Страница 51 из 76
– Ну-ка молчать, неразумные! – рыкнул коротко Вальдемар Вальдемарович, от негодования и непокорности бледнея. – Не для того я столько лет вас растил, чтобы вы за всяких дурачков повыскакивали! Здесь дело государственное…
– Слыхали, – показала язык Мушка, челочку выбеленную взбивая. Закружилась вокруг альва веселым ураганчиком.
– Надо говорить «слышали», – поправила Светик и заложила руки за спину.
– Все сделаем, как договаривались… – поджала губы темные Натусик, и черные крылышки за ее спиной выразили вызов неизвестному повелителю. – Попадется – не уйдет. В наши сети попадет! Дай только срок…
– Вот так-то лучше, – альв сощурился и почему-то подумал о Рысюне, в которой,больше других, души не чаял. Никогда не отдаст ее темному властителю. Пусть будет свободной! Пусть быстрым ветром летает по лесу и приносит жизнь земле, которая устала от тьмы непонимания – зацветут луга, очистятся озера и реки, вырастут деревья стройные… Пусть дружит с тем, с кем хочет… Пусть любит того, кто сердце пробудит от сна…
Вальдемар Вальдемарович отогнал от себя образ Забавы, колючкой бередящей голову. И чего она только здесь поселилась? Ни души в ней, ни доброты, ни ума! Но, зараза, не освобождает. Вплелась в судьбу через дочь, разъела слабостью разум… А все маг виноват проклятый. Если бы не его предсказание про повелителя тьмы, никогда бы не связался с ведьмой черной. Ничего, потерплю… Лишь бы Арысь не сгубила. Не притронулась к ней амулетом с дырочкой. Давно амулет древний на эту светлую цель метит. И сотни злых демонов, в нем заключенных, ох как силу милой девочки жаждут заполучить…
Рысюня тоже в последнее время мать сторониться стала не просто так. Забава всячески к девочке подступиться пыталась. Разговаривала с ней ласково, в комнаты к себе зайти приглашала… Подарки под дверь приносила. Но безуспешно. Девочка на приятственные речи не отвечала, взгляд отводила. А подарки вообще не брала. И всегда старалась одна при черной ведьме не оставаться. То за дедом увяжется, то за колдунишку спрячется и убежит. То дверь к себе не открывает. И уж точно к Забаве не зайдет.
Черномор беседовать с внучкой пытался. Выпытывал, чего дитятко боится, почему маму не прощает за поступок неправильный? Ведь сколько времени минуло? Но Рысюня головкой светлой лишь мотала, и веснушки на ее лице вроде как темнее становились.
– Не хочу, де, – в самое ухо шепнет щекотно. – Я лучше пойду с Лексеем гулять, – и упорхнет за порог.
Закружится в вихре леса, станут они с князем зайчиков солнечных ловить или, там, в хороводах листьев кружить, или песни сочинять. Весело так будет им гулять… Что совсем и не заметят, как черная тень за Рысюней змеей приползет да, к земле прижавшись, когти острые к ногам голым в лаковых туфельках потянет.
Вроде дома сидит Забава, волосы причесывает, или кисель пьет, или зелье варит… А не здесь черная ведьма… Крутится одной и той же пластинкой заезженной амулет, разжигая в сердце огненную-преогненную ревность к силе и юности дочери. Красива, легка, будущее у нее впереди… Любят ее и Черномор, и Вальдемар Вальдемарович, и мальчишка этот пришлый… Птицы на руки садятся, растения тянутся…
Но на самом деле Рысюня не такая… Забава чувствует подвох. Забава знает, что подрастает рядом владычица. Лишает силы с каждой минутой, отнимает колдовство заветное. Смеется над матерью тихонечко, ладошкой рот прикрывая… Подшучивает. То платья портила, теперь вот родных настраивает. А иногда комнаты так переворачивает ночью… А еще в еду то соли насыплет, то сахару без меры… Наступит час и отравит без оглядки.
Вот ведь какое наказание… Не надо ребеночка было заводить. Загубила бы сразу нахалку, так и ныне бы правила в своем мирке маленьком, а теперь…
Теперь у Арыси все получается. Сладким голоском размягчает сердце древнего колдуна Черномора, глазами серыми улыбается в самое сердце альва холодного Вальдемара. Каким бы ни был мужчина – маленьким, или взрослым, или даже стариком, – она специально его хомутает и капризы свои исполнять заставляет. Да нет, глупцы просто сами готовы Рысюне во всем угождать.
