой окраине страны, и присвоили новое звание досрочно. А что там себе подумали, сообщить забыли. Да он и не в обиде. Родные края — это к лучшему. А поломал чьи-то расклады или просто так совпало — ему и дела нет. Честно расследовал убийство.

Что грохнули не кого-нибудь, а полного генерала Чанталова, единственного смеющего возражать Салимову после аварии, в которой погиб третий член коллегиального правления Дубинский, сразу напрашивалось на очередные происки не то врагов внутренних, не то внешних. Моментально приехала целая бригада спецов из столицы, и понеслось. Версия отрабатывалась только одна. Он, хоть и начальник КОПа Ярославля, оказался в стороне. А что сидеть не стал и напряг всех своих людей — так исключительно по собственной инициативе. От них, наоборот, требовали сидеть и помалкивать.

Вот и обнаружился крайне странный результат. Сначала в его полулегально копающейся в деле группе грешили на любовную историю. Чанталов еще тот ловелас был и особо этого не скрывал. Оказалось, пустой номер, но попутно полезло много чего. После смерти его бабы перестали особо стесняться, и выяснилось, что он еще через них другие дела прокручивал. Иногда проще зайти к красивой женщине, чем в приемную в Кремле. Проще и безопаснее.

Нарыли на генерала кучу компромата. Взятки, откаты, подарки, подозрительные подряды, незаконное владение имуществом. Жуть сколько повылазило. Сразу и понятно стало, с чего без помпы и фанфар в губернию заехал. Не государственные дела по разведке крутил — личный карман набивал попутно с официальными обязанностями. И убивец обнаружился моментально. Без всяких вербовок от ихнего «интеллидженс сервиса».

Генерал зарвался и приехал с крайне непристойным предложением делиться к местному богатею. Почему лично, теперь уже и не спросишь. Наверное, на хороший куш надеялся. Когда тебя внаглую обувают и еще мордой в дерьмо макают, люди способны и сорваться. Вот и заехал владелец заводов, фабрик, пароходов по кумполу первой попавшейся под руку статуэткой. Не выдержала душа. Не всякому хамить стоит. Мужик хоть и миллионщик, но времена зачетных квитанций[28] уже пятьдесят лет назад прошли, и тоже пороха в свое время понюхал. Мог и в тылу устроиться, да не стал. Такие люди унижения не привыкли терпеть.

Давно на него в экономическом отделе материалы копились, да сверху за руку держали. А тут такой случай! Поехал, голубь, на каторгу, и за дело. Не сшитые факты — чистая правда. Только никому она была не нужна. Сидели начальнички на докладе, как пыльным мешком стукнутые. Это ведь сейчас проверять всех начнут. И мало никому не будет. Насколько прекраснее было бы обнаружить чужих агентов!

Наказывать услужливого ярославца было не за что. Награждать — начнутся разговоры. Дело тщательно замели под ковер, и выводы неизвестны. Во всяком случае, таким, как он. Сиди и помалкивай. Оставить без награды — тоже бы странно смотрелось. Вот и вышло то, что вышло. Лишняя звездочка, новое назначение и отпуск. А что? Сколько лет дома не был. Имеет смысл показать товар лицом. Не абы кто домой в отпуск является. Тем более что пока он честно в родной поселок к родственникам в гости заезжает, кое-кто из его команды уже на месте и старательно собирает первую информацию по местным делам. Не на пустое место прибудет — люди выехали заранее и с соответствующими приказами.

Ян спрыгнул с подножки и осмотрелся по сторонам. Будто и не уезжал. Ничего не изменилось. Да и не могло. Горы вдруг не вырастут в степи, и полноводные реки неожиданно к ним в гости не свернут. Все та же бескрайняя равнина с сопками и вытянувшиеся вдоль железки на несколько верст дома. Метров двести по с детства знакомой тропинке напрямую — и вот он, поселок. В полосе отчуждения строиться категорически запрещено. Здесь могли стоять только относящиеся к железной дороге хозяйственные строения. Следующая станция через тридцать пять верст. Стандарт. До оборотного «депо сто» — четыре переезда.

Родные места с крайне поэтичными названиями. Ближайшие города — Сбодуна и Бухай. И ведь не юмор какой. Когда-то они звались Бодунэ, Бихай, но нормальным переселенцам этих китайских глупостей не выговорить, и постепенно они превратились в более узнаваемые слова. Так и пишут давненько на картах. Им еще повезло со Степью. Простое нормальное название вроде Пограничной или Маньчжурии. Скоромно и со вкусом.

Были и другие занимательные города и села. Когда-то высокое начальство озаботилось переименованием особо неблагозвучных названий. Мученицы (бывшие Щитоученизы — попробуй произнеси), Членов (Хунь — понятно почему и как раньше называли), Глубокое (Сунь), Саблино (Сябля) на более благостные, но где-то прижилось, а где и нет. Суй Хуа только официально называют Желтугой. А жители этого места давно стали героями местных анекдотов. И не везде китайцы виноваты, молва упорно речет, что странное название Вобля родилось вовсе не от воблы, выдаваемой в дорогу будущим владельцам участков, а от радостного крика первого жителя поселка, узревшего свои новые владения, а Паршивое потому так и кличется, что земля соответствующая. С водой вечные проблемы, и рожь расти не желала. Он всерьез удивился, обнаружив однажды на военной карте в обычной Руси речку Вобля. Не только у них в Маньчжурии такие названия случаются.

28

Возможность откупиться от призыва. Четко установленного тарифа не имелось, зависело от ситуации. В последние годы до отмены рекордные суммы доходили до сотни тысяч.