Сомнамбула

Стражник наблюдал за ними без интереса. Он видел много ходоков, но ни один из них не посмел довести дело до конца. Хождения превратились в игру, в нее ввязывались от скуки. Молодежь нашла себе новое развлечение. Ну что ж, посмотрим.

Она появилась сразу, как будто давно ждала. Рама принял из ее рук сосуд с водой. Наблюдающий вскинулся, чувствуя паузу, и не ошибся. Она улыбалась, наслаждаясь тишиной. Он все-таки решился. Он не произнес положенной фразы. Через полчаса их уже заперли в храме.

Новость о предстоящем празднике разнеслась быстро. Ночью под окно приходили сестры, которых она не видела много лет. Мать запрещала им встречаться с тех пор, как она стала ничьей невестой. Сестры принесли яд: это наилучший выход в твоем положении. Ты уснешь и не проснешься. А он пускай выпутывается сам — в конце концов, ты здесь по его вине. Мы любим тебя и желаем тебе добра. Нам будет трудно смотреть на то, как разорвется твое сердце.

Сестры продолжали сетовать на судьбу, она слушала. Потом попросила передать ему записку, заранее зная, что ничего не выйдет. Они с негодованием отвергли просьбу: мы и без того сильно рискуем, разговаривая с тобой. Неблагодарная, сказала старшая, ты позоришь нашу семью и хочешь втянуть нас в свои сомнительные дела. Мы здесь чтобы помочь тебе умереть, не хочешь — пеняй на себя. Они ушли разобиженные и с сознанием выполненного долга.

Живительно, что это случилось именно с ней. Четыре года в городе не было повода для праздника. Любовная чума, поразившая полуостров много лет назад, отступила, но иногда давала о себе знать единичными вспышками, которые жестоко подавлялись во избежание эпидемий. Наблюдатели рыскали по улицам в поисках жертвы, вознаграждение росло год от года. За ошибки наказывали. Если в паре взаимности нет, боги жертву не примут. Поэтому устроители праздника должны точно знать, что этот брак заключен на небесах. В последнее время священные браки стали большой редкостью. Еще год-два и начнутся беспорядки. Но ее не волновала судьба города, она думала о нем.

Я даже не знаю, как его зовут и почему он выбрал именно меня. Разве можно знать наверняка? Ходили слухи, что другие пары пользовались голубиной почтой. Менее надежны были кошки, в ошейниках которых прятали записки. Эти непредсказуемые животные часто доставляли почту не по адресу, а получатель в случае обнаружения чужого письма был обязан сообщить куда следует. Говорили также, что на каждую сотню смертей приходилось по два-три выживших. Может быть, они действительно попадают на небо?

День и ночь она плела циновки из камышей, которыми был засыпан каменный пол. Ее руки знали, что надо делать, ведь этому учат с детства, но выходило иначе, и стебельки превращались в перья. В дверь заглядывали, укоризненно качали головой и, пошептавшись, забирали испорченную работу.

Первый праздник в своей жизни она встретила пятилетней девочкой. В назначенный день мать повела их в цирк. На арену по очереди выходили акробаты, жонглеры, танцовщицы со змеями, укротители диких животных. Посередине стояла колонна, увитая гирляндами цветов, земля вокруг нее была усыпана белыми лепестками. Все чего-то ждали. Девочка никогда не видела столько людей; волнение толпы передалось ей и она заплакала. Появился главный жрец. Привели невесту, одетую во все красное. Мать подозвала служанку и приказала ей завязать детям глаза.

Впоследствии ей дважды приходилось присутствовать на торжествах, но никто толком не мог объяснить смысл происходящего. По виду это больше напоминало ритуальное самоубийство. Сейчас, когда ей предстояло выйти на арену, она вспоминала, как вели себя те, другие. Они выглядели беспечными, неуверенно держались на ногах и много смеялись. Кажется, им что-то давали пить. Наверное, в этом все дело.

