Сочинения

ле кантианец Якоб, автор многочисленных философских сочинений на немецком языке и обширного, в нескольких частях, учебника философии для гимназий, выпущенного им в России, на русском языке1. Приглашенный в 1807 году, Якоб уже в 1809 <г. > покидает университет. Был прикосновенен философии также Ив. Ст. Рижский, профессор словесности, но он мог бы у Шада только учиться. Зато на других факультетах Шад мог найти более интересных собеседников и оппонентов, как об этом свидетельствует публичное выступление на торжественных заседаниях университета профессоров Коритари, Громова, Осиповского. Первые двое обнаружили себя последователями натурфилософии Шеллинга. Философская позиция третьего не так определенна, но, по-видимому, его точка зрения была близка сенсуализму, сопряженному с недоверием к натурфилософскому спекулятивному способу решения вопросов физики и с защитою математических и механических основ ее.

В бытность учителем в петербургском Горном училище Рижский составил для своих учеников Логику: Умословие, или умственная философия, написанная---Иваном Рижским. — Спб.: В типографии Горного Училища, 1790. Как он сам и указывает, главное содержание книги почерпнуто «из философских сочинений Г. Голльмана; немало из других известнейших писателей сего рода; прочее единственно из природного умосло-вия» (Предисл.). Голльман — вольфианец, и все другие источники Рижского—того же направления: сам Вольф, Баумейстер, Гейнекций, но цитируется также и Эйлер, решительный противник Лейбница и Вольфа (и которого Lettres а ипе princesse d'Allemagne... вышли на французском языке в Спб., 1767—1772 и на русский язык были переведены под заглави-

1 По всей видимости, под именем этого Якоба (Ludwig Heinrich) была издана книга: Essais pbilosopbiquej sur I'homme, ses principaux rapports et sa destinee etc. publies par L. H. de Jacob. Petersburg. 1822. (В словаре Франка указано, что эта книга резюмирует главные мысли самого Якоба, что вышла она в Галле в 1818 году и озаглавлена, как начато, a etc. значит: fon-des sur lexperience et la raison, suivis d'observations sur le beau, publies

apres les manuscrits confes par Tauteur.) Об этой книге как об «небезынтересном опыте» сообщает в своем Словаре Круг, называя рядом еще книгу: Worte aus dem Buche der Bucher, oder uber Welt-und Menschenleben; nieder-geschrieben vom Fursten N.... und herausgegeb. von A. W. Tappe.—Dresd-<en>, 1824, которая «содержит некоторые оригинальные, отчасти даже пантеистические, воззрения». Обе, по его сведениям, написаны русскими: первая Михаилом Полетикою (брат, вероятно, Петра Полетики),

вторая кн. Николаем Абрамовичем Путятиным. Из того, что обе книги ьтущены под чужою фирмою, Круг заключает, что русские знатных Фамилий стыдятся заниматься философией...

ем: Письма о разных физических и философических материях, писанные к некоторой принцессе).

Коритари произнес 30 авг. 1807 г. речь: De пехи studii Medicinae cum studio Philosophiae, Громов — 30 авг. 1815 г.: Об общих органических силах и постепенном отношении их между собою.

Осиповскому принадлежит один из переводов на русский язык Логики Кондильяка. Возможно, что на него также оказал влияние Эйлер, хорошо ему знакомый как математик. Против шеллингианства Шада Оси-повский был настроен довольно резко, как можно судить по тому отзыву его об Логике Шада, который приводится у Сухомлинова (Т. 1.— <С> 115—16).—Проф. Багалей (Ист<ория> Хар<ьковского> Унив< ерситета >...) сообщает, что Осиповский опровергал «известное положение Канта о врожденности [?] категорий [?] пространства и времени». Если Осиповский опровергал Канта, то он, явно, этого не опровергал, а если он это опровергал, то он не опровергал Канта.—Осиповский читал две речи: О пространстве и времени (30 авг. 1807) и О динамической системе Канта, рассуждение (30 авг. 1813).

