Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 89

Теперь о Ваших семейных делах. Услышав, как Вы сетуете, что Вам не удалось убедить ни одну из этих дам пойти на малейшие уступки, и впрямь можно подумать, будто Вы очень плохо знаете род человеческий или не изучали людских страстей (хотя относительно и того и другого я уверена в обратном). Я уже говорила Вам, что это невозможно, поскольку обе дамы тешат свою гордыню. Предположи я, что это доставит Вам столько хлопот, я бы не втягивала Вас в это дело, но мне сдается, мадам, что при всем Вашем благоразумии, за устройством этого дела в Вас чуточку заговорило нечто, именуемое гордостью, и Вы уязвлены тем, что, несмотря на такое превосходство Вашего ума, не можете убедить их. Так ведь именно по этой причине и не можете: Ваши слова выше их понимания, поскольку мысли ни одной из них никогда не шли дальше болтовни за карточным столом или в обществе. Поскольку же мои умственные способности ближе к их способностям, чем Ваши, то, мне представляется, я могу Вам присоветовать путь более успешный, нежели убеждение. Когда которая-нибудь из них пожалуется Вам на другую, поддержите ее, побранив отсутствующую, н, смею сказать, обе рассердятся на Вас и объединятся. Это навело меня на мысль посоветовать м-ру Б, привлечь кого-нибудь для исполнения такой проделки, но, подозреваю, он слишком прямодушен и отнесется с презрением к победе, достигнутой посредством подобной хитрости, а потому не последует совету Вашей, и проч.

Мадам,

Вы нашли способ жестоко отомстить мне за план, который я лишь думала внушить м-ру Б. Вы требуете, чтобы я описывала характеры людей в столь не свойственной мне манере или же впредь не писала бы Вам вовсе, хотя в конечном счете наказаны-то за это распоряжение будете Вы.

Герцог и герцогиня Курляндские (которые прежде, как Вам известно, были графом и графиней Бирон) по-прежнему пребывают в таком фаворе, что от их насупленных бровей или улыбки зависит счастье или несчастье всей империи, то есть настолько, насколько благосклонность может способствовать первому или немилость дает повод ко второму. Людей, которых бы один из них или оба вместе не подчинили себе, так мало, что весь народ находится в их власти. Герцог очень тщеславен, крайне вспыльчив и, когда выходит из себя, несдержан в выражениях. Будучи к кому-то расположен, он чрезвычайно щедр на проявления своей благосклонности и на похвалы, однако непостоянен; скоро без всякой причины он меняется и часто питает к тому же самому человеку столь же сильную неприязнь, как прежде любил. В подобных случаях он этого не может скрыть, но выказывает самым оскорбительным образом. Герцог от природы очень сдержан, но, пока благосклонен, ведет себя с любимцем весьма непринужденно. Он прям — если не считает нужным или не желает дать правдивый ответ, то не отвечает вовсе. Он презирает русских и столь явно выказывает свое презрение во всех случаях перед самыми знатными из них, что, я думаю, однажды это приведет к его падению; однако я действительно считаю, что его преданность ее величеству нерушима и благо своей страны он принимает близко к сердцу.

Его герцогиня надменна и угрюма, с неприятными обликом и манерами, что делает невозможным уважение, которое она хотела бы приобрести таким способом, то есть уважение искреннее, а не показное. Сказать по правде, хотя меня и называют ее фавориткой и она благосклонна ко мне более, чем к другим, в сердце моем нет чувства, которое называю уважением; ибо соблюдение этикета соответственно ее положению я бы не назвала уважением, хотя это и именуют так. И сама она заблуждается на сей счет, поскольку, внезапно так сильно возвысившись, она вышла из своего круга и полагает, будто надменностью можно вызвать уважение. Будь она частным лицом, она была бы тем, что д-р П. называет «аристократкой», и я предоставляю ему самому разъяснить Вам, кого он так величает. Герцогиня не вмешивается в дела или служебные назначения, но делает вид, что все время, свободное от присутствия при ее величестве, отдает воспитанию своих детей и рукоделию. Со светом она знакома мало, не отличается большим умом, хотя и не глупа; любит наряды. Вы восклицаете: «Она ведь женщина, так что это неудивительно!» Может быть, и так, но делать подобные замечания предоставьте мужчинам.

