Страница 44 из 50
Остров Скай
6 апреля 1917
Любовь моя,
не знаю, можно ли мне присылать тебе еду, но не могу вынести мысли, что ты голоден тогда, когда мне есть чем поделиться. Яблоки, хлеб, копченые колбасы, сыр, бобы, рис, соленая селедка, лук, джем. Мой сад пока не готов угостить меня свежим урожаем, поэтому еще я добавила сушеных груш. Надеюсь, ты получишь все это без проблем.
В прошлом году в это время ты был в госпитале, и я места себе не находила от волнения. Не скажу, что сейчас я не волнуюсь (так как это со мной происходит каждую минуту, когда мы не вместе), но, по крайней мере, я знаю, что ты цел и невредим и очень по мне скучаешь.
Еще я начала переписываться с Минной. Ты знал, что у нее появился ребенок? Крошечный мальчишка с реденькими волосами такого же светлого цвета, как у Гарри. Минна прислала мне фотографию. Есть ли у тебя вообще какие-нибудь вести о Гарри? Минне, должно быть, тяжело без него.
С письмом в конверте ты найдешь мой поцелуй. Постарайся схватить его покрепче и не дать ускользнуть!
С любовью,
Сью
Пост-карта. Лагерь военнопленных
23 апреля 1917
Сью,
прошлым вечером я видел невероятно красивый закат. Он напомнил мне о том, как мы с тобой доехали когда-то на трамвае до Портобелло и наблюдали там с пляжа, как садилось солнце. Хоть вода и была ледяной, ты позволила мне закатать брюки и войти в нее. А потом ты сидела у меня на коленях, зарыв пальцы ног в песок, и мы ели тот ужасный пирог, который ты испекла. Но, ужасный или нет, сейчас он был бы очень кстати. И песчаный пляж. И закат. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы со мной была ты.
Дэйви
Остров Скай
2 мая 1917
Дэйви,
конечно, я помню тот закат. Наверное, это был первый раз, когда я сидела и просто смотрела, как солнце скрывается за линией горизонта. Я в самом деле чувствовала, как вращается Земля. Или это со мной сделал тот поцелуй.
Люблю тебя,
Э
Остров Скай
18 мая 1917
Дэйви,
от тебя давно не было известий. Я начинаю чувствовать, как мое сердце сжимает коготками волнения, как и всегда, когда от тебя нет писем. Ты должен признать, наша история в этом отношении не была образцовой. Когда ты не пишешь, причина обычно заставляет меня сесть, перед тем как прочитать письмо: я узнавала, что ты ранен и в госпитале, что ты в плену. Что на этот раз? Что еще могло с тобой произойти?
На этот раз я сделала кое-что новенькое. Оставив Эмили и мальчиков, я пошла в церковь. Я отправилась не в душную пресвитерианскую церковь моей юности, а в крошечную католическую часовню в Портри. Я вспомнила уют и загадочность Собора святой Марии и, кроме того, подумала, что, обращаясь с Господу с моей особенной просьбой — просьбой защищать тебя — я должна молиться тому католическому Богу, которому молишься ты.
В тот день в часовне я была не единственной. Там были и другие женщины, женщины в вуалях и платках, которые бормотали молитвы и ставили свечи. Я принесла с собой твою маленькую Библию и пальцем обводила твое имя, выписанное на форзаце. Я зажгла свечку и, не зная нужных молитв, просто закрыла глаза и думала о тебе. Когда я открыла их, то увидела, что возле меня сидит женщина и наблюдает за мной. «Вы произнесли за него новену?» Я признала, что не являюсь католичкой, почти ожидая, что меня попросят покинуть церковь. Вместо этого женщина взяла мою ладонь в свою и сказала: «Не волнуйтесь. Я помолюсь за него для вас». Она дала мне резные деревянные четки и пообещала научить меня молитвам при следующей встрече.
