Страница 119 из 210
(II) Если теперь от того, что «предшествует образованию понятия с помощью языка», и, что более или менее случайно, respective, психологически закономерно, сопровождает его, обратиться к самому образованию, то мы должны прямо войти в структуру понятия и рассмотреть второй тезис: о праве внутренней формы на место особого рода высшей формы в словесно-логическом построении. Ясное само по себе положение внутренней формы в структуре слова затеняется, когда, вместо прямого анализа ее, спешат объяснять языковое явление из готового запаса психологических и исторических теорий, отбывших свою службу в соответствующих науках. Представители словесных наук как будто пребывают в убеждении, что движется лишь их собственная наука, а психологические и исторические объяснения остаются такими же, какими они были усвоены языковедами, в годы их юности, из книжек и лекций их учителей. Поэтому надо считать счастливою и для языковедов ту эпоху, когда, наконец, показано, что принципиальный анализ научного предмета, как такового, и его структуры вообще ни в каких объяснительных теориях не нуждается. Он производится до всяких теорий. Из этого одного вытекает, что «образование», о котором у нас идет речь, ни в коем случае не понимается нами как какого бы то ни было рода генезис. И, равным образом, это не есть развитие самого смысла. Напротив, как бы это развитие ни объяснилось в истории самого языка и общей человеческой культуры, имманентный руководящий принцип в развитии смысла коренится в законах внутренней формы. Семасиология первична по отношению к реальной истории
т Этот тезис достаточно освещен уже у Марти.
141 Ср. contra: «Внутренняя форма поэтического произведения есть душевная жизнь, которая обусловливает индивидуальную органическую стать (GestaJt). Это - внутренняя форма, потому что, будучи формообразующей, она невидимо действует внутри и Узнается лишь путем тщательного анализа. Ее источник - мировоззрение поэта». Emaringer Ет. Das Dichterische Kunsrwerk. Lpz.. 1921. S. 206.
языков, но производив по отношению к принципам формы развития смысла, т.е. к учению о формах форм. Из этого, в свою очередь, вытекает, что внутреннею формою, как руководящим законом развития смысла слова, не может быть сам смысл. Это положение кажется тавтологически простым, и его убедительность, казалось бы, исчерпывающе раскрыта А. Марти102. Однако сам Марта убедителен, пока он критикует определение внутренней словесной формы как значения слова. Но он дает целую вереницу поводов к недоразумениям, когда говорит о внутренней форме как о форме, постигаемой «только во внутреннем опыте» (Ib. S. 134), об «образе» (Ib. S. 135), «сопровождающем представлении» (Ib. S. 139), «первоначальном значении» (Ib. S. 137) и т.д. Это — прекрасные поводы для смешения диалектически-конститутивного значения внутренней формы и с «внутреннею формою» в гётевском смысле, и с этимологическим значением слова, и с индивидуально-психологическим генезисом или даже объяснением процесса понимания. Но внутренняя форма так же мало «образ» (Bild), или «представление», или психический механизм ассоциации и апперцепции, как мало она - этимологически исконное (часто известное только лингвисту) значение слова или так называемое первоначальное значение слова, употребляемого в смысле переносном. Действительные проблемы лежат не в подобного рода определениях и отожествлениях, а в вопросе об отношении словесно-логической внутренней формы ко всем названным темам. Из них для анализа самой внутренней формы имеет насущное значение в особенности вопрос об отношении «переносного» смысла к «прямому», так как это отношение, как увидим, играет существенную роль в определении того нового значения понятия внутренней формы, которое выше (стр. 395) было названо квази-логическим.