Наутро за ней пришли. Старуха-жрица помогла ей надеть свадебное платье, потом взяла булавку и проткнула ее ладонь. Собрав немного крови, она сказала: «Не бойся, боль ушла в песок. Ты ничего не почувствуешь», — и подала плошку с горьким отваром. Потом ее повели подземными коридорами, мимо заржавленных решеток и загубленных колодцев, из которых доносились слабые голоса. «Это яд, — подумала она, — здесь некому петь, кругом только змеи и ящерицы. Они одурманивают жертву и потом показывают ее горожанам… Сейчас я начну хохотать, как те, другие. Жалкий конец».

Рама не был похож на героя. Когда он появился на арене, зрители засвистели. Худой, бледный, невысокого роста. Ее сестры и их мужья сидели на почетных местах. Они тоже были разочарованы. Как она могла променять своего жениха на это невзрачное существо. Конечно, в трусости его не упрекнешь. Но мужчина не должен быть добрым, его украшают шрамы, а не чувства. Сейчас, когда для него настала пора доблестно умереть, он опять безвольно улыбается и молчит.

«Все зависит от меня, — повторяла она про себя, — хорошо, что не запрещают смотреть друг на друга».

Он взобрался на колонну, лестницу убрали. «Не закрывай глаза, — твердила она, — не отстраняйся. Я все перенесу, вот увидишь. Это совсем не страшно. Страшнее было тогда, у колодца. Теперь нас никто не разлучит».

Дальше мнения об увиденном расходятся.

Вот что рассказывали сестры:

Он раскинул руки и сорвался вниз. Толпа ахнула и подалась вперед, но невеста стояла как вкопанная, словно окаменела. Ни слезинки. Когда собирали жертвенную кровь, она даже не пошевелилась. Мать была права, она бесчувственная. Теперь она будет доживать свой век в подземелье, среди циновок, сплетенных руками ничьих невест, будет каждое утро называть их имена, изъятые из списков живых и мертвых. Она сможет обрядить на верную смерть еще двух-трех несчастных. Стоило ли отказываться от родительского дома, от супруга, полагающегося ей по закону, наконец, от нашей помощи ради того, чтобы провести остаток жизни в подземелье и ложиться спать, подложив под голову окровавленный плащ?

А вот что видела она:

Он раскинул руки и сорвался вниз. Тишину вспорол свист и хлопки, взметнулся плащ, открывая спину, и лопатки вздрогнули, высвобождая огромные, стального цвета крылья. Земля поплыла под ногами и она услышала знакомый голос: «Не бойся, все позади. Теперь нас никто не разлучит».

Нежилое

На сегодня дел было немного. Инженер еще работал, разбирал старые бумаги. Особой ценности они не представляли, но он не любил бездельничать. С тех пор, как он перестал отвечать на открытки, потому что ему надоело переписывать из года в год одни и те же слова, они как-то сами собой исчезли. Из записной книжки уже никого не надо было вычеркивать, ее страницы рассыпались, а телефон замолчал, высказавшись до последнего. Примирение с вещами произошло, и они перестали прятаться — ключи всегда были под рукой, как и нужная цитата, на которой раскрывалась книга, взятая с полки наугад. Подсказок он не любил с детства, но это торопливое и простодушное подсовывание истин напоминало заботу о больном, который впервые после затяжного кризиса попросил есть. Сегодня ему вдруг захотелось задать старый вопрос, который он привык воспроизводить без нажима, и книга раскрылась на фразе «О, как гаснут — по степи, по степи удаляясь, годы!..» Ожидаемый, где-то даже сочувственный ответ. Не все ли равно, подумал он. Хранители живут долго, но не вечно. Уверен, что она не хотела бы жить вечно. Она была легкой, если не легкомысленной, но я-то знаю, что она просто не хотела обременять себя ни имуществом, ни воспоминаниями.

Мы приехали сюда в разные месяцы одного года. Она мечтала о море, хотя никогда его раньше не видела, разве что в кино. Из кино она почерпнула и другие детали, которые рассчитывала найти на новом месте. Она знала, что ее ждут мраморные скамейки, питьевые фонтанчики и лестницы, сбегающие к морю. У нее будет солнечная комната с балконом, увитым диким виноградом. Она найдет себе работу, будет печатать на машинке или шить. Все должно устроиться. Главное верить в это.