Страница 182 из 188
— Вид услуг? — спросила подушка.
— Меня уже достала болтовня дутиков,— с возмущением ответил он.— Найди точку входа, поставь экран и блокируй их контакты. Неужели нельзя запомнить, что, когда я пью, мне необходимы A-режим и чуткая забота?
Подушка зажужжала.
— A-режим задействован. Проникновений нет.
Он едва не вскочил с кушетки:
— Кто же тогда сейчас говорил со мной?
— Ну уж точно не я,— ответила подушка.— Возможно, это твое воображение, взвинченное алкоголем, который ты употребляешь как...
Фраза немного обидела его.
— Ладно, прости,— извинился он перед невидимыми спиралями проводников,— Смешай мне еще один коктейль.
Он улегся на кушетке, сунул в рот соломинку и невнятно проворчал:
— Только на этот раз не добавляй воды.
— Я никогда не разбавляю твои напитки.
— Но они стали слабее на вкус.
— Значит, твои вкусовые пупырышки теряют чувствительность.
— В таком случае отключайся! Хотя подожди! Почитай для меня.
— Что почитать?
— Что-нибудь.
— «Все утро крот настойчиво прочищал себе путь...»
— Только не Грэхема!
— Может быть, Врэдмера?
— Нет.
— Гелдена?
— Нет. Что-нибудь постарше. Вот как у того же Грэхема.
— Крина? Клала? Старца Венеры?
— Еще старше.
— Флоуна? Трина? Хэмингуэя? Пруста?
— Древнее.
— «В начале было Слово...»
— Но языческое.
— Как у Пиндара?
— Пожалуй, да — как у Пиндара.
Отпив добрый глоток, он откинулся на подушку и закрыл глаза.
«Почему ты убил дутика?»
Пауза безмолвия.
— Я никого не трогал.
«Дутики не убивают друг друга, а один из них мертв. Ты последний человек на Земле. У тебя безграничная власть. Почему ты используешь ее для убийств?»
Еще более длинная пауза.
— А кто такие дутики?
«Им нужна Земля. Ты встречался с ними. Неужели не помнишь?»
— Не знаю... Наверное, в тот момент я был пьян. Ладно, уходи!
«А почему бы не уйти тебе?»
— Рад бы, да не могу!
«Можешь! Тебе надо только войти в машину, нажать на кнопку, и ты присоединишься к своему народу в местах смеха и радости...»
— Да брось ты. Нет никаких мест смеха!
«Тогда поговори с дутиками».
Ладонь коснулась края кушетки, и в его вену вошла игла со снотворным.
Он провалился в бездны забытья.
Грязно-тусклое солнце опускалось на мокрый бетон. Он смотрел на него, щурясь и мигая.
— Да, бывали времена, когда мы тратили на тебя массу слов,— прошептал он, осознавая, что проснулся.— Однако все приходит к концу и теряет свой смысл.
Он перекатился на правый бок, чувствуя себя печальным и величественным.
Подушка спросила, что ему хотелось бы на завтрак. Он попытался придумать достойный ответ, но сдался и попросил то немногое, что устроило бы его желудок.
Скромным «немногим» оказались мел и печенка, вымоченная в загаженной до краев дренажной канаве. Он плюнул на пол и перевернулся на левый бок, чувствуя себя уже менее величественно.
В конце концов он ткнул пальцем в радужный столб лучей.
— Соедини меня с пультом мыслеобразов.
Сила пронзила его потоками безмолвной мелодии, и в ней смешались удары облаков, нити лунного света, похожего на шелк, и глубинные вихри океанских ветров, которые раскачивали заросли кораллов...
Сладко потянувшись и зевнув, он представил огненное поле времени, а затем скользнул на сотню лет вперед.
— Гора Атос и завтрак,— велел он скучающим тоном.
Под ногами возник скалистый утес. При виде бескрайних просторов Святилища на его губах появилась улыбка. Очистив стены взмахом руки, он создал панораму деревьев и холмов — пейзаж, напоминавший прежнюю Землю. Вдалеке за лесом сверкало море. (Неужели настоящее? Он пожал плечами.) Невидимый потолок превратился в голубовато-зеленое небо. Ярко-желтое солнце получилось жгучим и злым. Склон плавно опускался вдаль. Облачившись в усмешку и власяницу, он подернул горизонт мерцающим маревом.
