Сочинения

ganz dassclbe» — ibid, 498), по вес это — не то. В более раннем изложено"1 (гипсиа8с d<er> gesam<mten> Wiss < enschaftslehre > .—I.—S. 1J0, 284) Фихте скромно сознавался в «неведении» (Unwissenheit) того основания, которое должно лежать вместе в объекте и субъекте, и предлагал «парить посредине» (mitten i

В Харькове Шад издал логику на латинском языке1. Ни по содержанию, ни по направлению она не представляет нового этапа в развитии Шада. Значительная часть ее содержания взята из прежних немецких сочинений его, главным образом из названного третьего тома изложения учения Фихте. Шад возражает против идеи формальной логики Канта, так как она исходит из разделения субъекта и объекта и покоится на отвлеченных категориях, содержащих в себе внутреннее противоречие, поскольку они, претендуя на абсолютное значение, выводятся тем не менее из более высокого начала («я мыслю»), т. е. уже не имеют абсолютного значения. Действительный принцип логики, как и метафизики, состоит в тожестве субъективного и объективного. Однако логика не превращается у Шада в метафизику (или теорию познания), так как, подобно другим современным ему противникам Канта, он приветствует Кантово выделение разума как способности идей, в отличие от понятий, хотя, также подобно другим (Фихте, Якоби, Круг, Бутервек и др.), не признает кан-товского ограничения идей разума регулятивною функцией. На различении рефлектирующего рассудка, ограниченного опытом, и [интуитивного] разума, направляющегося на возможность опыта и «сверхчувственное» («абсолютное»), основывается разделение двух логик: формальной (не в отвлеченном кантовском смысле) и трансцендентальной (также, как очевидно, не в кантовском смысле). Задача излагаемого сочинения — логика рассудка. Она должна раскрыть законы непогрешимого вывода в мышлении, опираясь на способность рефлексии и обнаруживая ее наиболее общие формы. Рассудок в целом есть некоторая единая способность, так что логические функции: образование понятий, суждений и умозаключений — не разные способности, а разные виды деятельности рассудка. Умозаключение, таким образом, также есть акт рассудка, а не разума, и оно есть не что иное, как то же суждение, но выраженное explicite, поскольку средний термин в нем дается прямо (в суждении он содержится

1 Institutiones Philosophiae universae. Tomus primus, logicam puram et applicatam complectus.— 1812. О харьковских трудах Шада см. ст. Зелено-горского, Ив. Б. Шад. Также в словаре профессоров Хар < ьковского > унив < ерситета >, Истор < ико > -филол < огического > фак < ульте-та> — Хар<ьков>, 1908. Биография Шада в Т. 1-ом Ист<ории> Хар < ьковского > Унив < ерситета > проф. Багалея, и там же история удаления Шада из Хар < ьковского > универс < итета > и перепечатка документов по этому делу.

implirite). Суждение, будучи основною формою мышления, выражает в то же время, по принципу тожества, действительное отношение вещей, и поэтому оно может быть рассматриваемо как принцип установления категорий. Из ошибки разделения субъекта и объекта у Канта получилась и другая ошибка. Признав категории всецело субъективными, он не только оторвал их от вещей, но также не сумел найти для их выведения надежного фундамента. Таким фундаментом должна быть не субъективная форма суждений, а само суждение как такое и поскольку оно выражает действительную связь вещей. Соответственно, на трех частях суждения — субъекте, предикате и связке — покоятся категории количества, качества и отношения в их субъективном и объективном вместе значениях. Категориями теперь, в свою очередь, определяются виды и формы суждений, а не обратно, как выходит у Канта. Что касается модальности, то, выражая отношение вещей к нашему уму, она есть вид категории отношения (различается отношение вещей друг к другу и к нашему уму) и определяет степени возможности, действительности и необходимости вещей и нашего знания их. «Сверхчувственное», «вещь в себе», «абсолютное» не различается в этих предикатах, так как оно не имеет степеней, оно сразу — безусловно возможное, безусловно действительное и безусловно необходимое, оно есть безусловное бытие и не мыслится рассудком, а абсолютно устанавливается (разумом) как условие всякого возможного мышления.

