Страница 45 из 62
По некоторым известиям, этот проект явился будто бы плодом заговора, составленного Н. И. и П. И. Паниными, княгиней Дашковой и некоторыми из вельмож и гвардейских офицеров. Заговор этот имел целью низложить Екатерину и возвести на престол Павла; говорят, что будто бы Павел знал о предстоящем перевороте и о готовящейся конституции и присягнул не нарушать законы и конституцию.
Но у нас есть также такие известия, более достоверные, которые утверждают, что мнение, будто бы этот конституционный проект составлен для Павла, является домыслом. Есть данные, что около того времени Екатерина сама думала об изменении самодержавного строя, так что этот конституционный проект, очень может быть, Панин составил для нее. Данные эти следующие: в 1773 году была напечатана в русском переводе книга Мабли „Наблюдение над историей Греции“, снабженная Радищевым примечаниями. В этих примечаниях Радищев выступил резким противником самодержавной власти.
Например, он писал: „Самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние“. Эта книга была издана на средства самой Екатерины: значит, у нее самой были намерения ограничить самодержавную власть и их она хотела пропагандировать. Радищев далеко шел в своих примечаниях: „Неправосудие государя дает народу над ним право, какое дает ему (то есть народу) закон над преступником“. Таким образом, мы видим, что в книге, изданной самой Екатериной, проводилась мысль об отмене самодержавной власти и об ее ограничении.
Надо полагать, что проект Панина был знаком Екатерине. Мнения, высказанные в нем, отразились на Учреждении о губерниях 1775 года и на Жалованной грамоте дворянству 1785 года, ведь и тут, и там дворянству дается и подтверждается право совещаться о своих пользах и нуждах и подавать петиции.
Наконец, от 1775 года у нас сохранилось известие о разговоре Екатерины с московским главнокомандующим князем Волконским. Говоря ему о преобразованиях, которые в ближайшем будущем намечаются в государственных учреждениях, Екатерина сказала: „Сенат останется, при нем будет Палата, дабы Сенат мог совещаться с нею о законах. В Палату войдет Комиссия об Уложении“.
И долго еще Екатерина лелеяла мысль о переустройстве высшего управления в России. Накануне второй турецкой войны в 1787 году ею был заготовлен проект, о сенатской реформе. Текст его неизвестен, но содержание его сохранилось в записках князя Безбородко от 1799 года. По этим запискам власть Сената была следующая: все собрание департаментов Сената под председательством канцлера юстиции составляет „надзирание прав государственных“. Когда издаются новые законы, то проекты их, прежде всего, поступают на рассмотрение собрания всего Сената, а затем уже утверждаются самодержавной властью. Вот еще в каком году бродила в голове Екатерины мысль об устройстве в России народного представительства.
Но в 1788 году началась вторая турецкая война, и мысли Екатерины отвлеклись от реформ внутреннего управления. Секретарь Храповицкий в своем дневнике отметил следующие слова Екатерины: „Не время теперь делать реформы“. Не время было тем более, что тогда начиналась Французская революция, и Екатерину стал волновать вопрос, подпишет ли Людовик XVI предъявленную ему конституцию.
Подписание королем этой конституции привело к разрыву России с Францией. Екатерина, хотя и желала дать конституцию, была решительно против нее, когда она требовалась. Вот почему Екатерина разгневалась и на Радищева за его „Путешествие из Петербурга и Москву“, где он написал, в сущности говоря, то же, что и раньше, но только в решительном и требовательном тоне.
Такой же каре подвергся в 1789 году Княжнин, который написал тогда драму „Вадим Новгородский“. Здесь восхвалялась политическая свобода славян, а Рюрик, основатель династии, обрисовывался как узурпатор.
Конституционные идеи, насажденные в русском обществе самой Екатериной, с наибольшей яркостью расцвели в то время, когда во Франции начиналась революция. Священник Самосский, бывший при дворе Екатерины, писал в конце 80-х годов: „„Вольноглаголание о власти самодержавней стало всеобщим“ все восхваляют французов, что предвещает кровопролитие“. В мемуарах Сегюра сообщается, что взятие Бастилии вызвало взрыв радости не только среди французов, но и среди либерального русского общества. Прохожие посредине улиц обнимались и поздравляли друг друга, как с праздником.
Все проявления общественного движения болезненно влияли на самолюбивую Екатерину. Она сама любила конституционные мечты, но как только эти мечты превращались в требования общества, она становилась решительно против них. Поэтому ясно, почему ее конституционные мечты не получили осуществления.
