Страница 20 из 22
a) советские 12-я и 6-я армии должны быть разгромлены группой армий «Юг»;
b) внутренние фланги групп армий «Юг» и «Центр» должны уничтожить советскую 5-ю армию;
c) группа армий «Центр» должна наступать в направлении Москвы силами только пехоты. Ее подвижные элементы, не занятые к востоку от Днепра, должны помогать наступлению группы армий «Север» на Ленинград, прикрывая ее правый фланг и перерезая коммуникации с Москвой;
d) группа армий «Север» должна продолжить свое наступление на Ленинград, когда 18-я армия сомкнётся с 4-й танковой армией и когда правый фланг последней будет надежно обеспечен 16-й армией. Эстонские морские базы должны быть захвачены, и противник должен быть лишен возможности отвести свои войска к Ленинграду.
Все было достаточно понятно. Директива сводилась к приказу о прекращении наступления для группы армий «Центр» («наступать» силами пехоты ничего не означало при таких расстояниях), пока не будут обеспечены фланги.
Объяснение заключалось в том, что и ОКХ и ОКБ были поставлены в тупик непрекращающимся сопротивлением русских армий. Эти непонятные изгибы линии фронта, донесения о сопротивлении за их собственными глубокими выступами, усиление партизанского движения – все это казалось в отдаленных штабах не только возмутительно неправильным, но и зловещим. Группа армий «Центр» была намного сильнее других, и она должна была разрезать русский фронт надвое. Однако, несмотря на ее стремительное продвижение и блестящие операции по окружению, противник сохранял способность к взаимодействию и сопротивлялся так же упорно, как и в начале кампании. Во всех немецких отчетах о боях за это время отчетливо звучит удивление тем, что противник долго сопротивляется даже после своего окружения:
«Русские не ограничивались тем, что сопротивлялись фронтальным атакам наших танковых дивизий. Они пытались найти каждый удобный случай, чтобы действовать против флангов наших моторизованных элементов, которые неизбежно становились растянутыми и относительно слабыми. Для этого они использовали свои танки, которых было так же много, как и наших. Особенно они ставили себе цель отделить танковые части от следующей за ними пехоты. Часто оказывалось, что они в свою очередь попадали в ловушку и в окружение. Обстановка была иногда такой запутанной, что мы, с нашей стороны, не могли понять, мы ли выходили им во фланг или они обошли нас».
Постоянным источником тревог ОКХ было то, что танковые армии Гота и Гудериана все время опережали поддерживающую их пехоту. Немцам очень не хватало моторизованных пехотных частей, а те, что имелись, действовали в непосредственной близости к танкам как часть танкового клина. Основная часть армии шла пешим строем, снабжение осуществлялось при помощи лошадей и мулов, и темп движения был ограничен. 17 июля головные элементы 4-й армии все еще были у Витебска, а 9-я армия даже не перешла Двину. Танки же Гота уже находились северо-западнее Смоленска. Также вырвался вперед и Гудериан, форсировавший Десну 10-й танковой дивизией и дивизией СС «Рейх» во главе клина, однако на его карте на тот день не отмечена пехота к востоку от Днепра, а это расстояние превышает 100 миль.
Штабы научились уже многому в управлении танковых сил с мая 1940 года, когда контратака британцев под Аррасом заставила их задержать Бока перед Гравлином на два критических дня. Но это была не Северная Франция со складами линии Зигфрида в восьми часах пути по исправным железным дорогам. Между танковыми войсками и их складами лежали две сотни миль по Белоруссии и всей Восточной Польше. Разграбленная и разрушенная территория с грунтовыми дорогами и одноколейными железнодорожными путями с широкой колеей, усеянными партизанскими очагами сопротивления и группами разрозненных русских войск, контролировавшими отдельные районы.
