Страница 30 из 39
Пристальный взгляд Конклина едва заметно дрогнул.
— Повтори. Я не ослышался?
— Нет, все так и есть! И твои ублюдки — не последние среди исполнителей этого дерьмового сценария.
— Я здесь ни при чем! Я не стал бы делать такого!.. Я бы не смог!.. О чем, черт возьми, ты это? Мари и в самом деле выкрали?
— Она на борту самолета, в данный момент он летит над Тихим океаном. Ну а я отправляюсь следом за ней: мне нужно быть в Коулуне.
— Ты спятил! У тебя не все дома!
— Слушай меня, Алекс. Слушай внимательно все, что я скажу…
Поток слов снова рванулся наружу, но теперь Уэбб излагал свои мысли четко — не то что в разговоре с Моррисом Пановым. У Конклина и в пьяном виде восприятие было куда более острым, чем у большинства сотрудников разведслужбы в трезвом состоянии, он непременно все поймет. Уэбб не мог допустить ни одной оговорки: его рассказ должен быть абсолютно точным с самого начала — с того момента, когда, разговаривая с Мари по телефону из спортзала, он услышал ее слова: «Дэвид, тебя тут дожидается один человек. Он желал бы повидаться с тобой. Приезжай же быстрее, дорогой!»
Пока он повествовал о последних событиях, Конклин, хромая, дошел нетвердой походкой до дивана и сел, не отрывая взгляда от лица Уэбба. Когда же Дэвид закончил изложение фактов описанием отеля за углом, Алекс покачал головой и потянулся к стакану.
— Жутко, ничего не скажешь! — изрек он после отчаянной молчаливой борьбы с алкогольным дурманом и поставил стакан на столик. — Похоже, хотя план и был разработан в деталях, одна ниточка все же лопнула.
— Лопнула?
— Ситуация вышла из-под контроля.
— Но как?
— Не знаю, — признался непревзойденный некогда тактик, слегка покачиваясь и стараясь внятно выговаривать слова. — В соответствии со сценарием, — независимо от того, учитывал ли он все обстоятельства или нет, — тебе отводилась вполне определенная роль, однако затем вдруг в первоначальный замысел были внесены изменения, и на твое место заступила Мари, — в общем, кое-что им удалось все же сделать. Они заранее рассчитали, как поведешь ты себя, обнаружив пропажу жены, но упоминание тобою «Медузы» спутало все их карты, и тебе недвусмысленно дали понять, что сотрут тебя в порошок, если ты не уймешься…
— Это вполне понятно.
— Не перебивай… Итак, что же получается? В игру оказывается втянутой твоя жена, а «Медуза» неожиданно представила из себя серьезную для кого-то угрозу. Отсюда следует вывод: кто-то чего-то не предусмотрел. Где-то произошла накладка, случилось нечто непредвиденное.
— Ты должен за оставшееся до моего отъезда время — я вылетаю в Гонконг в семь вечера — ответить мне на кое-какие вопросы.
Конклин наклонился вперед, медленно покачивая головой, и потянулся дрожащей рукой к бутылке.
— Ты не туда забрел; думаю, ты и сам понимаешь это, — сказал он, сделав глоток. — Чему могу я помочь тебе? Меня выбросили на свалку, я — пустое место. Никто мне ничего не говорит, да и зачем им это делать? Я — ископаемое, Уэбб. Никто не хочет затевать со мной даже пустяковые дела. Силы мои на пределе, еще один шаг — и мне конец. Догадываюсь, что и в ваших дурацких башках засела эта же мысль.
— Не стану отрицать, так оно и есть. Наверняка кое-кто подумывает уже: «Его надо убрать: он слишком много знает».
— Уж не собираешься ли ты впутать меня в эту историю, а? Пробудить ото сна «Медузу» и моей плотью насытить ее утробу? Так ты смог бы рассчитаться со мной.
— Пока что не я тебе, а ты мне создавал проблемы, — заявил Дэвид, вынимая пистолет из чехла под курткой.
— Что правда, то правда. — Не сводя глаз с оружия, Конклин кивнул. — Но это имеет свое объяснение. Зная Дельту, я был убежден, что для него нет ничего святого: я же видел тебя в деле. Господи, однажды в Тамкуане ты разнес вдребезги голову своего же товарища! И лишь потому, что верил, — не располагал какими-то достоверными сведениями, а только верил! — будто он отправлял по радио донесения в отряд Хо Ши Мина. Ни обвинителей, ни защиты, скорая расправа на месте, в джунглях, — и все. Впоследствии оказалось, что ты был прав, но ведь мог бы и ошибиться! Почему бы не привести его к нам? Мы бы разобрались. Но нет, Дельта не такой, как все! У него — свои законы! И, если бы ты и в самом деле совершил в Цюрихе предательство, я бы ничуть не удивился: такие, как ты, на все способны.