Внезапная, в 24 часа, высылка Шада из Харькова и из пределов России прекратила его преподавание (1816). Своих учеников он не успел приготовить, и заместителем его явился некий Дудрович, должно быть, из прикарпатских славян, которого, впрочем, поддерживал сам Шад, рекомендуя его как человека, осведомленного в философии Канта, Фихте и Шеллинга. Дудровича до такой степени единодушно характеризуют как «хорошего человека», 1то, надо думать, философ он был никакой. Его преемник Чанов был назначен попечителем на должность профессора умозрительной и практической философии, но был просто не подготовлен к такой роли, и хотя обещал руководиться в преподавании умозрениями Шада и нравоучением Дудровича, но едва ли был способен даже разобраться в этих «умозрениях». Сменивший Чанова Протопопов (с 1834 г.), воспитанник Харьковского университета, как отмечает его биограф (Зеленогорский), не был подобно Чанову «совершенно несведущим в области философских наук» и также был «человек хороший». Он и дотянул харьковскую философию до общего ее изгнания из университетов. Таким образом, философия в Харькове прекратилась, в сущности, вместе с отъездом Шада.

Дудрович конкурировал на кафедру в 1813 г. с Любовским (см. выше стр. 126, прим. 1). Шад и факультет признали экзамен Дудровича без сравнения выше экзамена Любовского. Этого Дудровича, Андр. Ив., не следует смешивать с Ив. Ив., кандидатом Харьковского университета,

профессором Ришельевского лицея (1817—1839), где он читал также философские курсы. К. Зеленецкий ссылается на его лекции (Опыт иссле-дования...-С. 234, пр<им.>).

Чанов — тот самый «квартальный надзиратель», появление которого на кафедре приводило в сентиментальное негодование некоторых моралистов. Действительно, по окончании Ярославского демидовского высших наук училища он состоял в штате Градской ярославской полиции около трех месяцев квартальным надзирателем (в 1806 г.), а затем перешел учителем разных предметов в пансион при Ярославском училище. После разных служебных странствий он был назначен директором училищ Слободско-Украинской губернии. Отсюда он попал в профессора (в 1831 г.). Дело, конечно, не в том, что он был квартальным надзирателем. Было бы не лучше, если бы он был даже полицеймейстером или комиссаром. А дело в том, что, будучи угоден начальству, он был негоден в качестве профессора по предмету, которого не знал.

Что касается «дела» и высылки Шада, то это — грязная история с доносами со стороны коллег и со странными и назойливыми самооправданиями Шада, характерная лишь тем, что в вину Шаду и доносчиками и властью ставились философские убеждения Шада. Доносчик отлично понимал, когда докладывал: Mais ma faible raison se prosterne devant Schelling. Cependant j'oserais croire que ce n'est pas la renseignement qui convient a la Russie. Votre Excellence au reste est meilleur juge que moi a cet egard: je ne fait que Iui proposer mes doutes. Но за кого же считал Шад своих адресатов, когда он по обвинению в шеллингианстве его Institutiones juris naturae отвечал: «Шеллинг никогда не писал естественного права или чего-нибудь подобного:---предмет философского исследования Шеллинга—физика»... Соль не в том, разумеется, что Шад солгал; он мог действительно не знать статьи Шеллинга Neue Deduktion des Naturrechts, напечатанной в «Философском Журнале» (Фихте-Нитгаммера) в 1796—97 гг. и не вошедшей в сборник философских сочинений Шеллинга 1809 г.

В другом из вновь основанных университетов, Казанском, философия совершала свои первые шаги еще скромнее. Первым ее преподавателем был окончивший в 90-х годах XVIII века Московский университет Лев Левицкий. Учителей своих едва ли он превзошел — достаточно сказать, что логику он преподавал в университете по учебнику Рижского. По-видимому, ректор дал его исчерпывающую характеристику: «В философических познаниях, кажется, слаб, и более, мнится, по тучному его телосложению, натурально воспрещающему заниматься умозрительностью». Но эта же причина вскоре привела к тому, что он «обновил мать земнородных первым адъюнктом казанского университета». Это было бы неплохо, если бы его не сменил иностранец (Фойгт), по образованию юрист, но имевший связи среди людей влиятельных и «согласный преподавать умозрительную философию