Страница 183 из 188
— Как будто мы попали домой,— прогудел второй.
— Кто ты, землянин? — просвистел третий.
Рядом с ними забил фонтан, струя которого взметнулась на пятьдесят футов в воздух.
— Хотите выпить?
— Нет. Спасибо. Не можем: риск, неизвестная субстанция.
Он сделал еще один глоток. Струя фонтана втянулась по крутой спирали в небо и исчезла в вышине. Рядом с ним парила огромная капля коричневой жидкости, которую он посасывал через соломинку.
— Ваши тела очень неудобны в обращении. Вы не устали ими управлять?
— Ты считаешь, нам не хватает человеческих конечностей? — уточнило жужжание.
— Да. Вам приходится обходить все то, что можно перепрыгнуть. Ваши ноги похожи на снегоступы. Зачем вы пришли в мой мир?
— Мы пришли сюда, чтобы жить,— прогудел один из них.
— И даже не потрудились попросить у меня разрешения.
— Прости. Мы лишь недавно узнали о твоем существовании.
— Что же вам теперь нужно?
— Мы просим тебя покинуть этот мир. Сделай его безопасным для дутиков. Мы просим...
— Но это моя планета! Я владыка Земли!
— Да. Мы знаем. Мы хотели изменить здесь климат, но потом узнали о тебе. Зачем ты остался?
— А зачем мне куда-то уходить? Я — землянин. И то, что я последний, не лишает меня прав на планету. Моя обитель занимает около двадцати квадратных миль, но я могу идти, куда хочу, и делать все, что пожелаю. Этот мир мой — по праву рождения, по закону... и по праву силы. Если вы попытаетесь изгнать меня отсюда, я брошу на вас всю мощь Земли. Она под моим контролем, и я без труда могу уничтожить вас или разрушить планету. Если не верите, давайте попробуем!
Его голос охрип. Он сделал еще один глоток и вернул себе свой собственный облик, увеличенный в дюжину раз. Сотворив сигару размером со шлагбаум, он прикурил ее от столба огня, который вырвался из земли и вознесся в небо.
— Можно мы все объясним? — спросил один из снеговиков.— Пожалуйста.
— Хорошо, объясните.
Выдохнув облако дыма, он втянул в себя алкоголь.
— Давайте, объясняйте!
— Твой народ ушел отсюда много лет назад, посчитав эту планету бесплодной и мертвой,— начали дутики.— Но для нас она жива, и мы хотим сделать из нее место смеха и радости...
— А вы знаете, что означает слово «смех»?
— Да, конечно, знаем. Мы выяснили, куда и зачем отправились люди. За хорошей жизнью, верно? За лучшими условиями. За тем, что им хотелось. Чтобы звуки, которые они называли смехом, раздавались все чаще и чаще.
— Довольно верно. Продолжайте.
— Так пусть же Земля снова станет местом смеха — для многих и многих дутиков. Это печально для тебя. И тебе лучше уйти к своему народу. Дай нам изменить планету и сделать ее холодной. Отключи машины, которые мешают нам. Если ты уйдешь, это будет хорошо и для нас и для тебя. Зачем тебе оставаться?
— У меня тут есть кое-какие дела, — ворчливо ответил он.— Скажите, а я для вас очень безобразен?
— Пожалуй, да...
— Вот и хорошо.— Он помолчал и добавил: — Значит, вы хотите заставить меня уйти?
— Просим тебя... Иначе нам придется...
Они стояли на выжженной пустыне. Оранжевое солнце, словно рука гиганта, заслонило половину неба. Пальцы огненных лучей выжимали из его тела липкий пот. Он закашлялся, глотнув сухой и удушливый воздух.
— Мы просим тебя!— свистели таявшие снеговики.
Мгновением позже они оказались в межзвездной пустоте, холодной как антипламя огромного антисолнца. Он сидел на троне из вакуума и с улыбкой наблюдал, как дутики кувыркались и сучили ногами в абсолютной невесомости. Млечный Путь из сверкающей звездной пыли спускался над его плечом к лицу. Превратив небесную реку в Бурбонный Путь, он сделал глоток и задумался о прошлом.
— Неужели ты позволишь...—донесся слабый шепот душков.
Он ничего им не ответил.
«И не только потому, что я люблю Землю...»
— Генри?
— Да.
— Мы не можем!
