Страница 9 из 11
Понятно, что общественное мнение на Западе пребывало в подавленном состоянии, но 1 октября Уинстон Черчилль бодро объявил, что создан, по крайней мере, «Восточный фронт, который Германия не рискнет атаковать». Новый первый лорд адмиралтейства сделал попытку развеять пессимизм, как и тот, что был свойствен американскому послу Джозефу Кеннеди, содержащийся в утверждении, что немцам придется охранять свои завоевания на востоке силами по крайней мере двадцати пяти дивизий. Потребовалось нечто большее, чем показной оптимизм в отношении неявных фронтов на востоке, чтобы защитить союзников на западе, что другие, менее смелые, чем Черчилль, фигуры вскоре осознали.
Подстегиваемые беспокойством относительно возможного успеха гитлеровского мирного предложения Западу от 6 октября, русские поспешно предъявили Финляндии претензии на территорию, прикрывающую в первую очередь подходы к крупному незащищенному порту и бывшей российской столице Ленинграду. В переговорах, продолжавшихся несколько недель, советское правительство тщетно предлагало финнам для «спасения лица» уступки в Восточной Карелии в обмен на значительно более важные позиции на Финском заливе, позиции, чрезвычайно важные для финской обороны против Красной армии, также имеющие некоторое значение для советской обороны против немецкого флота. К несчастью для Финляндии, несмотря на давление внутри рейха, так же как и со стороны итальянцев, отклонение союзниками гитлеровских мирных предложений 12 октября укрепило решимость фюрера не задевать своих советских партнеров в этот исторический момент. В результате финнам пришлось противостоять Советскому Союзу без помощи единственной страны, которая могла обеспечить их эффективную защиту.
Признавая британскую угрозу Норвегии и желая создать немецкие военно-морские базы и на норвежском, и на советском арктическом побережье, гроссадмирал Редер усилил и без того немалое давление на Гитлера, вынуждающее его поддерживать самые хорошие отношения с СССР. Уже 10 октября шеф немецкого военно-морского флота предложил Гитлеру использовать советское давление на Норвегию, чтобы приобрести военно-морскую базу в центральной части страны — в Тронхейме. Хотя эта идея так никогда и не материализовалась, Редер действительно приобрел временную базу на советской территории в районе Мурманска, арктический субститут, служивший немцам верой и правдой до тех пор, пока они не приобрели более удобные базы в Норвегии весной 1940 года.
Еще до отклонения мирного предложения, испытывая сильное сопротивление консервативно настроенных офицеров ОКХ, 9 октября Гитлер издал директиву № 6 о ведении войны на Западе. Вероятно, в самой талантливой из своих военных директив Гитлер выполнил исторический анализ отношений Германии с Западом и завершил его утверждением, что время благоприятствовало союзникам, особенно Великобритании, больше, чем Германии, которая теперь, находясь на пике силы, должна атаковать Францию через страны Бенилюкса, причем как можно скорее. Как заметил генерал-лейтенант (впоследствии фельдмаршал) Эрих фон Манштейн, один из авторов этой атаки, навязанной Гитлером сопротивляющемуся, даже, пожалуй, враждебному Генштабу армии, закат ОКХ уже начался. Ведь дело было в том, что «весна 1940 года была не только самой ранней, но и самой последней возможностью, когда Германия могла рассчитывать на успех наступления на Западе». Что же касается России, Гитлер был убежден, что ни один договор не может гарантировать постоянный нейтралитет СССР, но в течение следующих нескольких месяцев или даже лет Германия может рассчитывать на советскую пассивность, особенно если рейху удастся одержать много побед.
