Страница 16 из 64
б) «Латинствующие». Партия «латинствующих» была представлена прежде всего пришлыми книжниками, главным образом из числа выходцев Киево-Могилянской академии. Среди них особо выделялась фигура Симеона Полоцкого (1629–1680), первого профессионального писателя России. Он оставил огромное литературное наследие. Широко известны его поэтические своды «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион»; это настоящие энциклопедии по всем отраслям тогдашних знаний. Заслуживает упоминания и книга «Жезл правления», посвященная обличению расколоучителей Никиты Пустосвята и попа Лазаря. В ней он с западническим высокомерием подверг осмеянию самоучек-староверов, как вообще всю русскую «неученую» культуру.
Все творчество Симеона Полоцкого проникнуто жаждой просвещения и образованности. В соответствии с духом времени наивысшим выражением разума он признавал Священное писание, подчеркивая его нравственно-обновляющую сущность. Вместе с тем, с его точки зрения, для всякого человека необходимы «свободные» науки, наставляющие его в житейских делах. Лишь в единстве с ними вера способна привести к мудрости.
Мудрость же добродетельна: «Елма же мудрость в ум некий вселится, ко правым делом муж Богом строится». Ее нравственной константой всегда выступает «правость», благо. Симеон осуждал тех образованных людей, которые не делятся с другими своими знаниями. По его мнению, человек, «мудрость имеяй, аще утаяет, чистое злато в землю копает». Только приобщая других к наукам, он умножает собственные познания.
Мудрому, согласно Симеону, противостоит невежда, ибо он «книг неискусный» и подобен сове, рассуждающий о солнце. Невежда к тому же еще обязательно злой человек. В вирше «Слова непослушание» Симеон писал, что у безобразного слона и горбатого верблюда есть привычка при входе в чистую воду, до того как они начнут пить, «первее ногами ону возмутити». Делают они это, чтобы не видеть в воде своего «нелепия». И далее заключал:
Книга не только учит благородству и мудрости; она открывает глаза на мир, делает осмысленным само существование. «Кто есть царь и кто тиран, хощеши ли знати?», — спрашивал Симеон в одном из своих сочинений и отвечал: «Аристотеля книги потщися читати». Обращаясь к царю Федору Алексеевичу, только что вступившему на престол, он напоминал своему ученику:
Осмысление мудрости приводило Симеона Полоцкого к политической философии. Он пристально следил за московской политикой, стремясь внести свою лепту в управление государством.
Идеал мыслителя — просвещенный монарх, персонифицированный в образе московского государя. Этот монарх во всем противоположен «тирану» — правителю жестокому и неправедному. От него «вера права исходит», оттого церковь должна всецело подчиняться ему и видеть в нем своего первого повелителя и заступника. С верой просвещенный монарх соединяет мудрость, он равно велик в философии и богословии.
Симеон не забывал, что мудрость без «правды» может обернуться злом и ввергнуть людей в пучину бедствий. Поэтому истинно мудрый царь должен охранять правду, опираясь на силу закона:
Симеон Полоцкий примыкал к той линии русской политической философии, которая была представлена ранее дворянскими идеологами Федором Карповым и Иваном Пересветовым. Он мог и не знать своих предшественников, но, как и они, ратовал за правовое ограничение самодержавной власти, о чем свидетельствует его приверженность к теории просвещенного монарха.
Царь, с его точки зрения, должен править «праведно, свято, щедро, божественно», ибо ему подражают остальные, а «через святость царя и людие святи». Принцип подражания царю, несмотря на содержащееся в нем требование полного подчинения самодержавной власти, выражал надежду Симеона Полоцкого на признание равенства между «людьми» и «начальными», подданными и правителями. Правомерность такого обобщения несомненна, ибо для него самодержавная власть сохраняла право на существование лишь постольку, поскольку исключала возможность тирании и деспотизма.
В этом отношении с ним вполне солидаризировался другой пришлый книжник — ученый-хорват Юрий Крижанич (ок. 1617–1683). Он прибыл в Москву раньше Симеона Полоцкого, в 1659 г., однако через два года по подозрению в прокатолической деятельности был сослан в Тобольск, где прожил 15 лет. Впоследствии уехал из России в Рим и принял там постриг в одном из доминиканских монастырей.
Основное сочинение Крижанича — трактат «Политика, или Разговоры об владетельству». В нем три части: первая называется «О благе», вторая — «О силе», третья — «О мудрости». Их объединяет одна общая идея — возвышения России как главного центра и оплота мирового славянства. Рассуждая о благе, он на первый план выдвигал вопрос о развитии земледелия, ремесла и торговли. Именно они составляют источник богатства страны. Наряду с этим Крижанич к богатству государства относил и многолюдство населения: «Не тот король богаче, у кого больше золота, а тот, у кого больше людей». Что касается силы государства, то она держится на справедливых законах. «При жестоких порядках, — писал мыслитель, — наилучшая земля остается пустой и редко населенной. При размеренных порядках и плохая земля бывает многолюдной и густо населенной».
Самое большое внимание в трактате уделяется мудрости, главным образом политической. Крижанич считал, что именно политическая мудрость — госпожа всех наук, так как от нее зависит общее благо. Он осуждал философию макиавеллизма, называя ее создателя сыном дьявола, а само учение — псевдополитикой. Политика у Крижанича неотделима от этики и представляет собой науку управления государством или королевскую мудрость. Она может быть достоянием только монархов и их советников.
Две максимы скрепляют политическую мудрость: «Познай самого себя» и «Не верь чужестранцам». Самопознание у Крижанича служит этносоциологическим принципом; в него он вкладывал идею познания «природы, нрава и состояния» народа, пределов и богатства государства. В славянском характере Крижанича прежде всего огорчала «ксеномания» — любовь ко всему чужому, иностранному. «Эта смертоносная чума, — писал он, — заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпит из-за чужебесия». Причину этого он усматривал в невежестве, враждебном отношении к науке. Беря в пример Русь, Крижанич сокрушался: «Главный довод врагов науки в том, что учение приносит с собой ересь. Но разве на Руси поднялся раскол не от глупых, безграмотных мужиков и не от глупых причин?». Без просвещения, без знаний славяне так и останутся в зависимости от чужестранцев. По поводу их засилия на Руси ученый-хорват восклицал: «… А на Руси что делается! Инородные торговцы везде держат товарные склады и откупы и всякие промыслы: вольно им ходить по нашей земле и покупать наши товары дешевою ценой, а нам привозить дорогою и бесполезные… Иные обольщают нас суетными именами академий и высших училищ, степенями докторов и магистров, но все это пустяки; земля пополняется множеством бездельных писак и книжников. Лучше было бы им в молодости учиться полезным и потребным для народа ремеслам…». Для Крижанича политическая мудрость сводилась к национальному самоопределению, основанному на развитии промышленности и просвещения.