Итак, если образование понятия ни в каком смысле не есть генезис, то остается его понимать как некоторое «идеальное» образование, закон которого - внутренняя форма - также остается всецело законом идеального значения. «Образование», в таком случае, непосредственно постигается нами в своем совершении, как некоторое формирование того, что дается в живой речи и мысли, из их контекста цели, установки и т.п. Оно постигается как подчиненное закону внутренней формы, закону, направляющему это оформление и определяющему его. Как идеальное совершение, образование постигается интеллекту-
102 См.: Marty Α. Untersuchungen гит Grundlegung dcr allgemcinen Grammaiik und Sprach-philosophic. Prague, 1908. Bd. I. - Кроме примеров, критикуемых Марти, укажу еше на оставшегося ему, по-видимому, неизвестным Glogau G. Abriss der philosophischcn Grund-wissenschaften. B. 1-Й. Breslau, 1880-1888. S. 328 ГГ., где о внутренней форме говорится как о «внутренней связи смысла», и в то же время постулируется die i
ально и как интеллектуальный процесс. В этом - высшее и безотносительное положение внутренней формы, как интеллектуальной формы интеллектуальных форм, и в этом же ее законоопределяющая устойчивость. Такая устойчивость, действительно, присуща логическим категориям, - но, что следует понимать под их образованием?
Гумбольдт, имея в виду эту устойчивость, допускает со стороны именно «интеллектуальных приемов» (inteliectuelien Verfahren103) одинаковость. Но едва ли он достигает цели в разъяснении различия, ссылаясь на фантазию и чувство, а в сфере собственно ума — на «неправильные и неудачные сочетания»104. Понятия, как интеллектуальные, словесно-логические сочетания, суть именно сочетания интуитивно ухватываемой сущности в онтическом содержании с планомерно производимым отбором словесно-логических средств в самом акте сообщения (^мышления), в зависимости от условий контекста и в подчинении высшему закону формирования. Таким образом, понятия, как образования, как результаты, могут обладать какой угодно устойчивостью, но они проходят через процесс образования, который, следовательно, есть не что иное, как процесс формообразования.
Согласно этому противопоставлению результата, итога, и процесса, хода, движения, можно говорить и о разного значения логических законах, хотя, понятно, они сами должны находиться в отношении, взаимно отображающем противопоставление результата и движения: результат есть результат движения, а движение есть движение к результату. И, действительно, мы имеем, с одной стороны, концептивные, классификационные, статические логические формы, составляющие категории самой логики (класс, род, вид и т.д.), отвечающие прямо на типы онтологии (формальной) и направляющие образование всякого понятия как концепта. Высшим формально-онтологическим основанием применения этих категорий к образованию понятий считается принцип противоречия, гарантирующий результату его возможность, каковая и понимается как отсутствие в логическом результате (в «понятии» как вышеуказанном сочетании) противоречия. Считается, что логическими путями, методами достижения результата служат приемы определения, деления и, основанных на включении вида в род, суждения и умозаключения. Выходит гак, как будто все эти приемы и суть те пути образования понятий, которые ведут к хорошо обеспеченному результату, и как будто в их установлении мы и располагаем решением проблемы второй стороны рассматриваемого противопоставления.
Ιυ1 Humboidt W. ν. Ucbcr die Vferschiedenheit des menschlichen Sprachbaues... S. 105, cp.
,гц Ibidem. S. 106.
С таким упрощением проблемы надо бы кончить. Оно само - результат все той же абстрактной, глухонемой, бессловесной логики. Определение, деление, включение - не движения, а сами - результаты, не формообразования, а формулы. Они постигаются нами через то же конципирование, а не через понимание и уразумение. Они - мертвенны и схематичны, - препараты, а не жизненные силы. Чтобы ожить, они должны заговорить; чтобы быть понимаемыми, они должны наполниться текучим смыслом. А для этого они сами должны быть приведены в движение, в самом ходе которого мы только и можем уловить их подлинные динамические законы, как законы конкретного образования понятий105. Упомянутые формулы - только залечат-ление результатов, а законы образования, совершения, процесса, как и законы образования понятий, составляющих в своих формальных качествах содержание формул, суть чисто диалектические формы движущегося и движением определяемого смысла, смысла на ходу, в живом разговоре. Речь идет уже не о генезисе и не о функциях психофизического прибора, называемого человеком или субъектом, а об объективном ходе смысла вещей, дней и дел, претворяющемся в на