Страница 19 из 22
Как во многих других случаях, это отчаянное расточение человеческих жизней и вооружения приводило немцев в состояние замешательства. Переоценивая численность противника и согласованность русского командования, Лееб сделал свою первую тактическую ошибку. Когда танковая армия возобновила свое наступление 2 июля, два корпуса стали наступать по разным осям: Рейнгардт в направлении на Остров, а Манштейн – в зияющую пустоту на правом фланге, к Опочке и Ловати.
Через несколько дней и 8-я танковая и моторизованная дивизии прочно застряли в болотистой местности. Эсэсовская «Мертвая голова» продвинулась дальше, но затем она уперлась в бетонные укрепления линии Сталина, где «их потери и недостаток опыта привели к тому, что они… упустили благоприятные возможности, и это… вызвало их втягивание в ненужные боевые действия». Ни одна из трех дивизий 56-го танкового корпуса не смогла оказывать поддержку другим, и через неделю безрезультатных боев 8-я танковая и моторизованная дивизии были отведены назад и направлены вслед за Рейнгардтом. После этого скоротечного и жестокого опыта настоящих боев «Мертвую голову» возвратили в резерв, где она смогла изливать свою злобу на гражданском населении.
Рейнгардт тем временем овладел Островом, но у него не было достаточных сил, чтобы вести наступление за Псковом и вдоль восточного берега Чудского озера. И снова Манштейну не дали добавить вес своего корпуса к главному удару; он был направлен прямо на восток – теперь уже только с двумя дивизиями. Перед ним была поставлена нелепо смутная, но весьма претенциозная задача: «перерезать коммуникации между Ленинградом и Москвой в возможно ранний срок». Это разделение на два направления двух слабых танковых корпусов вскоре привело к серьезным результатам.
Такое накопление ошибочных решений на Северном и Центральном фронтах могло быть (и было) объяснено рядом причин: нерешительностью ОКВ, личными раздорами, отсутствием долгосрочного стратегического плана и так далее. Но остается неоспоримым факт: даже на этом раннем этапе немцы хотели слишком многого. Их маневренные силы не были достаточно многочисленны, чтобы одновременно поддерживать три удара.
Мало кто из командиров в германской армии понимал это в то время. Каждый находил объяснение своих (частных) неудач в других, чисто местных причинах. На настенных картах в штаб-квартире Гитлера захваченные территории казались громадными и особенно внушительными по отношению к срокам их завоевания.
«Никакая свинья никогда не сдвинет меня отсюда», – сказал Гитлер генералу Кёстрингу, когда тот был у него в Растенбурге. Что именно думал Кёстринг, – последний военный атташе в Москве, который знал о Красной армии больше, чем кто-либо из присутствующих, – может быть, подсказала лаконичность его ответа. Все, что он выдавил из себя, было: «Надеюсь, нет».
Глава 4
ПЕРВЫЙ КРИЗИС
В этот момент произошло замедление реализации кампании. Скрытый доселе конфликт между Гитлером и его генералами стал оказывать все большее влияние. Он приобрел максимальный размах к 1944 году, когда изменение баланса сил между вермахтом и Красной армией совпал с окончательным подчинением профессионалов дилетантам в Германии. Это было фактором первостепенной важности в политической эволюции Третьего рейха, и он снова начал усиливаться по мере того, как стали бледнеть перспективы победы.
Сказать, что Гитлер был дилетантом, не означает того, чтобы опорочить его. Он был храбрым человеком, заслужившим Железный крест. На протяжении всей жизни он изучал военные предметы. Его способность понимать чувства простого солдата и вдохновлять его на военные подвиги не вызывает сомнений. Все это является важными составными частями успешного командования. И в первые месяцы войны его энтузиазм, его склонность рисковать, его «интуиция» принесли желанные плоды.
