Страница 17 из 64
Отсюда понятно его критическое отношение к системе крепостничества. Крижанич считал недопустимым, что труд в России закрепощен и крестьяне не могут свободно распоряжаться принадлежащим им имуществом. Государство, на его взгляд, должно «всячески заботиться о процветании народа, и прежде всего, чтобы все жили безопасно и, как подобает свободному гражданину, пользовались и наслаждались своим имуществом». Однако здесь он не был до конца последовательным и допускал «кабальное рабство» и рабство «дворовых людей». Поясняя, что это — «за деньги купленные работы», Крижанич сводил вопрос к добровольной самопродаже, оправдывая последнее ссылкой на философский принцип свободы воли.
Содержание политической мудрости включает выбор «наилучшей» формы правления. Крижанич подробно рассмотрел «самовладство» (монархию), «боярское правление» (аристократию) и «общевладство» (демократию). По его мнению, демократия ведет к анархии, ибо там каждый стремится стать государем. Аристократия возвышает только немногих, что уже само по себе несправедливо. Поэтому Крижанич высказывался за «самовладство», полагая, что хотя монархия и может превратиться в тиранию, однако это легче исправить, чем другие системы: «для этого не надо ничего, кроме желания одного человека». Он выделял следующие преимущества монархической власти: «Во-первых, при самовладстве лучше… соблюдается всеобщая справедливость. Во-вторых, при нем легче и лучше сохраняются покой и согласие в народе. В-третьих, этот способ (правления) лучше оберегает от опасностей. А четвертое и самое главное: самовладство подобно власти Божией! Ведь Бог- первый и подлинный самовладец всего света. А всякий истинный (или полновластный) король является в своем королевстве вторым после Бога самовладцем и Божьим наместником». Стало быть, только при абсолютной монархии возможно проведение в стране всех необходимых преобразований.
В теории политической мудрости сохраняли силу доводы религиозного порядка, ссылки на Священное писание и сочинения отцов церкви; но над всем этим возвышалась идея «общего блага», «всеобщей справедливости», которая была воспринята идеологией российского абсолютизма.
Политическая мысль России второй половины XVII в. с разных точек зрения подошла к проблеме государства и власти. Оценка этой проблемы в ту эпоху имела большое практическое значение: «она идеологически подготавливала реформы Петра I, влияла на изменение мировоззрения русского общества, была своеобразным итогом литературы и публицистики по вопросу, волновавшему общество с момента образования Древнерусского государства» [Л.В. Черепнин].
2. «Петровское западничество». В деятельности Петра I первостепенное место занимали два главных момента: укрепление абсолютизма и европеизация России. В принципе это были взаимоисключающие тенденции: Запад, прошедший через Реформацию и войны, бурно расставался со своим абсолютистским прошлым, утверждая республиканские и демократические традиции. России, напротив, еще только предстояло развязать свои средневековые узлы, и среди них главный — двоевластие. Противостояние светской и духовной властей давно стало тормозом на пути социальных и политических преобразований. Оно раздробляло общественные силы, сталкивало их в ожесточенной и непримиримой борьбе. Вместе с тем было очевидно, что для достижения прогресса необходимо усиление не церковной, а именно светской, государственной власти. На практике это означало возвышение абсолютизма. В свою очередь, абсолютизм нуждался в новой идеологии, которая разрубила бы и другой узел средневековья — господство православия. Сам Петр I явно тяготел к протестантизму. Однако победила общая ориентация на Запад — европеизация. Так завязался новый узел российской истории — абсолютизм и европеизм, распутывать который пришлось уже в XIX и XX столетиях.
Противоречивость этих тенденций отразилась на творчестве идеологов «Ученой дружины» Петра I- Феофана Прокоповича и В.Н. Татищева: если первый явился в полном смысле этого слова апологетом абсолютизма, то второй, напротив, выступил с обоснованием европеизма, разработал идеологию западничества.
