Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 121 из 210

понятий, как родов и видов, и предложений, как включений вида в род. Если так называемые частные предложения абсрактной логики (типа «некоторые», «немногие», «только» и т.п.) признаются ею экспони-бнльными, то нужно признать и всякое ее общее утвердительное предложение таким же. Во-первых, по ее же правилам, предикат такого предложения квантифидируется как частное понятие, во-вторых, если логика допускает, что частное предложение - только неопределенно, и что прогресс знания заменяет эту неопределенность общностью (ср. Бозанкет: «некоторые паровозы...» = «все паровозы типа Ν...»), то и обратно - общность есть частность («все паровозы типа Ν...» = «некоторые паровозы серии А...»), что прямо следует из относительности понятий рода и вида. Наконец, экспонибильность уже всех без исключения предложений, включая и общеотрицательные, вытекает из признаваемых тою же логикою принципов конверсии и контрапозиции. Само собою ясно, что стоит только выйти из рамок этих стесняющих схем в живое слово и конкретное движение мысли, в свободное образование понятий, чтобы увидеть, как возможности экспонирования всякого предложения бесконечно расширяются, вбирая в себя всю, прежде всего, сферу так называемых непосредственных выводов, а затем простираясь и на сферу всех типов умозаключения научной методологии. Вопрос может идти только об открытии законов диалектического экспонирования предложений, законов, управляющих

§ 31) их как суждения, в которых содержится в скрытой форме утверждение и отрицание, причем утверждение высказывается явно, а отрицание - скрыто. Например, немногие люди - ученые: а) многие люди - неученые, Ь) некоторые люди - ученые. Нужно признать, что определение Канта - шире и интереснее, чем указания, которые можно встретить у новых лотков, относящих сюда преимущественно предложения с ограничивающими словечками «только», «разве только», «ни один... кто» и т.п., предложения с виду простые, но, в действительности, разрешающиеся в два и больше простых предложения (ср. столь несходных психологиста Зигварта - см.: Sigwart СИ. Logik. 3. Aufl. Tubingen, 1904. S. 286: и нео-схоластика Коффи - см.: Coffey Р. The Science of Logic. 1912. Vol. 1. Р. 198-200). На том основании, что экспонибильные суждения зависят от условий языка, по которым зараз выражается два суждения, Кант считал, что подлежащие экспонированию суждения относятся не к логике, а к грамматике. Однако, имея в виду, что экспонирование таких суждений делается с целью раскрытия неявных смыслов предложения, их, скорее, следует отнести, через герменевтику, » диалектику и в логическую теорию непосредственных выводов. Последнее, кстати, соответствует традиции средневековой логики, внимательно разрабатывавшей проблему cxponibilia и связывавшей ее с так называемыми consequentia. У средневековых же ■'■«гиков, с Петра Испанского, определение экспонибильного предложения дает пра-h° находить во всяком предложении экспонибильность. Петр Испанский: Propositio eponibilis est propositio habens sensum obscurum expositione indigentem propter aliquod syncatcgorema in ea positum implicite vel explicite in aliqua dictione» Цит. по: Prantl С. ^eschichte der Logik.Lpz., 1867. В. III. S. 67 ff., cf. 152, 381 ff. etc; 1870. В. IV. S. 102, 177, 204, 208 f. etc). Но если оценивать значение слова с точки зрения его контекста, то "сякое слово можно рассматривать как синкатегорему.

соответствующими методами и приемами распределения смыслов, распространения их в сообщающем слове и подбора необходимых для целей сообщения словесно-логических средств.

