Степной рассвет

— Не кипятись, начлет. А зачем тебе наизусть учить? Читай вон по бумажке.

— А я в глаза этим сынам Аматерасу глянуть хочу, когда они мой ультиматум слушать будут.

— Ну так и смотрел бы им в глаза, пока переводчик переводит. Чего тебе самому обязательно языкознанием блистать?

— Ты ж сам говорил, Иван Олегыч, что эти самураи отказываются с нами нормально общаться. Носом они там крутят, мол мы не боимся смерти и все такое. Вроде того шибко храбрые они ребята. Вот я и хочу предложить им достойный вызов для их храбрости. Думаю, по-другому они нам помогать не станут.

— Хм. А если припугнуть их компрометацией их перед начальством? Мол мы вас переоденем в форму командиров Красной Армии и фотографии вашим семьям пошлем. А?

— Бесполезно, товарищ капитан. Я вообще опасаюсь того, что те из них кто согласятся летать могут на таран пойти. Хорошо, что эти радиовзрыватели прибыли. Хоть не так страшно их будет в небо выпускать.

«Правда, я догадываюсь, кого первым испытателем радиовзрывателя должны были сделать. Но, видимо, Олегыч уже свое начальство в отношении своего зама хорошенько убедил. Сколько раз свой аппарат проверяла – нет на нем мин».

Японцы стояли тесной группой, окруженные бойцами Полынкина. Едва Павла открыла рот, чтобы блеснуть своим восточным красноречием, как получила неожиданный отлуп, на отличном русском языке.

— Господин лейтенант, не нужно так сильно… э… коверкать красивый язык Ямато. Все, что вы хотите сказать я смогу перевести намного точнее.

«Знают оказывается эти демоны наш великий и могучий. Знают, и над нами стебутся, гады! Видать им бедным шибко уж не хотелось с понтами своими расставаться. Ну все, зайчата мои пушистые! Сейчас я вам объясню главный смысл жизни…»

— Я слышал, что вы, уважаемый, уничтожили свои документы и ваше имя до сих пор неизвестно нашему командованию.

— Это так.

— Странно. Обычно ваши офицеры спокойно рассказывали о себе. Ведь это не военная тайна. Поэтому для начала я прошу вас представиться полным именем.

— К сожалению, господин лейтенант, я вынужден вам отказать. В нашей семье есть один обычай. После поражения в бою я не скоро смогу носить свое истинное имя, поэтому зовите меня просто капитан Огита. Так что вы хотели нам предложить?

— Благодарю вас, господин капитан. Всем вам я предлагаю одинаковый и достойный выбор. Вариант первый – вы не соглашаетесь ни на какое сотрудничество и ждете в лагере военнопленных окончания войны и решения вашей участи нашими правительствами. Только сразу напоминаю вам нынешнее положение вещей. Про то, что вы в плену, а не погибли в бою, ваше командование еще ничего не знает. Да-да, не надо улыбаться. Ваш удачливый коллега погиб при попытке угнать самолет, поэтому помощи вам ждать неоткуда. Кроме того, Советский Союз не подписывал Женевскую конвенцию, и вот поэтому ваша участь неизвестна не только вам, но и мне. Переведите это, пожалуйста, другим японским офицерам.

Японец кивнул и несколькими рублеными фразами озвучил первую предложенную альтернативу. Лица его друзей по несчастью смотрелись при этом как флегматичные карнавальные маски приготовившихся к казни краснокожих братьев Чингачгука.

Вариант второй – вы отказываетесь сотрудничать, но при этом соглашаетесь участвовать в учебных воздушных поединках с советскими пилотами. У нас поединки бескровные, но очень эффектные. Тот, кто победит десятерых русских пилотов подряд временно получит в пользование холодное оружие и сможет смыть с себя бесчестье плена. Его секунданту на время выдадут катану для исполнения последнего долга.

Капитан недоверчиво переспросил про мечи. Получив подтверждение, кивнул, и продолжил перевод.

Ну и наконец, вариант третий - пилот, получивший в ста воздушных схватках результат лучший среди всех бойцов этого Учебного центра, получит… Если это японец, то он будет освобожден. Ну, а своего чемпиона мы просто премируем.

— Господин лейтенант, вы хотите нас обмануть! Это недостойно чести офицера.