После я почувствовала себя гораздо лучше. Хоть от моего дома до Портри достаточно далеко, теперь я знаю, куда пойти, чтобы побыть с тобой.
С любовью,
Сью
Остров Скай
22 мая 1917
Дэйви,
пожалуйста, успокой мои страхи. Я почти каждый день езжу на велосипеде в Портри, чтобы помолиться за тебя, и мне нужно подтверждение, что мои мольбы были услышаны. Я только что выучила эти католические молитвы, и мне нужно знать, правильно ли я их произношу.
Хоть что-нибудь, Дэйви! Почтовую карточку. Одно предложение. Хоть слово. Пожалуйста.
Сью
1 июня 1917
Сью,
я долго раздумывал, как лучше сообщить тебе это. Ты не представляешь, сколько версий этого письма было написано. Но, наверное, лучше всего будет просто взять и все объяснить.
Иан жив.
Он не погиб, Сью. Он здесь, в этом лагере.
Несколько недель назад нас вывели на улицу. В наш лагерь как раз недавно перевели группу британцев, и они все сгрудились с одной стороны площадки. Скажу тебе, моя девочка, что звук английской речи заставил заслезиться мои глаза — ведь я шесть месяцев не слышал ничего, кроме французского и изредка — непонятного русского! Я направился прямо к этим ребятам, умоляя их позволить мне поучаствовать в разговоре — в любом.
Один из них спросил, откуда я. Я ответил: «Иллинойс», — и еще один воскликнул: «Иллинойс? Да иди ты! У меня там семья. Из какого ты района?» Европейцы, кажется, не могут осознать огромность Соединенных Штатов, поэтому, когда я ответил: «Из Чикаго. В частности, из Эрбаны», — этот парень сказал мне: «Ого, мой кузен живет в Чикаго. Фрэнк Тримболл. Ты должен знать его. Я спрошу его о тебе. Как тебя зовут?»
Я сообщил ему свое имя и услышал, как в толпе кто-то взревел: «Дэвид Грэм из Эрбаны, Иллинойс?»
Должно быть, я что-то ответил, Сью, потому что в следующий миг я обнаружил, что лежу на земле и в глазах у меня песок, а щека болит.
Я услышал, как кто-то спросил: «За что это ты его, друг?» — встал, пошатываясь, и увидел незнакомца, стоящего надо мной со сжатыми кулаками и перекошенным ртом.
«Это за то, что ты влюбился в мою жену».
Я еще нетвердо стоял на ногах и не успел отреагировать, когда в мою сторону был направлен еще один удар.
«А это за то, что ты заставил ее влюбиться в тебя».
Я сплюнул кровь. «Да кто ты такой, черт возьми?» — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.
«Муж Элспет. Или ты соблазнил так много чужих жен, что потерял счет?»
Ты ведь не думаешь, что я мог спустить ему это замечание, верно, Сью? Конечно, я бросился на него. То, что последовало, можно описать только как традиционную потасовку на школьном дворе.
Казалось, она продолжалась вечно, но, вероятно, прошло только несколько минут, когда мы услышали крики немцев, и нас наконец смогли разнять.
Мы рухнули в пыль, задыхаясь, и толпа рассеялась. Сказать по правде, мы были слишком уставшие, голодные и истощенные морально, чтобы продолжить.
«Почему ты оставил ее? Почему не писал? — Я должен был спросить, ради тебя. — Она думала, что ты погиб».
Иан вытер нос рукой, и на его пальцах осталась кровь. «У нее был ты».
Сью, он знал. С самого начала. Он нашел у тебя письма, он знал, что ты годами тайно писала мне. Он разгадал все те намеки между строк, которые мы с тобой поняли гораздо позже. Он знал о наших чувствах еще до того, как мы сами признали их. Почему, как ты думаешь, он с такой готовностью записался в армию? Почему так хотел попасть на фронт? Ему казалось, что терять нечего.