Страница 7 из 50
Пока она мелькала там, в окне, я все это ей высказала. Она же попыталась отшутиться. «Первый том моей жизни уже убрали из печати»,
—
Но в этот раз я ей не позволила. Я давила на нее. Сожаления? Призраки? Она никогда так не разговаривала раньше. «Почему ты не расскажешь о нем?
—
—
Я подумала, что она начнет ходить и заламывать руки, а она просто стояла. «Я никогда и не забывала его,
—
—
Я слышу, как теперь она копошится на кухне. Попытка проявить кулинарные навыки (к сожалению)
—
На самом деле я должна пойти к ней и извиниться за то, что назвала ее глупой. За то, что вообще начала спорить. Я должна извиниться за то, что вынуждаю ее рассказать о моем отце, о сожалениях, о призраках. Я знаю, она хочет лишь, чтобы было как лучше, что она устала и скучает по тем временам, когда я всегда была рядом. Она старается. Я правда ценю то время, что мы проводим вместе.
Может, я смогу уговорить ее пойти прогуляться. До заката еще несколько часов. Мы можем пройтись до парка Холируд, полазить среди зарослей дрока. Поболтать ни о чем. А может быть, теперь она согласится поговорить. Я действительно хочу знать…
Боже мой, Поль, я даже не знаю, что написать. Я с трудом могу поверить в то, что случилось. Я услышала самолеты и едва успела сунуть свой блокнот под блузку перед тем, как рухнула бомба. Мама писала мне обо всех недавних авианалетах и самолетах над головой, но я и представить не могла такого. Я знаю, что для тебя все по-другому; у тебя было слишком много ночей, прерванных самолетами и сиренами. Но для меня… Бомба? На улице, по которой я ребенком бегала вприпрыжку?
Я видела, как она падала… Летела, крутясь, к асфальту, прямо здесь, на нашей улице. Я едва успела спрятаться за мансардное окно. Во все стороны полетели камни и комья земли. Только что здесь была мостовая, а мгновение спустя на ее месте оказалась дымящаяся воронка. Не знаю, как я не потеряла равновесие, как умудрилась не упасть с крыши, когда раздался взрыв. Даже сирены не предупредили нас.
Я вспомнила про маму. Окно спальни разлетелось на кусочки, а в самой комнате царила тишина. Я позвала ее. Я не знала, как мне попасть в комнату
—
Я снова позвала маму и увидела, как в дверном проеме появилась ее тень. Она медленно шагнула внутрь, носком атласных голубых домашних туфель отодвигая с дороги бумаги. Но она не стала подходить к окну. Она просто стояла, уставившись на дыру в стене и разлетевшиеся повсюду, подобно снежным хлопьям, белые листы.
Я просунула ладонь через окно и сдернула с петель одну из штор. Я обмотала ею свою руку и очистила раму и подоконник от оставшихся там осколков стекла, так, чтобы можно было пролезть в комнату.
Мама по-прежнему не проронила ни слова. Она рухнула на пол и стала складывать на колени кипы бумаг. Я наклонилась и подняла одну. Письмо, пожелтевшее и помятое, адресованное кому-то по имени Сью. А поскольку, оно похоже на твое, Поль, я переписываю его сюда.
--
Чикаго, Иллинойс, США
31 октября 1915
Дорогая Сью,
Я знаю, Вы злитесь
—
Моя мама бродит по дому с покрасневшими глазами и хлюпающим носом. Отец до сих пор со мной не разговаривает. И все же я чувствую, что делаю нечто правильное. У меня не вышло с колледжем. Не вышло с работой. Черт, у меня не вышло даже с Ларой. Я уж начал думать, что на всей земле нет места для парня, чьим высочайшим достижением был мешок с белками. Казалось, никому не нужны мои бравада и импульсивность. Вы знаете, что я поступаю верно, Сью. Вы единственная, кажется, понимаете меня лучше, чем я сам. И понимаете, что я прав.
Завтра я покидаю Нью-Йорк и вынужден доверить матери отправку этого письма. Когда Вы его прочтете, я буду плыть где-то в Атлантике. Хоть мы и могли сэкономить, воспользовавшись французскими судами, но мы с Гарри отправляемся в Англию. Его там ждет Минна, а у меня… у меня есть Вы. Как рыцари древности, никто из нас не отправится в бой без символа любви, запрятанного в рукаве.
В середине ноября я высажусь в Саутгемптоне и отправлюсь в Лондон. Сью, обещайте, что на этот раз Вы встретите меня. Знаю, мне легко говорить, гораздо легче, чем Вам покинуть свой приют на Скае. Не дайте мне уйти на фронт, так ни разу и не коснувшись Вас, не услышав, как Вы зовете меня по имени. Не дайте мне уйти на фронт без воспоминаний о Вас в моем сердце.
Ваш… всегда и навеки,
Дэйви
--
«Это мое,
—
—
Я спросила, что это за письма и кто такая Сью, но она не ответила. Она сидела там с глазами на мокром месте, шаря руками по пожелтевшей бумаге. За окнами, наконец, завыли сирены.
«Ступай,
—
—
Слушая сирены и зенитки, я заковыляла от дома к бомбоубежищу. Я знала, что должна закончить это письмо тебе, ведь больше мне некому рассказать об этом вечере. И о том, каким нереальным все это казалось.
У меня никогда не было секретов от матери. Ты знаешь это, Поль. Но пока я сидела на корточках в этом убежище с записной книжкой, все еще спрятанной под блузкой, и письмом в руках, то все время думала о том, что же она от меня скрывает.
Маргарет
Чикаго, Иллинойс, США
17 июня 1913
Дорогая Сью,
я закончил!
Простите, что так долго не писал, но я ждал, пока смогу, наконец, сообщить Вам, что я целиком и полностью закончил. О, какая же это роскошь
—
—
Думаю, Вы будете мной гордиться. Я объяснился с отцом. Вы, возможно, полюбопытствуете, как я набрался мужества поговорить с ним. А вот как: я едва справился с экзаменами! Он бросил только один взгляд на мои отметки и фыркнул. «И как же ты собираешься поступать в медицинскую школу с такими результатами?»
—
—
—
—
Моя сестра останется у родителей на какое-то время, и с ней мне легче пережить обиду отца, а также у меня появилась возможность получше узнать свою племянницу Флоренс. В гостиной, в задней части дома есть место, куда в полдень падает солнечный свет. Мы с Флоренс частенько сидим в этом кружочке света и смотрим друг на друга. Когда ей надоедает пялиться на меня своими огромными голубыми глазами, она забирается ко мне на колени, дергает меня за подтяжки и просит: «Дя Дэй! Позязя, сказку!». И как я могу сопротивляться этой мольбе? Я плету небылицы и наблюдаю, как ее глаза широко распахиваются на страшных местах и сужаются, когда она смеется. Это так чудесно
—