а) Феофан Прокопович (1681–1736). Феофан видел Петра I и раньше, но все решила их встреча в 1709 г., вскоре после победы русских войск под Полтавой. Феофан произнес похвальное слово, которое понравилось царю и заставило его обратить внимание на просвещенного проповедника. Через некоторое время Петр назначил его игуменом Киевского братского монастыря и ректором духовной академии. В новой должности Феофан отличился свободой ума и антицерковными наклонностями. Единственным достоверным и авторитетным материалом для богословских заключений он считал Священное писание. Но и оно, на его взгляд, должно восприниматься не догматически, а «риторским разумом», т. е. критически. Это позволяло Феофану примирять Библию и систему Коперника, защищать от нападок ортодоксов науку. Образ мыслей Феофана был хорошо известен Петру, и Петр, прекрасно понимая, что в лице ученого киевского монаха он найдет себе надежного помощника и союзника в деле реформы русской церковной жизни, в 1715 г. вызвал его в Петербург, поручив управление псковской епархией. Прокопович оправдал надежды своего высокого покровителя. Уже в первых его проповедях зазвучало православление Петра как создателя новой России: русский государь «деревянную обрете Россию, а сотвори златую», и сделано это «не сребром купеческим, а Марсовым железом». 6 апреля 1718 г. Феофан произнес свое знаменитое «Слово о власти и чести царской», имевшее ближайшее отношение к суду над царевичем Алексеем. В нем проповедник поставил себе целью доказать божественную сущность самодержавной власти: она «от Бога устроена и мечем водружена есть и… противитися оной есть грех на самого Бога». В качестве наиболее упорных противников царского содержавия выставлялись «богословы», т. е. духовные иерархи, кои «всяку власть мирскую не точию не за дело Божие имеют, но и в мерзость вменяют», другими словами- обвинялись в политическом преступлении. Направление главной стрелы было очевидно — она метилась в Стефана Яворского, местоблюстителя патриаршего престола. Так обнажался замысел царя — упразднить патриаршество, скреплявшее церковную оппозицию. Полностью антипатриаршая программа была реализована Феофаном в «Духовном регламенте» (1721) и «Правде воли монаршей» (1722), которые получили статус государственных законодательных актов.
Превосходство монархии, согласно Прокоповичу, подтверждается общеисторическим опытом человечества. На его взгляд, монархическая форма правления является наилучшей потому, что ею управлялись и управляются народы в своем большинстве как в прошлом, так и в настоящем, к ней их привели не просто «умствования философские, но самая вещь, самое искусство и нужды». Власть монарха есть «верховная, высочайшая и крайняя власть», не подлежащая никаким законам человеческим. Титул «Царское Величество» означает абсолютное превосходство над всеми другими как во власти политической, так и в чести. Монарх соединяет в себе законодательную и судебную власти, и долг подданных — «без прекословия и роптания» выполнять его указы, законы и повеления. Народ своей воли не имеет, он отдал ее полностью монарху при его избрании. Стало быть, монарх обладает властью на основе общественного договора. Отсюда вытекают обязанности государя: «Двоих ради вин наипаче бывают достойны цари: 1) аще врагов державы своей побеждают, 2) аще добро творят подданным своим, храняще правду, на честь возводящие достойных, недостойных же низлагающие тихостью, кротостью и любовью повелевающие и, словом рещи, аще так царствуют, да царствия их ради блаженную жизнь имуть людие». Таким образом, высшая цель государства — благо народа («всенародная польза»), которое достижимо лишь при монархическом правлении.
Богатый материал для подкрепления своих абсолютистских воззрений Феофан Прокопович находил в отечественных древностях. Вся история России представлялась ему сплошной борьбой за централизацию, создание единой государственности. Мыслитель считал, что только в результате раздробленности, усобиц и ослабления Россия подпала под монголо-татарское иго, подверглась нашествию немецких рыцарей, шведских, польских, литовских князей и королей, которые ее «аки разметанную махину (стыдно вспомнить) тиранским владением топтать начали». Прокопович высоко оценивал объединительную деятельность московских князей, их «собирание Руси». С особым пиететом он относился к Ивану Грозному, который, «познав истинную вину смертоносныя болезни», «прежнюю силу российскую, раздором умерщвленную, союзом воскресил и оживил». Когда же Русь снова пришла к единению, превратилась в единое государство («аки бы срослась в единое тело»), «тогда не только вышеупомянутых тиранов своих под своя ноги подвергла, но сверх того превеликая и дальные царства и княжения приняла под крылия свои». Феофан сознательно объединял рождение российского абсолютизма с геополитическими реалиями старомосковской политики, стремясь придать историческую правомерность и законность имперским притязаниям Петра I.