И преподавательская, и литературная деятельность Шада не остались без влияния. Так, преодолевая большие препятствия, исходившие от университетских недоброжелателей Шада, пробился у него в доктора философии купец Григорий Хлапонин (1814 г.). Под руководством же Шада были составлены диссертации Триневича и Ковалевско-г°1- Далее, Авксенший Тевлич, автор книги 06 Изящном

1 Относительно которых было установлено специально на этот предмет избранной комиссией, что обе диссертации почти буквально списаны из книг и из записок лекций Шада. Немудрено, что Шад одо-°рил эти диссертации, но непонятно, как он не узнал их автора. Вообще, с бытовой стороны пребывание неуемного экс-монаха в Харькове, как о нем рассказывает проф. Багалей, заслуживает внимания любителей житейской психологии.—Названный Гриневич был некоторое вре-Мя профессором латинской и греческой словесности в Ришельевском лицее, а затем и в Университете св. Владимира (1839—40),—профессором из неудачных, в Киеве ему после годичного преподавания «было от-азано» (см. Биограф< ический> словарь... Иконникова).

(Спб., 1818), доктор словесных наук, также ученик Шада. Одно из произведений Фихте было переведено на русский язык и издано в Харькове, надо думать, не без участия Шада, тем более что выбор книги для перевода был сделан разумно1. Наконец, под влиянием Логики Шада составлена и Логика Талызина, вышедшая в Петербурге в 1827 году.

Логика, изданная Матвеем Талызиным. —Спб., 1827. Сам автор в Предисловии заявляет: «Руководителями моими были некоторые последователи знаменитого Иммануила Канта, равно и он сам» (С. VII). Но уже в рус<ском> пер<еводе> Системы логики Бахмана. — Ч. III (История логики).— Спб., 1833, имеется указание переводчика (С. 97 прим.) на то, что Логика Талызина «есть сокращение Логики Шада». Колубовский также утверждает, что она составлена «по Шаду», но на чем основывается это утверждение, у него не сказано. «Сокращением» Логики Шада она, во всяком случае, не является. С однрй стороны, в ней есть целый отдел психологический— дань антропологическим логикам, а с другой стороны, многие определения Талызина отличаются от определений Шада. Есть, однако, и отступления от кантианских логик, и есть сходства с Ша-дом. Так, разум понимается как способность, порождающая идею абсолютного единства, проникающая в область сверхчувственного и постигающая идеи как вещи в себе; деление категорий принимается им в истолковании Шада по частям суждения; отожествляется умозаключение и суждение и т. п.

Преподавательская деятельность Шада развивалась в условиях, которые могли бы быть благоприятны для философии. Многие из университетских товарищей Шада проявляли живой интерес к философии и обладали нужною подготовкой — и в направлении родственном Шаду, и в направлении противном ему. Для философии и то и другое благоприятно. Так, профессором политической экономии с 1809 года состоял приглашенный из Гал-

1 Яснейшее изложение в нем состоит существенная сила новейшей Философии. Опыт принудить читателя к разумению. Сочин.: Ивана Готлиба Фих-та. Перевод с немецкого.—Харьков: В Университетской типографии, 1813. «Свой перевод переведший усерднейше посвящает императорского Харьковского университета достопочтеннейшему сословию действительных членов его»; посвящение подписано: Ст. Ес-кий — по всей вероятности, Есикорский, учитель и автор книг: Опыт исторической очевидности Промысла Божия у всех народов и во всех веках. — Х<арьков>, 1822, и Всемирная и с т о р и я.—Х<арьков> , 1825.—Проф. Багалей (Т. II) называет среди книг, выпущенных харьковскими учителями: Лю-бовский П. Краткое руководство к опытному душесловию.—X <арьков >, 1815; его же: Опыт логики.—X <арьков >, 1818, и: Любачинский Ив. Логика.—X <арьков>, 1817. Имеется ли в них влияние Шада, судить не могу, книг не видал.