Итак, я, послушавшись Вас, расправилась с двумя аристократами нашей северной стороны и надеюсь (хотя и очень старалась), это послание заставит Вас запретить подобные описания той, которая, и прочие.





Мадам,

вместо того чтобы избавить меня от заданий, порученных мне. Вы требуете выполнения еще больших. Я полагала, что исчерпывающе описала герцога и герцогиню в последнем письме, но Вы задаете о них много вопросов, на кои отвечу по порядку. Он сохраняет пост обер-камергера ее величества, хотя сам является сувереном, а она по-прежнему первая фрейлина, с той лишь разницей, что теперь, при ее новом титуле, садится в присутствии ее величества, когда садятся принцессы, и на всех общественных собраниях ей целуют руку. Бироны живут во дворце, но имеют все те же придворные чины из числа своих подданных, как и ее величество, и желания герцога и герцогини, когда они при дворе, выполняются этим штатом. То есть у него есть собственный камергер, а у нее — фрейлины; герцогская чета имеет собственные, и очень пышные, выезды с ливрейными слугами.

Граф Остерман — вице-канцлер империи, и устройство всех дел возложено на него, хотя всем руководит герцог. Остермана считают величайшим из нынешних министров в Европе, по поскольку искренность — качество, которое обычно не считается обязательным в этой профессии, граф не допускает, чтобы она мешала исполнению задуманных им планов. Он любезен и обладает интересной внешностью, а когда выходит из своей роли министра, то оказывается очень занимательным собеседником. Родом он из Вестфалии и приехал сюда в качестве личного секретаря одного голландского адмирала, состоявшего тогда на русской службе. Увидев одну бумагу, переведенную Остерманом на русский язык, Петр Первый послал за ним и, по свойственной этому монарху гениальной проницательности, в разговоре скоро открыв в нем глубокий ум, взял его к себе, постепенно возвысил до занимаемого им теперь поста и женил на русской даме очень красивой, знатной и богатой, хотя сам граф продолжает оставаться лютеранином. Он не алчен, поскольку остается бедным при всех предоставлявшихся ему возможностях. Он был наставником Петра Второго и главной силой, приведшей князя Меншикова к падению, но вскоре был заменен князем Долгоруким, большим фаворитом сего юного монарха, и кое-кто полагает, что только смерть последнего уберегла графа от падения, поскольку фаворит боялся его коварства и осведомленности, подтверждение которым видел в падении Меншикова. Граф был очень галантен, но никогда не стремился обольстить светскую даму, поэтому его любовные похождения не делали много шума, а сейчас он, кажется, считает женщин более просто веселыми и хорошенькими игрушками (чтобы, расслабившись в свободный час, отвлечься на пустяки и болтовню), чем мужчин, которые непременно поведут разумные беседы, тогда как ему хотелось бы услышать лишь вздор. Я знаю, Вы полагаете большинство представительниц нашего пола как нельзя лучше подходящими для этого и убеждены, что так обстоит по крайней мере с Вашей, и прочие.

Мадам,

я вижу, вы нетерпеливы, а потому берегитесь! К графу Остерману добавлены еще двое, составляющие кабинет министров Один из них — князь Черкасский, русский, персона замечательная во многих отношениях. Прежде всего (и, по мнению многих, самое важное), он очень богат: владеет тридцатью тысячами глав семейств, как рабами, и наследница — его единственная дочь. Затем — фигура князя, которая в ширину несколько больше, чем в высоту; его голова, очень большая, склоняется к левому плечу, а живот, тоже большой, — направо. Его ноги, очень короткие, всегда обуты в сапоги, даже на придворных приемах по случаю больших Праздников. Ну и, наконец, он знаменит своей молчаливостью; он, мне кажется, никогда не говорит более, чем некий член другого знаменитого собрания, который, как мы с Вами знаем, сделал это в опубликованной речи. Но владения и знатность князя потребовали для него почетной должности, и он наверняка не станет ни утруждать себя делами, ни мешать кабинету своим красноречием.