Страница 22 из 81
— Возможно, мои опасения только плод болезненного воображения и со стороны все выглядит смешным, но я буду очень рад узнать ваше мнение, оберштурмфюрер, которое научился ценить очень высоко.
«Но ведь не посоветовался со мной, а сразу отправил докладную начальству», — отметил про себя Брюгель. И сказал томно:
— Гауптман, я знаю радикальный способ, который сразу же избавил бы вас от всех возможных неприятностей такого рода.
— Да? Что вы предлагаете? К вашим советам я всегда...
— Очень просто! Откажитесь от идеи использования пленных на ремонте танков.
Верк кисло улыбнулся.
— Вы знаете, что это невозможно. Завтра прибывает несколько вагонов с запчастями. Танки ждут на фронте. Неужели вы не можете предложить что-нибудь иное, но менее радикальное?
Комендант лагеря, испытывая терпение «инженеришки», долго выстукивал носком сапога по полу.
— Я думаю, — сказал он наконец, — что можно полностью обезопасить себя другим путем. Но это потребует дополнительных хлопот.
— Слушаю вас, оберштурмфюрер.
— Во-первых, нужно точно установить, кто из занятых на ремонте пленных может водить танк или трактор, тягач. Этих людей, безусловно, на базу нельзя допускать.
— Но... — попытался возразить Верк.
— Взамен следует набрать новую группу слесарей, — не слушая гауптмана, продолжал Брюгель. — Полагаю, что мы сможем наскрести нужное нам количество.
— Я это понимаю, но я не об этом, оберштурмфюрер. У нас имеются сведения, кто из ремонтников умеет управлять танком, — некоторые из них указали, что они были танкистами, шоферами, трактористами. Но ведь не исключено, что кто-нибудь из них умышленно скрыл свою специальность. Эти пленные будут сохранять свою тайну.
Брюгель морщил губы и нетерпеливо кивал головой: хуже нет, когда эти зазнайки торопятся, не выслушивают до конца и лезут со своими доводами.
— И во-вторых... — с нажимом продолжал комендант лагеря, как только Верк умолк. — И во-вторых! Как я понимаю, танк может быть захвачен только на территории базы, не так ли?
— Конечно. Только здесь пленные могут приблизиться к машинам.
— Значит, нужно закопать у стен два ряда гранитных столбов, а на воротах выставить несколько стальных ежей, сваренных из кусков рельса. Вам должно быть известно, что такие препятствия не может преодолеть ни один танк. Посчитайте, сколько нужно столбов — иваны завтра же привезут их с карьера. Ежи сварите сами. Таким образом, если даже предположить, что кто-либо решится удрать на танке, то, увидев столбы и ежи, он поймет, что его план ни при каких обстоятельствах осуществим быть не может, и откажется от него.
Нет, напрасно Верк иронизировал по поводу слабых умственных способностей коменданта лагеря. Свое дело оберштурмфюрер знал превосходно. То, что предлагал он, исключало возможность угона танка. А усиление охраны базы не сулило успеха и партизанам даже при внезапном ночном нападении.
Довольный, сияющий Верк проводил эсэсовца до машины, остановившейся у крыльца, рассыпался перед ним в комплиментах и затем прочувствованно и долго жал ему руку.
У Юрия, краешком глаза наблюдавшего эту сцену, упало сердце. Еще раньше он заключил, что между техническим гауптманом и оберштурмфюрером нет дружбы и согласия и их отношения складываются скорее в духе скрытого недоброжелательства и соперничества. И вот холеный гауптман, в глазах которого при разговоре с комендантом лагеря всегда таилась улыбка превосходства, вдруг начал лебезить перед туповатым эсэсовцем. Почему холодные взаимоотношения сменились вдруг таким проявлением радости, дружеских чувств? Очевидно, гауптман и оберштурмфюрер о чем-то договорились, и следует ожидать какой-то новой напасти.
Как только Юрию выпал случай оказаться невдалеке от Петра Годуна, он скривил лицо, точно проглотил что-то горькое, и крепко потер рукою висок. Это означало: «Внимание! Опасность. Быть начеку». Годун при первой же возможности передал этот предупреждающий сигнал Ивану Степановичу. Теперь все трое напряженно следили за поведением немцев, стараясь по каждой мелочи определить, в каком направлении будут развиваться события и чего им следует ожидать.