Но через восемь недель после начала кампании на Востоке эти роли переменились. Генеральный штаб стал практически единодушен в своем желании усилить Бока и нанести удар непосредственно на узком фронте в направлении Москвы. Гитлер настаивал на ортодоксальном решении согласно Клаузевицу – методическом уничтожении сил неприятеля на территории независимо от географических или политических целей. Еще 13 июля он заявил Браухичу: «Не так важно быстро наступать на Восток, как уничтожать живую силу противника». И это отношение, которого он придерживался в последующие два месяца, вполне совпадало с исходными условиями директивы «Барбаросса», которая предусматривала, что цель операций – «уничтожить русские силы и предотвратить их уход на широкие просторы России».
Эта задача была проста в формулировке, но крайне сложна по существу. После первого упоения успехом вермахт начал терять темп. Отчасти проблема заключалась в снабжении. Продукты и боеприпасы, техническое обслуживание – обеспечение всего этого становилось все труднее по мере расширения фронта и расхождения дивизий веером. Но был еще и тактический аспект. Детальные планы, разработанные Гальдером и Варлимоном, уже давно были выполнены, и рассредоточение армий усиливалось с каждым днем по мере того, как они с боями продвигались все глубже вдоль своих предписанных осей, обходя очаги сопротивления и используя слабые места противника. На таком удалении от командования и штаба командующие армиями и даже командиры дивизий все чаще действовали по своей инициативе, причем более активные вели ряд совместных (но необязательно согласованных) местных боевых действий глубоко в тылу русских, а их более флегматичные коллеги терпеливо сидели кольцом вокруг окруженных частей Красной армии.
В середине июля германский фронт шел прямо по линии север – юг от Нарвы на эстонской границе до устья Днестра на Черном море. Но в центре перевернутое S зловеще выпирало своими двумя огромными выступами. Танковые группы из группы армий «Центр», наступающие на Москву севернее и южнее Минского шоссе, уже миновали Смоленск. Но справа от них русская 5-я армия все еще удерживала свои передовые позиции в Припятских болотах. Таким образом, получился дополнительный фронт более 150 миль, проходивший вдоль оголенных флангов группы армий «Центр» и левого крыла Рундштедта при его наступлении на Киев. Русский выступ, хотя и производил впечатление, в действительности состоял из раздробленной каши разбитых частей, солдат без оружия, танков без горючего, орудий без снарядов. Однако этого не было видно на крупномасштабных картах в Растенбурге, а у немцев просто не хватало людей, чтобы прозондировать этот район и выяснить реальную обстановку. Поэтому само присутствие русских тормозило продвижение групп армий по обе стороны выступа. Тем временем русские полностью использовали тот необычный дар импровизации, который так часто приходил им на помощь во время кампании.
Под руководством Потапова[45] они восстановили и собрали воедино свои разгромленные бригады, заложив основы партизанского движения и активно действуя силами кавалерии – единственного маневренного рода войск, оставшегося у них в более или менее боевом состоянии. 5-я армия и собравшиеся вокруг нее части стали крупнейшим сосредоточением войск, действовавшим в немецком тылу, но было много и других, все еще активно сопротивлявшихся, несмотря на свою полную оторванность (в отличие от 5-й армии) от главного фронта. Протяженность балтийской прибрежной линии вплоть до участков западнее Таллина, непрекращающееся сопротивление этих «очагов» – все это подтверждало аргументы тех, кто считал, что вермахт чрезмерно и опасно растянут.
Намереваясь восстановить сосредоточение войск, ОКВ 19 июля принял Директиву № 33. Она начиналась с напоминания о том, что, хотя линия Сталина прорвана по всему фронту, «…ликвидация крупных вражеских контингентов, застрявших между подвижными элементами «Центра», потребует определенного времени». Далее в директиве выражалось недовольство тем, что у группы армий «Юг» северное крыло остановлено сопротивлением советской 5-й армии и действиями защитников Киева. Поэтому «…целью ближайшей операции является не дать противнику отвести свои крупные силы за Днепр и уничтожить их». В связи с этим:
45
Генерал-майор танковых войск Потапов, командующий 5-й армией.