Страница 120 из 210
105 Известные под названием законов «мышления» онтологические принципы «тожества», «противоречия» и «достаточного основания» кажутся нам мертвыми, и суть только «формулы», потому что рассудочная логика приучила нас рассматривать и применять их изолированно друг от друга. Она боялась собственного исходного пункта, гласившего (Лейбниц), что принцип противоречия есть принцип возможного бытия (идеального), но не только его, а и бытия действительного; в то же время, однако, его одного недостаточно для обоснования действительного бытия, в последнем действует также принцип достаточного основания. Но для рассудочной абстрактности это «также» само уже противоречие! Попытки разрешить его выведением принципа достаточного основания из принципа тожества, над чем ломала голову рассудочная логика, разительно подчеркнули слабосилие последней: в принципе действительности хотели искоренить какую бы то ни было действительность. Названное противоречие, я думаю, может быть разрешено только диалектической интерпретацией самих этих принципов, вместе с чем исчезает и их мертвенность. Я мог бы предложить одну из форм такой интерпретации по нижеследующей схеме. - Принцип тожества есть просто принцип формального, возможного, идеального бытия, но для конкретной действительности он есть только первый (исходный) принцип. А есть А само собою переходит в А не есть не-А, т.е. нечто в самом себе, в своем тожестве, определено уже как не-иное, что только есть. Поэтому, неправильно и неразличение принципа противоречия от принципа тожества, ибо, заключая в себе негалию, он не выдает этой нега-ции за абсолютную. В ней есть неопределенность и привативность, создающие для принципа неустойчивое равновесие, которое требует (принцип исключенного третьего) нового перехода к новой определенности и к новому положению. Принцип достаточного основания выполняет это требование, уточняет привативность, как новую определенность, но, в свою очередь, он есть принцип не закрепления, а тенденции, напора к дальнейшему движению. Он гласит: все, что есть, имеет основание, почему оно такое, а не иное. Всякое положение здесь - начало нового диалектического движения, через тожество, противоречие и новое основание, вплоть до конечного конкретного и целого.
уку. искусство, практику. Противоречия, которыми полны сами веши и деяния, полностью наличествуют в этом движении, живы в нем и одушевляют его к дальнейшему движению самою непримиренностью своею. Преодоления противоречий, запечатленные в абстрактных формулах, здесь только моменты, и притом моменты переходные - к новому движению, подобно тому как покой есть также только момент движения. Само преодоление противоречий здесь насквозь динамично. Оно состоит в интеллектуальном, дискурсивном творчестве, принимающем момент интуитивного узрения сущности лишь за импульс, толчок, отправной пункт для раскрытия противоречия, таящегося во всем статически данном, и для планомерного отбора словесно-логических средств, сообщающих не только о содержании процесса, но и о его направлении и перспективах, его формах и траектории, наконец, о законе осуществления. Пусть завершение осуществления, как охват целого, всего, лежит в бесконечном отдалении, но каждый шаг по пути к нему предъявляет требование полного напряжения сознания, понимания, художественного и культурного творчества.
Понятие, как результат, в своей концептивной форме только потому и определяется свободно от противоречия, что оно - момент, покой, но противоречие в нем есть, заключено в нем имплицитно, как его потенциальная энергия. Всякое раскрытие понятия в форму любого предложения синтетического типа есть эксплицирование противоречия. Если бы логические предложения, действительно, образовывались по отвлеченной формуле онтологического тожества: А есть А, их вовсе не было бы. Лишь, сами рассматриваемые как entia, предложения подчиняются этому закону: человек есть животное = человек есть животное. Но уже, как в таком, в предложении: человек есть животное, заключено противоречие, ибо человек не есть животное. Учение абстрактной логики о предложении, как включении, дела не меняет. Для тожества, по крайней мере, определяющего, нет необходимости в указании специфического различия. Но раз оно делается, то, не говоря уже о том, что его установление, отбор, есть как раз неопределенно (indefinitum) уводящий процесс, всякая условно допущенная остановка, - например, человек есть разумное животное, -не только вводит новое противоречие: человек есть не-разумное животное, но, с точки зрения принципов абстрактной логики, есть абсолютная непонятность. Почему, в самом деле, разумное животное есть все-таки животное, а не существо высшее, низшее, по сравнению с животным, или вообще вне животного сущее? Лишь в свете понимаемого смысла разумно оправдывается всякая пропозициональная экспликация понятия, и лишь в смысловом движении одинаково может быть оправдано и то, что человек есть червь, и то, что он - бог.
Предложение, как оно живет в стихии языка, не есть включение, не есть импликация, где обратная экспликация имела бы только вербальный или аналитический характер. Оно есть подлинная синтетическая эволюция, в строжайшем смысле слова evolutio - evolutio libri! Первая же форма предложения, самая простая и неразложимая на другие предложения, номинативное предложение, уже пригодна для такого рода эволюции, ибо обладает неопределенным запасом потенциальной смысловой энергии. Даже обозначение самого неясного «нечто» собственным именем (« — Адам!»), независимо от возможного и сознаваемого смысла имени («земной», «подобный» (?)), открывает собою начало смыслового потока (« - не-Ева», « - не-Каин», « - не-дерево» и тл.), поскольку оно вместе с называнием есть также выражение некоторого избирательного созерцания106. А поскольку можно согласиться, что в номинативном предложении запечатлевается и в субъекте (не только в предикате), в том или ином виде, репродукция (собственно, реког-ниция, воспризнание или узнавание, Erke
С другой стороны, — и в этом диалектика самого предложения, начиная уже с его номинативной формы, - всякое предложение, вследствие своей сообщающей функции, есть предложение экспонибиль-ное108. Это видно из самого существа концептивной определяемое™
106 Зигварт X. (См.: Sigwart СИ. Logik. Bd. 1 3 Aufl. Tubingen, 1904. S. 67 - правильно указывает на приложимость уже к номинальному суждению (Bene
107 Ср. Steinthal Η. Grammatik, Logik und Psychologie... S. 323 ΓΓ.
m Несмотря на чрезвычайно важное значение экспонибильных предложений и метода экспозиции для раскрытия истинной природы суждения и предложения, логики XIX и XX вв. удивительно как мало внимания уделяли этому понятию. Между тем у Канта понятие экспозиции играет видную роль (Kritik der reinen Vernunft. В. 756 ЛГ., cf. Logik. §§ 102-105). и у Фриза (System der Logik. 2. Aufl. 1819. S. 426 Π.) оно нашло уже очень интересную модификацию. Впрочем, у Канта есть расхождение между общим определением термина и применением самого приема экспозиции в Трансцендентальной Эстетике (В. S. 38 ΑΓ.). заставившее Файхингера (Kommentar... Bd. II. Stutgartt, 1881. S. 155) признать применение здесь термина «неподходящим». Файхингера смутило то обстоятельство, что Кант, определяя экспозицию как аналитическую дефиницию, на самом деле, как в метафизике, так и в трансцендентальной экспозиции (Erortcrung) пространства и времени, производит eine sachliche Untersuchung. Но в этом-то и проблема! - Что касается экспонибильных суждений, то Кант определяет (Logik.