Оппозиция могла укреплять противодействие армии немедленному наступлению на Западе осенью 1939 года со стороны неподготовленных военно-воздушных сил. 15 октября Альфред Йодль написал: «Мы выиграем эту войну, хотя она может быть сто раз против доктрин Генерального штаба». Гитлер 27 октября вполне определенно приказал начать атаку на Западе в течение двух недель, но 5 ноября противодействие главнокомандующего армией генерала фон Браухича привело к ужасной сцене между ним и фюрером. После этой открытой стычки Браухич был слишком потрясен и запуган, чтобы взвалить на себя дополнительный груз участия в активном заговоре против Гитлера. Браухич привел Гитлера в ярость бестактным утверждением, что наспех созданная армия 1939 года не может сравниться в боевой выносливости и надежности с тщательно построенными вооруженными силами старого кайзеровского рейха.
Плохая погода в конце концов позволила полностью дискредитированному Верховному командованию армии неделю за неделей откладывать предлагаемое наступление на Западе, а прежнее доверие между Гитлером и армией так никогда и не восстановилось. Например, 23 ноября, в день, названный генералом Францем Гальдером днем кризиса, Гитлер заметил, что большинство его прежних политических линий сталкивались с противодействием многочисленных предсказателей бед, но в 1935–1938 годах ему снова и снова удавалось якобы невозможное. Своей аудитории, состоявшей из высокопоставленных военных, Гитлер заявил следующее: «Впервые за шестьдесят семь лет должно быть ясно, что нам не придется вести войну на два фронта. То, к чему мы стремились с 1870 года и считали недостижимым, стало явью… Но никто не знает, как долго такое положение будет сохраняться. Сейчас Восточный фронт [в Польше] удерживается только несколькими немецкими дивизиями. Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена разными факторами. Более того, у нас есть пакт с Россией. Но пакты существуют, только пока они выполняют свое предназначение. У России есть далекоидущие цели, прежде всего она хочет укрепить свое положение на Балтике. Мы можем противостоять России, только если свободны на западе. Кроме того, Россия стремится укрепить свое влияние на Балканах и хочет добраться до Персидского залива. Это также и цель нашей внешней политики. Непреложным является факт, что сегодня русская армия стоит немного. В течение следующего года или двух текущая ситуация сохранится».
Гитлер едва ли мог быть откровеннее относительно постулатов, подчеркивавших основное направление его политики — «разобраться» с Западом, прежде чем начать решительную кампанию на востоке, и благоприятная реакция большинства присутствовавших генералов на эту искреннюю тираду свидетельствует о проницательности и ловкости фюрера, сумевшего воздействовать на малодушных воинов.
В ту ночь главнокомандующий армией генерал фон Браухич решил подать в отставку, но фюрер ее не принял. Волей-неволей запуганным генералам пришлось продолжать подготовку к наступлению на западе, и, несмотря на все свои возражения, Браухич продолжал этой подготовкой руководить, вероятно, по большей части потому, что фюрер не мог найти для него более подходящей замены.
Двумя днями позже, 25 ноября, в намного менее откровенной дискуссии с гроссадмиралом Редером, Гитлер развил идеи, высказанные им перед генералами, заявив: «Пока Сталин у власти, определенно Россия будет придерживаться заключенного пакта. Ее политическое отношение может измениться после нескольких лет наращивания ее внутренней мощи, особенно если Сталин будет свергнут или умрет». За две недели до этого Гитлер отклонил предложение Редера о покупке субмарин у русских на основании их низкого качества. Кроме того, он не желал, чтобы русские догадались о слабости рейха.
Переговоры между советским правительством и Финляндией зашли в тупик, и 30 ноября около 30 дивизий Красной армии, организованных в три армии, атаковали 9 финских дивизий, стоявших на советско-финской границе. Одновременно в финском пограничном городе Териоки было заявлено о создании спонсируемого Советами финского правительства-сателлита. Эта акция наводила на мысль о том, что русские предвидели быстрое и полное поражение Финляндии. В объяснении, данном правительству Германии 3 декабря, советский министр иностранных дел Молотов объявил, что быстрое решение финской проблемы было необходимо СССР для высвобождения сил, предназначенных для реализации основных советских целей на Балканах и в Черноморском регионе.