Каждый день Лексей Горохович подружке цветы да сладости приносит, возносит ее до небес. Любуется на маленькую ведьмочку глазами влюбленными, слова ее ловит…
Защищает мерзавку Огонек неприступный. Синим пламенем ночью окружает, днем Забаву незаметно дразнит и пламенем грозит.
Взять бы сейчас, потащить дочурку под землю, отдать ее червякам голодным… Чтобы не смеялась, не радовалась, чтобы навсегда замолчала.
Закроет лицо Забава бледное, осунувшееся ладонями, маску красавицы нацепит. Подойдет к окну и долго-долго вдаль глядит…
Берегись, Рысюня! Улучит черная ведьма миг один, схватит твою душу амулетом, потянет за берега земные к Морене Мореновне на праведный суд. Ответишь за то, что силу у тьмы отбираешь.
И девочка внезапно остановится, вздохнет тяжело:
– Пойдем, Лексей, к тебе в лес играть. Неспокойно здесь.
За руку князя возьмет. Ладошка ладошку греет, глаза в глаза глядят ласково.
– Пойдем, – согласится ничего не понимающий мальчик. – У нас сегодня папенька обещал блинов со сметаной напечь… Только…
– Что такое?
– Очередь у дерева. Я еле прошел… Там опять купцы томятся… Колдунишки ваши проверяют товары на запреты…
– Запреты не для нас. Мы быстренько проскользнем, – подмигнет игриво Рысюня. – Да и друга твоего давно увидеть хочу… Почему же ты меня с ним не знакомишь?
Лексей плечами пожимает.
– Наказан он. Две недели уже дома сидит под арестом домашним…
– Вот уж и под арестом? Найдем способ его освободить.
– Не надо лучше, – мальчик на голове у Рысюни венок ромашковый поправил. Вот смешно, и платье у нее в ромашку мелкую, словно настоящую. – Нас тетка Валари посечет. Она мне строго сказала, чтобы я носу не казал.
Но это явно не могло остановить внучку Черномора упрямую. Побежала к дереву, растолкала гномов, с князем мимо колдунишек в дерево проскользнула. Полетела на свет яркий – прямо в царство Гороха на пятой скорости.
33
На горочке высокой стоит великан до небес. На том великане – мальчишка рыжий сидит, далеко глядит. Все примечает, свободу ощущает. Столица Гроховая, как на ладошке, распласталась. Или там на блюдце… Вот прям хоть сейчас возьми и в рот город положи вместе со всеми башенками, домиками разноцветными, с улочками сахарными. Прям дух захватывает!
– Неужто и прям можно поглотить? – поинтересовался Бэн у великана, который бодро шагал вперед и через несколько шагов встал перед речкой, казавшейся теперь тоненькой ниточкой.
– Так ведь можно и небо сожрать, коли проголодаться… Только зачем? – пожал плечами йотун. – В основном все стремятся власть получить, управлением заняться… Денежка штоб текла и пузо сытым было… Хоромы себе отстраивают…
– А вы, великаны?
– Мы? У нас все есть… Свобода и бесконечность… И вечность…
– А что это такое? Вечность? – быстрым котенком обежал вокруг шеи собеседника. Обеспокоился… – Что она дает?
– Ничего… Слушай, малыш, ты смысла во всем не ищи… Ты зачем от мамки сбежал? Правильно, чтобы друга проверить. А друг твой вона – в окошке вроде терема князя человеческого торчит. – недовольно забурчал великан, почесываясь от щекотливого рыжего хвоста. – Бегает тут, понимаешь, вопросы задает… Поторопись, а то не ровен час догонит нас машина гномичья…
И то верно. Резво бросился к терему знакомому, голову вверх котенок поднял, закричал со всей мочи в окна распахнутые:
– Лексе-е-е-ей! Лексе-е-е-ей!
Ботинком с круглым мысом затопал, руки в карманы широких брюк сунул. На лице ожидание и вопрос написаны – как же так? Ушел значит, обещал за помощью, а сам к папеньке зашел и забыл.
Тут в проеме показался круглый, румяный и очень возмущенный Горох, а вместе с ним и Маргаритка, которая теперь практически у князя прописалась. Видать, обиделась на Валари, что она ей сразу правду про свою половую принадлежность не объявила.