Страница 43 из 50
Наспех покопавшись в своих книгах, я добавила к посылке Байрона и Плутарха, дополнив их несколькими дешевыми страшилками, найденными мною в городе. Прости, но больше ничего в эту посылку не влезло. Почти все место заняло одеяло. Между страниц Байрона ты найдешь чистую бумагу, а еще я посылаю тебе пару карандашей.
Если не возражаешь, твою Библию я бы хотела пока оставить у себя. Считай ее традиционной парой носков.
Не прекращаю думать о тебе и хочу, чтобы ты был со мной.
С любовью,
Сью
P.S. Я больше не беременна. Возможно, это и к лучшему.
16 марта 1917
Моя дорогая Сью,
большое спасибо за посылку. Признателен за каждую вещь, особенно за носки.
Здесь я устроился вполне неплохо. Единственным недостатком является то, что, похоже, я в этом лагере единственный американец. Здесь не с кем поговорить — нет даже англичан. Только французы, русские и поляки. Пару французов кое-что понимают по-английски, и я начал запоминать некоторые русские слова, но проблемы это не решает.
Поэтому книги просто бесценны, Сью, об этом не волнуйся. Даже «дешевые страшилки». Нехватка пищи для размышлений сводила меня с ума. Те из нас, кто хоть сколько-нибудь грамотны, пожирают (а затем старательно пережевывают) все, что состоит из слов. Я занимал все французские книги, какие только мог найти. Каждый раз, моя дорогая девочка, когда в посылке будет оставаться свободное место, пожалуйста, добавляй для меня парочку томиков. Я буду рад всему. Чего бы я только не отдал за авторские стихи! Но, опять-таки, увы!
С мыслями о тебе,
Дэвид
P.S. Возможно, это к лучшему. Сейчас все так неопределенно. Мужчина в тюрьме — не самый подходящий отец. Поговорим об этом, когда я вернусь домой. Люблю тебя.
Лондон
7 сентября 1940
О, матир,
я не знаю, что еще сделать. Последние два месяца я провела в Лондоне с чемоданом писем, читая и перечитывая каракули Дэйви. Я написала по всем адресам, которые смогла вспомнить: в дом его родителей в Чикаго, на квартиру, которую он снимал вместе с Гарри, в пансион при университете, в дом его сестры, даже в организацию выпускников его университета и Ассоциацию Американской полевой службы — по всем адресам, что смогла найти, чтобы разыскать кого-нибудь, любого, кто может знать, что с ним произошло. С «моим американцем».
Но я не получила ни одного ответа. Знаю, после стольких лет мне не стоило надеяться. Люди двигаются дальше, жизнь не стоит на месте. Не следовало ожидать, что эти люди все еще живут по старым адресам. Не следовало ожидать, что они знают что-то о Дэйви. Не следовало ожидать, что они смогут помочь моему сердцу.
Все эти долгие недели ожидания я просто бродила по Лондону. Я обошла все места, где мы гуляли, каждую ограду, которую он задевал, каждый поворот, на котором он останавливался и касался моего лица. Я не рассказывала тебе про Рождество, которое проводила у Крисси в Эдинбурге — когда Дэйви и я в полночь вышли на улицу, чтобы почувствовать друг друга, несмотря на расстояние? Я думала, что если навещу все нужные места в Лондоне, то смогу повторить это: почувствовать его дыхание на моем лице, услышать его голос, ощутить его руку в своей. Я думала, что смогу отыскать и схватить те мгновения.
Но это уже не тот Лондон, в котором я отдала свое сердце. Сейчас это город, приготовившийся к осаде. Вокруг стало меньше света и больше серого. Витрины, к которым мы прижимались, заполнены консервами и противогазами. Арки, под которыми мы останавливались и целовались, перегорожены мешками с песком. И даже под люстрами «Лэнгхэма» не осталось ни капли романтики. Теперь здесь полно военных и назойливых незнакомцев. Кругом война.