Такими приемами для экспонибильных, respective, для всех пред-ложений и способов образования понятий, надо признать, - не исключая впрочем, и других приемов, - методы экспозиции. И таким образом они становятся в ряд не только с логическими приемами определения, деления, демонстрации и т.п., но оказываются и их наймами, в том же смысле, в каком мы назвали номинативные предложения первыми и также начальными. Экспозицию, в роли начального приема, можно рассматривать как своего рода процесс или образование логического определения, но только, конечно, это есть определение не через включение вида в род, а определение собственного места понятия в системе понятий, в контексте их, понимая систему как некоторое живое и развивающееся целое, и принимая, следовательно, что каждое «место» в нем также подвижно и разнозначно, в зависимости от движения и меняющихся требований контекста. Поскольку экспозиция есть метод определения понятий в их словесно-логической форме, она есть не что иное, как формальная база, коррелятом которой, или, может быть, точнее - не коррелятом, а необходимым комплементом которой, имея в виду «чистое» содержание (смысл), как такое, является интерпретация. Отношение между ними такое же, как между конципированием и пониманием, - mutatis mutandis, конечно, в том смысле, что экспозиция и интерпретация суть методы образования, диалектические, а не статические формулы, которые могут регистрировать и классифицировать только «результаты». Об этом свидетельствует существенная, - принципиальная, а не только эмпирическая, - неполнота каждого данного момента их, и столь же принципиальная возможность восполнения и нового движения. Интерпретация и экспозиция, кроме того, комплементарны еще в том смысле, что интерпретация истолковывает слово в его действительном контексте, тогда как экспозиция имеет в виду как бы всякий возможный контекст, т.е. некоторую имманентно связанную систему, из которой уже почерпается нужное слово-понятие для действительного контекста. Экспозиция понятий, как форма определения, - это настойчиво подчеркивает Кант109, — есть настоящий способ философского определения (в отличие от математического), и понятно, что мы встречаем его применение уже в самой начальной форме (номинативной) предложения. Как философский прием образования понятий, он существенно заложен в основе всякого научного метода, вообще всякого словесно-логического образования понятий.





т Kant /. Kritik der reinen Vernu

Этот, заложенный в самой глубине понята ι, принципиальный базис его является тем цементирующим началом для всякого эмпирического слова-понятия, который мы вправе рассматривать как осуществление закона образования понятий, их формального, в их формальных особенностях, начала, или, формы их формирования, последней, безотносительной, внутренней формы или внутреннего закона. Невзирая на то, что последний не эмпиричен и устанавливается аналитически, он подлинно конкретен и синтетичен (именно потому он аналитически и раскрывается). Кант считал, что экспозиция, как аналитический прием определения данных понятий, не расширяет нашего знания. С этим едва ли можно согласиться, если не признавать кантовской предпосылки безусловного сенсуализма. Только наличие чувственной, хотя бы априорной (конструирование создаваемых математически понятий), интуиции является для него условием синтеза и познания. Но против Канта свидетельствует наличие интеллектуальной конципирующей и, комплементарной к ней, Интел лигибильной смысловой интуиции. Ни из чего не видно, чтобы мыслимое, как такое, было только аналитично. Напротив, оно именно как смысловое, со-мыслимое, существенно синтетично. И если приложить другой, кантовский же, критерий аналитического: принцип противоречия, то как раз мыслимое in concreto, в своем имманентном уже движении, должно тем более быть признано синтетическим, ибо, неся с собою и в себе противоречия, и раскрывая их самим движением своим, оно диалектически развертывает перед нами сами возможности, мало беспокоясь о том, в каком моменте это развертывание будет пресечено стеною принципа противоречия.

Что касается данности понятия, то это - данность лишь вопроса, его постановки, и, следовательно, некоторых условий его решения. В остальном это открытый путь для решения, достигаемый развитием всех возможностей, заложенных в данных условиях. По убеждению Канта, наконец, чистый разум не содержит в своем спекулятивном применении ни одного синтетического суждения непосредственно из понятий, в частности, рассудок создает надежные основоположения лишь косвенно из понятий, через отношение понятий к случайному, возможному опытуп0. При предпосылке кантовского сенсуализма, действительно, понятия без этого отношения пусты, а при предпосылке его идеализма - заполнить эту пустоту нечем: что бы ни создал его рассудок, все будет тою же пустотою. От этого отношение к опыту - только случайность, и для суждений разума - не прямой, а косвенный путь. Но если понятия сами по себе не пусты, а в них мыслится конкретный смысл, то в них же самих заложено и прямое