Он разглядывал ее белокурые волосы и призрачно-серые глаза, которые смотрели мимо него. (Всегда только мимо.) Когда она надувала губки, ее маленький подбородок становился еще меньше.
— Что — не можем? — спросил он, погружаясь в омут прекрасных глаз.
— Оставаться на этом чертовом осколке мира. Неужели ты хочешь, чтобы мы стали последней парой на мертвой Земле? Он и его лучшая подруга?
— Да, я этого хочу.
— Чтобы потом искать сочувствия у бездушных машин и слушать болтовню твоего книжного барда? Мы сойдем с ума! Мы станем ненавидеть друг друга. Без цели и надежды...
— А у тебя есть выбор? — перебил он ее.— Совет Евгеники принял решение, и люди навсегда покинут этот мир!
— Я не понимаю, почему ты против. После Перехода все останется тем же самым.
— Давай выразим это по-другому,— с улыбкой ответил он.— «В общем-то Генри хорош — особенно при тусклом свете; он настоящий парень и выше всех подозрений... Но оставаться с ним здесь? Это же так примитивно!»
— Ты не прав,— сказала она, краснея.— Я докажу тебе это... позже.
Он покачал головой:
— Никакого «позже» не будет. Я никуда не уйду. Кто-то же должен остаться здесь, чтобы поливать цветы. И не только потому, что я люблю Землю... Нет! Я просто ненавижу звезды и то, что они означают. Мне не нравятся люди, улетающие к ним,— улетающие для того, чтобы с чудовищной монотонностью повторить процесс, с помощью которого они опустошили этот мир, не оставив после себя ничего, кроме полных пепельниц. Почти всю жизнь я считал своим долгом заполнять эти пепельницы. Но теперь я знаю, что ошибался. Мне надо что-то сделать... Я стану смотрителем могил. Смотрителем могил! Неплохо, правда?
— Ты пойдешь с нами,— настаивала она.— Все уходят. И не надо капризничать! Тут больше не за чем присматривать. Дни Земли сочтены.
Он печально кивнул:
— Филлис, Филлис! Ты, как всегда, права. Этому миру уже ничто не поможет. Пройдет день, история Земли умрет, и люди оставят планету еще более пустой, чем она была до их появления. Трава, сгорая, превращается в пепел, а жизнь — в отчаянную жажду жить. После Исхода я уйду в Святилище. Мне хотелось оказаться там в компании подруги, но я могу обойтись и без тебя. Вернее, я буду ждать, когда ты затоскуешь и придешь ко мне. Впрочем, если хочешь попрощаться со мной прямо сейчас, можешь не медлить...
— Ты отправишься с нами! Я люблю тебя, милый! У тебя просто нервный срыв. Это пройдет, вот увидишь!
Он посмотрел на часы:
— Тебе лучше одеться... к обеду. Скоро вернется Лен, и мне пора уходить.— Он встал, накинув на плечи огненный плащ.
— Подожди, любимый! Я приготовлю напитки. Жаль, что ты не можешь взять с собой и мою...
Ей так многое хотелось сказать ему напоследок, но в тот миг слова потеряли смысл.
«Как далеки чертоги тьмы от залов света».
«Да,— подумал он,— На расстоянии звезд и в десяти шагах отсюда... Прямо как дутики».
— Зачем ты это сделал? — спрашивал ближайший из них.
«О, как далеки...»
Кто-то кричал — кричал надрывно и беззвучно.
— Зачем?
— Я ненавижу себя! — произнес он с внезапной жестокостью.— Ненавижу себя и вас! Вы — личинки на кишках Бальдра! Вы ползаете, как черви, на трупе моего мира, и я не желаю мириться с вашим присутствием. Меня гложет ненависть к себе, но вас я ненавижу сильнее. Убирайтесь туда, откуда пришли! Это говорю вам я — хранитель Земли!
— Если ты... нас... силой...
Дутик стал крошечной звездой в его ногах — лиловым огоньком пламени, угасавшим в черных водах вечности.
— Улетайте домой,— прошептал он устало.
Они снова оказались в Святилище, и стены вновь распахнули двери. Двое оставшихся дутиков гордо подняли головы и с укором прожужжали:
— Ты привык. Привык к своему миру и своему времени. Но все это осталось в прошлом — далеком прошлом. Твоей расе нет оправдания. Своим единственным монументом она оставила бессмысленное уничтожение жизни.