И вот в конце перерыва на обед на базе появились заместитель коменданта унтерштурмфюрер Витцель и Цапля. Эсэсовец и старший переводчик сразу же скрылись в конторе и не выходили оттуда, но было замечено, что мастера, один за другим, побывали в конторе. Каждый из них находился там недолго, минут по пять-десять, чего, впрочем, было бы вполне достаточно, чтобы они смогли ответить на вопрос: «Кто из пленных вызывает у вас какие-либо подозрения?» — если бы такой вопрос был им задан.
И вот после обеда в контору начали посылать пленных. Их посылали собственно не в контору, а в кладовую, якобы сменить инструмент, но как только рабочий-ремонтник появлялся у окна, переводчик требовал, чтобы он зашел в кладовую. Там, в присутствии читавшего газету унтерштурмфюрера, Цапля с небрежным видом «уточнял» некоторые анкетные сведения. Все это делалось так, будто ответам ремонтников не придавалось большого значения, но пленных посылали по порядку номеров жетонов — о, немецкое пристрастие к пунктуальности! — начав с первого номера, и Юрий Ключевский, еще не зная подробностей, сразу же сообразил, что проводится какая-то хорошо продуманная, осторожная проверка, касающаяся всех занятых на ремонте пленных.
Те, кто попал в ремонтники, не отличались особой говорливостью, они знали: молчание — святое дело. Но все же жетон № 9 сказал с невеселой усмешкой: «Щупают все. А чего щупать-то? И на глаз видно — одна кожа и кости». Жетон № 11 высказался столь же неясно: «Мог бы на тракториста выучиться. Не захотел, дурак, пропала каша».
На них смотрели с любопытством, но никто расспрашивать не стал.
Наконец пришел черед Ключевского.
Едва только он положил на подоконник ключ для нарезки резьбы на болтах, как из кладовой послышалось:
— Это кто? Какой твой номер, фамилия?
— Номер жетона тринадцать, Ключевский.
— Ага... Нет, ты мне не нужен. Впрочем, зайди... Зайди сюда.
Юрий остановился у двери. Его «двойник», унтерштурмфюрер Витцель, закинув ногу на ногу, сидел на принесенном в кладовую чистом стуле и читал газету. Цапля рассматривал какие-то бумаги. Начались вопросы: где родился, состоял ли в комсомоле, образование, специальность, военное звание, род войск, какие должности занимал, нет ли дополнительной специальности? Юрий отвечал не задумываясь — такие вопросы гитлеровцы задавали ему в плену не впервые, и у него имелся хорошо составленный набор наиболее безопасных автобиографических данных, в правдивости которых трудно было бы усомниться.
— Тэ-э-э-к... — пренебрежительно протянул Цапля, не отрывая глаз от бумаг. — Значит, бывший слесарь, выбившийся в советские интеллигенты, без пяти минут этот... сочинитель. А автомашиной наш сочинитель случайно не может управлять?
Юрий увидел, как поднял голову и насторожился его «двойник» унтерштурмфюрер.
— Автомобилем? Нет, не приходилось.
— Ну, не автомобилем, так трактором или, допустим, тягачом? Ты же грамотный человек, тебе легко было освоить. Были ведь у вас всякие курсы, автодор...
— Как-то не выпадало... — начал Юрий.
— Понимаешь, в чем дело, — не слушая его, с хорошо наигранным сожалением произнес Цапля, — Нам скоро нужны будут для одной работы шоферы, трактористы даже самой низкой квалификации. Лишь бы умел за рулем сидеть. Учти, что дополнительно ко всему этим людям будут выдавать по котелку каши. Понял, какое счастье?
«Каша... Не захотел, дурак, на тракториста выучиться», — пронеслось в голове Юрия. Значит, всех об этом спрашивали, всех кашей соблазняли. Остальные вопросы только камуфляж, дымовая завеса!
— Как не понять, господин переводчик.
— И отказываешься...
— Рад бы, но никогда с автомобилем, трактором дела не имел.
— Точно?
— Правду говорю.
— Смотри, проверю, — как-то ненатурально засмеялся переводчик, — Если скрываешь...