— Во-первых, обмана не будет. Во-вторых, вы наверное имели в виду честь командира Красной Армии. А в-третьих, вряд ли среди вас есть пилоты способные выполнить это условие.

— Я переведу ваши слова, но японские пилоты не верят вам.

— А я и не настаиваю на вере. Хотите попробовать победить, милости просим, нет – воля ваша.

На лице капитана мелькнуло выражение легкой растерянности, но он быстро взял себя в руки и спокойно перевел новое предложение.

— Ну и в четвертом варианте, мы просто предлагаем каждому желающему жить в СССР и обучать наших пилотов. В этом случае он, в конечном счете, станет обычным командиром Красной Армии, правда, не сразу.

— У вас довольно интересные предложения, господин лейтенант. Конечно, кроме последнего. И нам потребуется некоторое время чтобы эти предложения обдумать.

— Думает пусть каждый сам. Думать ведь можно и по отдельности. Времени мы всем даем один час. У каждого из вас будет листок бумаги на котором указаны номера вариантов, просто обведите свой выбор и верните мне. После вашего волеизъявления группа будет разделена. Кто захотел бороться за призы останется здесь, остальных увезут сотрудники НКВД, Куда их увезут, я не знаю.

«Ух как смотрят эти воздушные волки! Небось, надеются так же, как тот молодой к себе через фронт улететь. Нет уж, япу-саны, вот этого точно не будет. И мне по большому счету с вами в кошки-мышки и играть-то неинтересно. Сможете учить воздушному бою – хорошо. Нет, ступайте в лагерь. Вот об этом я вам и скажу…»

— Да вот еще что. Дабы у отдельных особо стойких последователей кодекса Бусидо не возникало глупых мыслей о побеге или героической гибели в таранных ударах, предупреждаю сразу всех. Тот, кто попытается приблизить самолет к ангарам, будет уничтожен зенитными орудиями. Их у нас много и они уже хорошо себя показали. Ну, а нашим артиллеристам весьма полезны тренировки боевыми снарядами по реальной воздушной цели. Так что такие таранные удары не будут результативными. Что же касается возможности побега… Топлива на каждый вылет будет заливаться ровно на взлет-посадку и один пятиминутный воздушный бой. И, вдобавок, рядом с зоной учебных воздушных боев будет всегда кружить пара опытных истребителей, прикрывающих аэродром. Еще одна пара истребителей в готовности к взлету будет стоять на старте на площадке недалеко отсюда. Ну и дежурные звенья наших соседей. Захотите таранить партнера по воздушному бою, и увидите еще один сюрприз, впрочем вряд ли вы успеете его осознать. В общем, я желаю удачи тем оптимистам, которые захотят попробовать нарушить соглашение. Тем же, кто будет честно сражаться за результат, нашим командованием гарантируется уважительное отношение и мягкий режим. А свое слово о призах мы сдержим, для тех, кто действительно выполнит условия по количеству побед. Отказаться продолжать летать вы можете потом в любой момент. Пока вы здесь первый вариант от вас никуда не денется, как впрочем и последний.

— Павел, ты с ума сошел! Ни я, ни Виктор Михайлович не можем отпустить ни одного японца до конца войны, будь он хоть самым лучшим асом. Вообще, зачем ты им это пообещал?!

— Спокойно, командир. Это ведь всего лишь живец на крючке. Скушать хочется, да крючок с леской не дадут. Знаешь, Иван Олегович, как у нас на Волге щурей ловят?

— Только не надо мне тут рыбацкие байки травить. Ты что же, обмануть их решил?

— Зачем обманывать. Просто они сейчас так и не смогут понять, что это условие физически невыполнимо. И очень надеюсь, что не скоро поймут. А в том, что никто этого главного приза так и не удостоится, я на все сто уверен. Они-то думают, мы зеленую молодежь им подсунем, а мы на бои с ними будем выставлять лишь тех, кто среди своих научился на равных биться. Так что сбить десятерых подряд они точно не сумеют, до тех пор, пока в поединках участвуют ребята, которых в Житомире готовили. По той же причине, сбить больше всех в ста поединках ни один японец не сможет. Ведь мы же еще после каждого боя и тактику разбирать будем. А понадобится, так мы ее и поменяем. В общем не смогут они этот каменный цветок из себя вывести.