Страница 40 из 85
Не прошло и часа после его отъезда, как стало известно об аресте одного из ближайших соратников Сокола, майора Бидермана. Очевидно, среди военных оказался доносчик. Нужно было спешить с началом активных действий, пока нацисты не арестовали все руководство Сопротивления. Кез отправился на поиски Сокола, чтобы предупредить его об опасности и необходимости немедленного выступления. Но найти его он не смог. Сокол вернулся только под утро и сообщил, что договорился со штабом гражданских отрядов о начале выступления в восемь вечера и что срок изменить нельзя. Он передал Кезу оперативный план восстания, согласованный с представителями всех боевых групп.
План предусматривал:
20 часов — в районах Зиммеринг, Мандлинг, Фло-ридсдорф боевые группы занимают исходные позиции для содействия вступлению в город Советской Армии;
21 час — сооружение баррикад в центральной части города;
21 час 30 минут — занятие важнейших правительственных зданий, арест оставшихся в городе руководящих нацистов;
23 часа 30 минут — передача города частям Советской Армии, воззвание к населению.
Сокол сделал еще несколько устных распоряжений и снова уехал… Кез отправился в арсенал — там размешалась резервная боевая группа — и передал приказ Сокола ее командиру: срочно направить караул в штаб округа, в распоряжение обер-лейтенанта Рашке для охраны здания штаба.
Выполнив поручения, Кез вернулся в штаб округа. При входе в здание путь ему преградили часовые в форме СС. От знакомого унтер-офицера Хубера Кез узнал, что в здание ворвались эсэсовцы, арестовали гауптмана Гута и обер-лейтенанта Рашке, а теперь ищут его и Сокола. Естественно, Кез не стал дожидаться, пока его опознают и схватят. Он тут же покинул здание и направился на поиски Сокола. Надо было успеть предупредить его о захвате эсэсовцами помещения штаба.
Тем временем в боевых отрядах гражданского движения Сопротивления шли последние приготовления. Нашему отряду предстояло 6 апреля в 21 час 30 минут вынести из строя несколько артиллерийских огневых точек, размещенных в черте города.
Я уже упоминал о югославском партизане Марко. Это был сдержанный, не очень разговорчивый, интеллигентный человек. Я бы сказал, замкнутый и властный. Но мы близко сошлись с ним и австрийские товарищи даже считали нас давними знакомыми.
Марко и мне досталась зенитная батарея, установленная в восемнадцатом районе Вены.
Рано утром 6 апреля я направился в гараж к Вилли. Там мы должны были обсудить план предстоящей операции. Решили, что сначала надо все хорошенько разузнать. Я выбрал из свободных машин, чьи владельцы бежали на запад, серенький быстроходный «Штайер» и поехал за Эрной. Это была замечательная девушка— она помогала нам и в печатании листовок, и в их распространении. Не было случая, чтобы она отказала нам в какой бы то ни было помощи. Для предварительной разведки я решил взять ее с собой и покрутиться возле батареи под видом влюбленной парочки. Эрна была дома. Она спокойно выслушала мое предложение и сразу согласилась не только прогуляться со мной возле батареи, но и принять участие во всей операции.
Честно говоря, нам особенно-то притворяться не пришлось бы, мы давно уже нравились друг другу. Она мне казалась голубоглазым воплощением этого сказочно-красивого города на Дунае. Волны ее золотистых волос, спадающие на плечи, дурманили голову. Но «долг превыше всего!», и мы корчили один перед другим «непринужденность товарищеских отношении».
Марко решили пока не беспокоить. После побега из концлагеря он скрывался на квартире у надежных друзей, и рисковать лишний раз было ни к чему.