На Екатерину в ее желании ввести конституционные учреждения влияла не только просвещенная мысль западной философии — в эту же сторону направлял ее и характер ее наследника Павла. Павел Петрович вышел очень похожим „на своего батюшку“, как выражалась Екатерина. Поэтому у Екатерины явилась мысль отстранить от наследования сына Павла, а преемником себе назначить внука Александра. Была и другая мысль, объявить на всякий случай нечто вроде конституции, так как Екатерина не была уверена, что Павел не свергнет Александра, и поэтому она желала оградить Павла известным учреждением. В конце жизни Екатерины ходили слухи, что 1 января 1797 года в России будет введена конституция. Но Екатерина умерла раньше (6 декабря 1796 г.), прежде чем опубликовала ограничительный закон.
Мечты Екатерины о введении конституции так и остались мечтами… Но важно указать, что вопрос об изменении формы правления в России был поставлен еще при Екатерине II, во второй половине XVIII века.
Приложения
Речь, произнесенная в торжественном заседании совета императорского Московского университета и Императорского общества истории и древностей Российских по случаю трехсотлетия царствующего лома Романовых (1613–1913)
Милостивые государыни и милостивые государи!
Великое, приснопамятное дело совершилось в нашем царствующем граде Москве триста лет тому назад, 21 февраля 1613 года. "В этот день, — по выражению той самой грамоты, точное воспроизведение которой находится здесь перед вашими взорами, — "всего Московского государства всяких чинов всякие люди"… выбрали "на Владимирское, на Московское, Новгородское и на царство Казанское, Астраханское и Сибирское и на все великие преславные государства Российского царствия" царем и великим князем "благоцветущую отрасль" прежнего царского рода — Михаила Федоровича Романова-Юрьева". Не впервые русским людям приходилось выбирать и ставить себе царей с тех пор, как пресекся род московских князей-собирателей. Выбирали они на царство в 1598 году боярина Бориса Федоровича Годунова, выбирали в 1606 г. боярина князя Василия Ивановича Шуйского. Но избрание 1613 года по своему историческому смыслу и значению далеко было не одно и то же о предшествующими избраниями. Избрание Михаила не было только замещением осиротевшего царского престола. Оно было, вместе с тем, выходом из тяжелой внутренней неурядицы, когда, по выражению той же грамоты, во всех людях Московского государства была "рознь и междоусобство". Избрание Михаила в тех условиях, в каких оно совершилось, было знамением наступления нового времени, свидетельством того, что "по милости всемогущего Бога все люди во всех городах Российского царствия учинились меж себя в соединеньи, братстве и любви по-прежнему".
Я не буду здесь говорить о том, как и отчего произошла русская междоусобная смута начала XVII века. Скажу только несколько слов о том, к чему она в конце концов привела и какими последствиями угрожала в будущем. Прежде всего, смута привела к потере государством единства и национальной высшей власти. Созданное вековыми усилиями князей-собирателей и инстинктом народного самосохранения Московское государство развалилось, рассыпалось на части, между которыми уже не было единения. Центр государства — царствующий Град Москва — находился в руках польской военной силы, которая удерживала столицу для королевича Владислава, признанного значительной частью русских людей царем. Но место королевича не прочь был занять его отец король Сигизмунд, мечтавший о включении православного русского мира в лоно римской католической церкви. Главный город Московского северо-запада Новгород Великий находился в руках шведов и не далек был от признания своим государем королевича Филиппа. Юг и юго-восток Московского государства стояли за супругу двух царей-самозванцев Марину и ее сына — воренка. Север и Поволжье стояли особняком, занимая выжидательное положение. Из всех хищников, набросившихся на ослабевший политический организм, львиные доли в расторжении Московского государства должны были достаться Польше и Швеции. Истощенное внутренней и внешней борьбой, дезорганизованное и экономически разоренное население Московского государства почти уже утратило внутреннюю силу сопротивления и, казалось, готовилось уже покориться иноземцам. Русский народ переставал уже быть хозяином на собственной земле, строителем своей жизни и готовился быть пассивным этнографическим материалом для чужой и чуждой ему государственной стройки. Мыслящие русские люди, сознавая, что наступил конец Русскому государству, молили Господа Бога, чтобы Он, по крайней мере, сохранил русское племя. Казалось, что и для русских людей наступила та самая очередь, которая раньше пала на сербов, болгар и чехов.