— Слишком хорошо для царств Земли,— шепнул он бездонной выси.— Приди, Люцифер!
Испуская запах смерти и окончательных приговоров, слева от него возникла безликая тень.
— Какая тоска! — со стоном признался он.
Невыразительный голос звучал, словно из бочки:
— Смотри же на царствия Земли во всей их славе и силе. От начала веков владею я ими, но сейчас готов отдать простому человеку. Служи мне, и они будут твоими.
Он засмеялся:
— Ты шутишь, парень. Они и так мои. Я только что их создал — их и тебя. Это ты должен платить мне дань уважения.
Фигура задрожала и стала нечеткой.
— Нет, что-то тут не так,— сказал он с досадой.
— Преврати эти камни в хлеб, и я поверю тебе,— пропищала тень.
— Лучше в ветчину и яйца. Ты как? Позавтракаешь со мной?
— Спасибо,— прошуршал поблекший образ.
Они сидели и говорили ни о чем, пока ему не стало скучно. Закончив завтрак, он разверз огромную пропасть и сбросил в нее весь ландшафт под гром и треск огня, чьи языки лизали небо.
— Катись-ка в ад, приятель! — воскликнул он с сытой отрыжкой,— Чем же мне заняться до обеда? Может быть, поплавать вместе с Одиссеем?
Когда он возводил великие башни Илиона и создавал макет огромной лошади, его зодческий труд был прерван звонком коммутатора.
— Послы дутиков просят разрешения войти,— доложил механический голос.
— Скажи им, что я занят.
Лошадь дрогнула, покрылась зыбкой рябью и исчезла. Башни начали крениться и оседать. Этажи проваливались друг в друга.
— О черт! Начать дезинтеграцию. Эти уродцы испортили мне все утро!
Он вернулся на кушетку, чтобы побриться, помыться и облачиться в свежую одежду. Пока манипуляторы подушки приводили в порядок его ногти, он рассматривал трехмерную проекцию существ, прозванных им дутиками.
Габариты альбиносов грубо соответствовали размерам человека. Под пушистой аурой проступали шаткие остовы, а телосложение напоминало три молочных бидона, поставленных на задницу бабуина, и два белоснежных секстанта. На бидонах и заднице виднелись толстые рудиментарные члены, похожие на сотню минутных стрелок, которые, подрагивая, отсчитывали свои часы.
Они стояли у входа и зевали симметричными жвалами, расположенными на макушках голов. Антенны стояли торчком, как пучки колокольчиков, и перечно-голубые лепестки открывались и закрывались в неизменном ритме систолы. Две масляные подушечки с мерцавшими кристаллами топазов процеживали мир в глубины мозга.
— Доброе утро, милые твари,— приветствовал он своих посетителей.
Дутики закружились на месте, выискивая источник его голоса.
— Вы не увидите меня, пока я этого не захочу. Зачем пришли?
Существа задумались над его вопросом.
— Чтобы убедить, купить, помочь, поговорить с тобой и уйти,— прожужжал один из них.
Он захихикал:
— Прошу прощения, но не могли бы вы повторить самое последнее слово.
Увидев их смущение, он со смехом крикнул:
— Ладно, входите! Входите!
Внезапно его облик изменился. Огромный дутик двадцати футов ростом отошел от кушетки и принялся за оформление декораций.
Когда он затемнил небо, поднял из пола зубчатые скалы и перегородил ледником почти все Святилище, арочные врата одной из стен, настроенные на особую частоту, раскрылись. Он сидел на парившей в воздухе огромной снежинке, и ледяные ветра рассекали воздух вокруг его трона, осыпая гостей ягодами снежной бури.
— Счастливого Рождества,— произнес он громовым голосом.
Дутики остановились на пороге. Третий акт Второй симфонии Сибелиуса вторил треску и стонам ледника, который медленно наползал на острые скалы.
— Неужели...— пробормотали существа.
— На самом деле я очень безобразный,— объяснил он.— Но мне хотелось, чтобы вы чувствовали себя легко и свободно.
Они стояли под ним и смотрели вверх.
— Как красиво,— прожужжал первый.