Был момент, когда я вышла из отеля и, клянусь, увидела его на другой стороне улицы, стоящим на ступенях Церкви всех душ. Но мимо проехал автобус, и видение исчезло. Даже здесь нет ничего, кроме призраков.
Матир, здесь не осталось никаких следов Дэйви. Больше никаких. Даже в нашем старом номере в "Лэнгхэме". Я думала: если я окажусь там, где мы когда-то были, это приведет его ко мне. Что я отправлю эти письма и, наконец, получу ответы. И все-таки выясню, что же случилось с моим американцем.
Я устала. У меня такое чувство, что я полжизни провела в ожидании, и я не знаю, сколько еще смогу ждать. Ожидание выматывает.
Я пробуду в «Лэнгхэме» еще неделю, чтобы удостовериться, что писем не будет, а потом отправлюсь обратно в Эдинбург, чтобы снова замуровать свои воспоминания в стену и продолжать ждать. По-другому я не умею. Я так скучаю по Маргарет.
С любовью,
Элспет
9 сентября 1940
Мэйзи,
у тебя есть вести от твоей мамы? Прошу, скажи, что есть. У нее все хорошо?
Когда я услышал новости о бомбах в Лондоне, я понадеялся, что она уже покинула город. Кажется, ни в одном из репортажей, которые я читал, точно не сказано, сколько было самолетов, сколько зданий разрушено. Сотни? Тысячи? Но, говорят, Лондон все еще горит. Они называют это «блиц».
Я разузнаю побольше, но, пожалуйста, скажи, что твоя мама успела уехать.
С любовью,
Поль
Беган Милтин, Скай
Суббота, 14 сентября 1940
Поль,
мамино письмо прибыло одновременно с твоим, только ее было написано на два дня раньше.
Ах, Поль, мы понятия не имели! Сюда даже почта приходит не каждый день, не говоря уже о газетах. Массовые бомбардировки, оставившие Лондон в огне? Бабушка послала меня в Портри за новостями и велела отправить телеграмму Эмили, на случай, если мама уехала из Лондона и добралась до Эдинбурга.
Я с трудом верю в то, что читаю. Сотни бомб по всему городу. Конечно, авианалеты на Лондон случались и раньше. Мы все испытали это на себе. Но так много и часто, и на один город… Просто в голове не укладывается. Бомбы сбрасывают повсеместно. Воистину, Лондона, который знала мама, больше нет.
И с тех пор почти каждый день! Город забрасывают бомбами. Я надеюсь, молюсь, что ее там нет, но Эмили сказала, что дом в Эдинбурге все еще заперт, так что я делаю то же, что все эти месяцы делала мама. Жду. И слежу за почтой.
Я понимаю, что ты летаешь туда, в самое пекло. Поль, пожалуйста, будь осторожен. Ради меня.
С любовью,
Мэйзи
ЛОНДОН ВЫДЕРЖАЛ ДЕСЯТУЮ НОЧЬ АТАК
Лондон, вторник, 17 сентября
Ночью и ранним утром сотни немецких самолетов напали на город. Несмотря на эту сильнейшую, на данный момент, воздушную атаку, город не сдается. Разрушения и человеческие жертвы минимальны.
В течение дня Лондон пережил несколько воздушных тревог, одна из которых продолжалась почти четыре часа и стала самой длительной за последнее время дневной тревогой. Рейд затруднили клочья тумана, висящие над городом. Снова сирены ожили после восьми часов вечера (когда облачность рассеялась) и не замолкали до 2:42 утра (к этому времени зенитчики наконец смогли отогнать от города фашистов). Но жители отдыхали недолго: новое предупреждение было объявлено в 3:52 утра, и воздух над городом заполонила еще одна волна самолетов захватчиков.
Огненным дождем на центральный Лондон посыпались, повреждая здания и выбивая окна, бомбы с радиусом действия в полмили. Зажигательные снаряды были сброшены на популярные торговые районы и близлежащие жилые улицы, что заставило пожарные команды вступить в благородную битву с огнем. На Портлендской улице тяжелая бомба разрушила резервуар угольного газа и сильно повредила знаменитый отель «Лэнгхэм»…