— Меня, в отличие от других, никто не извещал об обстановке в Тамкуане, — сказал Дэвид, сдерживая злость. — Я должен был вывести из джунглей девять человек, десятый же мог задержать нас или сообщить неприятелю о нашем местонахождении.
— Боже мой, до чего же ты ловок! Надо же вывернуться так! Лучше уж, ради Христа, возьми и спусти курок. Разряди пистолет, как тогда, в того парня, честный ты наш Джейсон Борн! Если помнишь, я и в Париже предлагал тебе сделать это! — Конклин замолчал и, тяжело дыша, поднял на Уэбб налитые кровью глаза, потом зашептал плаксиво: — Я говорил тебе тогда и теперь повторяю: выведи меня из игры! Я надорвался!
— Мы были друзьями, Алекс! — заорал Дэвид. — Ты заходил к нам домой! Ел с нами, играл с моими детьми! Плавал с ними в реке…
О Боже, я снова в прошлом!.. Вновь предо мною эти образы, эти лица… И плавающие в воде и крови тела… Возьми же себя в руки! Старайся не думать об этом! Живи настоящим! Сегодняшним днем!
— Это было в другой стране, Дэвид. И я не думаю, что ты и меня хотел бы вычеркнуть из списка живущих.
Тем более что ты и так уже вышел в тираж, подумал Дэвид, а вслух сказал:
— Нет, вычеркивать тебя я не собираюсь.
— Когда-то мы оба многое знали и многое умели, разве не так? — произнес Конклин хрипло. — Но сейчас это уже не имеет значения. При всем желании я ничем не смогу тебе помочь.
— Сможешь. И сделаешь это.
— Перестань, солдат! Это не в моих уже силах!
— У тебя много должников, которые по-прежнему платят тебе долги. Так обратись к ним, Я бы встретился с ними.
— Мне очень жаль. Ты можешь спустить курок, как только пожелаешь, но если передумаешь, то знай, я не подставлюсь под удар добровольно и не стану перекрывать трубы, по которым ко мне стекается добро, к тому же на вполне законных основаниях. Если уж мне выпала удача попастись на тучных лугах, так почему бы не обрасти жирком? У меня многое отобрали, и я хотел бы вернуть назад хоть малую толику. — Разведчик поднялся с дивана и неуклюже заковылял к медному бару. Его хромота стала заметнее, чем прежде. Левую ногу он волочил с тем же примерно усилием, что и вставленную в протез культю.
— У тебя что, хуже с ногами? — спросил Дэвид осторожно.
— Какие ни есть, мне с ними жить.
— Ты подохнешь, — сказал Уэбб, поднимая пистолет. — Потому что я жить не могу без жены, а ты не оставляешь мне даже на грош надежды. Знаешь, чем это для тебя кончится, Алекс? После всех тех несчастий, которые обрушились на нас с твоей помощью, после всей этой лжи, ловушек, понадобившихся тебе, чтобы прижать нас к ногтю…
— Тебя, но не вас! — перебил его Конклин, наполняя стакан и не спуская взгляда с пистолета.
— Убей одного из нас — и ты убьешь обоих! Но тебе этого не понять.
— Для меня понимать подобные вещи было бы слишком большой роскошью!
— Ты не познал ничего подобного исключительно из-за всегдашней паршивой жалости к самому себе! Тебе просто нравится валяться в дерьме и искать решения всех вопросов в попойках! «Эти дьявольские антигосударственные заговоры — не про нас, пусть ими занимается Шеф, или Монах, или Серый лис — Энглетоны восьмидесятых» — вот она, твоя философия! Тебе нравится впадать в патетику. Ты отдал свою жизнь, свой мозг…
— Господи, да пропади ты пропадом! Стреляй лучше! Нажми на этот чертов курок и отвяжись от меня! — Конклин опрокинул в горло весь стакан, и тут же его охватил продолжительный, с позывами на рвоту приступ раскатистого кашля. Справившись со спазмом, он посмотрел на Дэвида влажными глазами, в которых проступили красные прожилки: — Ты думаешь, я бы не постарался тебе помочь, если б смог, сукин ты сын? Думаешь, мне самому нравится эта жизнь? Ты вот другой, из прочного материала. Тебя не собьешь с пути, Дэвид. Понимаешь меня? — Стакан, который разведчик держал двумя пальцами, внезапно выскользнул из его руки и, упав на паркетный пол, разбился на множество осколков, брызнувших в разные стороны. Когда, после короткой паузы, Конклин снова заговорил, в голосе его звучала скорбь, а губы кривила печальная усмешка. — Я не перенесу еще одного провала, старик! А то, что случилось с вами, — это мой провал, поверь мне. Я убил вас обоих и, думаю, не смогу этого пережить.