Эта колоссальная, захватывающая дух мобильная война шла еще только несколько недель. Сказать, что Генеральный штаб был ошеломлен, явилось бы преувеличением. Но бесспорно, что его педантичная профессиональная выучка не оставляла много простора для воображения. Кроме Гудериана и Гота, имелось немало других, которые могли бы довести свои танки до Москвы. Некоторые, как Модель, были еще в относительно невысоких чинах, Роммель и Штудент не находились на Восточном фронте. У Бока было желание, но не хватало дара убедить своих коллег и фюрера. Но зная, как известно нам теперь задним числом, о численности русских армий даже в это время и о планах отпора, который они готовили, нельзя быть уверенным, что такой бросок оказался бы успешным. Это было бы огромным риском, о котором можно было бы сказать только одно: он положил бы конец войне – в пользу тех или других. Собственное отношение Гитлера характеризовалось, как это часто бывало, двойственностью. Перед вторжением он уверял Рундштедта, что русские армии будут уничтожены западнее Днепра. Можно не сомневаться, что он приветствовал поддержку консервативного мнения в своем желании задержать бросок к столице противника, поскольку это способствовало разделению, а следовательно, и ослаблению позиции генералов. Но, по-видимому, он не собирался и принимать те ограничения, которые они советовали. Теперь Рундштедт рекомендовал замедлить наступление и в центре, и на Украине, но сосредоточить усилия против Ленинграда с целью освобождения Балтики и обеспечения соединения с финнами ранее зимы. Но Гитлер пока не желал «обременять» себя крупными городами-столицами с их огромным голодным населением, а считал, что, разделив свои силы между севером, где следовало «изолировать» и «обойти» Ленинград, и югом, танковые армии встретятся уже позади Москвы, отрезав город и всю упорно державшуюся армию Тимошенко. Это должно было стать новыми Каннами, величайшей битвой на уничтожение, которую когда-либо наблюдал мир. Таким образом, в последнюю неделю июля и ОКХ, и ОКБ придерживались одного мнения: наступление группы армий «Центр» должно быть замедлено. К этому мнению пришли разными путями, исходя из разных соображений, но в своей совокупности оно имело огромный вес. Однако уже через несколько дней после выхода Директивы № 33 влияние событий на фронте сделало ее оценки устаревшими.
Чтобы понять все колебания мнений в ОКБ в последующие недели и произошедшие из-за этого задержки выполнения, необходимо детально изучить ход боевых действий. Армия Гудериана наступала более или менее прямо на восток вдоль трех отдельных осей. Самая северная шла от переправ через Днепр ниже Орши по линии Дубровно – Ляды – Смоленск. Здесь наступал 57-й корпус с 29-й моторизованной дивизией, 17-й и 18-й танковыми дивизиями. В центре от Могилева шел 56-й корпус через Мстиславль – Хиславичи – Прудки с 10-й танковой дивизией, дивизией СС «Рейх» и гвардейским батальоном «Великая Германия». Далее к югу, по извилистой долине реки Остер, наступал 24-й корпус с 10-й моторизованной дивизией, 3-й и 4-й танковыми и одной кавалерийской дивизией.
В сущности, степень сосредоточения была выше, чем об этом говорит цифра: семь дивизий на исходном рубеже длиной 60 миль. Наступление Гудериана имело форму трезубца. Мили и мили ровных степей, нивы и травы, «прикрываемые» самолетами люфтваффе и редко проезжающими патрулями на бронеавтомобилях и мотоциклах. Здесь могли возникнуть осложнения, если бы русская армия вдруг восстановила свое равновесие или одна из колонн потерпела бы неудачу.
Первоначальным планом русских было установить оборонительный рубеж от Витебска на юг к Днепру и затем по его левому берегу до Кременчуга. Для удержания этой позиции имелись свежие войска группы резерва Главного командования, которых подчинили Буденному. Но почти полный распад Западного фронта вынудил Ставку вводить в бой эти соединения в последние июньские дни малыми силами, и это было официально признано, когда 2 июля весь резерв группы армий был отнесен к Западному фронту, подчинен Тимошенко, а существовавшая командная структура расформирована.
Тимошенко изо всех сил старался восстановить хотя бы некоторый порядок в организации командования на своем сотрясающемся вогнутом фронте. Он послал своего начальника штаба (генерал-лейтенанта Г.К. Маландина) возглавить правый фланг, а сам вместе с штабом взял на себя левое крыло, вдоль юго-восточного фланга Гудериана. Далеко позади них Жуков выскребал сусеки, чтобы образовать еще один «советский резервный фронт» для обороны Москвы по рубежу Осташков – Ржев – Вязьма. Почти три недели давление на Тимошенко было слишком сильно, чтобы он мог восстановить баланс сил и сосредоточить войска. Это давление исходило как от Ставки, так и от противника, и оно еще более возросло от введения двойственности командования (имеется в виду институт политруков) и появления 16 июля Булганина в его штабе.