На машине мы подъехали почти к самой батарее. Вышли и не спеша стали пробираться сквозь невысокий кустарник. О нашей роли влюбленных мы не забывали… Впереди, на возвышенности, виднелось четыре орудийных ствола. Это были зенитные орудия восьмидесяти-миллиметрового калибра, предназначенные для стрельбы по воздушным и наземным целям. Снаряд такой пушки свободно пробивал броню среднего танка. Возле орудий суетились несколько солдат в серо-сиреневой униформе «люфтваффе»[15]. Мы почти уперлись в бетонный бруствер, когда нас остановил окрик часового. Причем это был девичий голос. Оказалось, что вся орудийная прислуга состояла из совсем молоденьких девушек. В глубине площадки виднелась палатка. Возле нее, на веревке, были развешаны предметы женского туалета. Нас с Эрной, как мы и рассчитывали, приняли за влюбленную пару. Последовали завистливые возгласы и шутливые намеки. Я как бы засмущался-затуманился, и это вызвало еще более непринужденные шуточки и смех. По говору и степени общительности можно было безошибочно определить, что это были австриячки. Я подхватил игривый тон и выразил удивление, что вижу таких крепких, таких привлекательных девчат не в нарядах, не в объятьях здоровых парней, а в постылой униформе, среди торчащих пушек! Мои довольно плоские остроты попали в цель и имели успех. Завязался разговор, девушки разоткровенничались, а их старшая, ее звали Гизела, рассказала, что первоначально они учились на курсах гражданских связисток, но из-за тотальной мобилизации были переведены в группу зенитчиц. После ускоренной подготовки их направили на батарею, а начальником поставили старого прусского вояку из «народных гренадеров». Причем он уже третьи сутки не появлялся на батарее, и они предполагают, что он, как и многие другие наши, драпанул на запад со страха перед русскими. Они не знают, как им быть, а пока рады отдохнуть от муштры и похотливых приставаний этого «народного козла».
Я спросил:
— А как вы сами относитесь к русским?
— Мы их очень боимся, — ответила Гизела. — Нам сказали, что они не щадят ни женщин, ни детей. И вообще, говорят, это дикий народ с дикими нравами!
— Ну как вы могли поверить этой чепухе? — возразил я. — Русские — обыкновенные люди, такие же. как вы, как Эрна и я. Вам их нечего бояться. Если, конечно, вы не будете стрелять в них. Отправляйтесь по домам и ничего не бойтесь. Ведь через два-три дня русские будут здесь — в Вене.
Я задал несколько вопросов о других батареях, расположенных в этом районе. Выяснилось, что до ближайшей батареи с кадровым мужским составом примерно с полкилометра напрямую, если пробираться через кустарник, а по дороге в объезд — все три. Мы дружески распрощались, и уже на ходу Эрна не удержалась и крикнула:
— Можете не сомневаться в том, что сказал мой друг, он сам русский. Прямо из Москвы! — Эти слова вызвали смех у зенитчиц, они приняли их за еще одну шутку
Мы сели в машину и поехали на Зойленгассе к Марко. Я рассказал ему о результатах нашего посещения батареи и высказал свои сомнения:
— С какой стати мы будем штурмовать эту бабскую обитель? Да им свистни, и они сами разбегутся…
Мы решили обратиться в штаб группы с просьбой дать нам другое дополнительное задание, более серьезное, например ликвидировать соседнюю, мужскую батарею. Вместе с тем мы понимали, что оставлять эту женскую батарею просто так нельзя. Завтра девчонок заменят эсэсовцами, и тогда… Надо воспользоваться благоприятным моментом и, не применяя оружия, сделать всю батарею небоеспособной, а затем уж браться за другую. На том и порешили.
Не теряя времени, мы с Эрной отправились в штаб группы, там доложили о результатах разведки и получили дополнительное задание.
В штабе не только согласились с нашим предложением, но и выделили в помощь еще троих товарищей Правда, я рассчитывал на большее количество бойцов, но меня заверили, что на батареях серьезного сопротивления не будет: венский гарнизон деморализован, а нацистское руководство устремилось на запад, опасаясь расправы.
По счастливому совладению, один из наших товарищей жил недалеко от мест а расположения второй батареи, и он мог наблюдать за ней в бинокль из своего окна. Теперь мы располагали исчерпывающими данными о второй батарее: в дневное время там находилось не более десяти-двенадцати человек, а начиная с вечера и до утра оставалось только три человека охраны Пушки были тщательно замаскированы. Нам стало известно, что батарея предназначалась для поражения только наземных целей и не должна была демаскировать себя раньше времени ни при каких обстоятельствах.
15
Военно-воздушные силы вермахта включали и зенитные войска. Униформа «люфтваффе» отличалась серо-сиреневым цветом.