Железная звезда

— Дозорный! Дозорный, ты слышишь меня? Что случилось? Что происходит?

— Нападение! Сколько времени я был в трансе?

— С полминуты, наверное. У тебя были закрыты глаза. Я решила, что ты умер.

— Гормон сказал правду- Нападение уже почти началось. Кстати, куда он делся?

— Он исчез, когда мы вышли из того места, где Уста,— прошептала Аулуэла.— Дозорный, мне страшно. Я чувствую, как все рушится. Я должна улететь, я не моту оставаться здесь, внизу!

— Подожди! — Я попытался схватить ее за ускользающую от меня руку.— Не улетай. Я сначала объявлю тревогу, а потом...

Но она уже сбросила одежду, и ее обнаженное по пояс бледное тело засветилось в ночном мраке. А люди вокруг двигались туда и сюда, не зная о том, что вот-вот должно произойти. Я хотел остановить Аулуэлу, но не мог больше медлить и отвернулся от нее к своей тележке.

Словно провалившись в сон, навязанный пересыщенной страстью, я потянулся к прибору, которым никогда не пользовался и который должен был послать сигнал тревоги защитникам по всей планете.

Может быть, тревога уже объявлена? Может быть, другой дозорный почувствовал то же самое, что чувствовал я, и, не настолько парализованный замешательством и сомнением, выполнил свой долг?

Нет и нет. Иначе я бы услышал звуки сирен, несущиеся из усилителей, которые кружатся над городом.

Я взялся за ручку. Уголком глаза увидел Аулуэлу, уже избавившуюся от своих одежд и стоящую на коленях: она начала произносить слова, наполнявшие силой ее нежные крылья. Еще мгновение — и она была бы уже в воздухе, я не смог бы ее задержать.

Быстрым и уверенным движением я включил сигнал тревоги.

И тут я увидел коренастого человека, торопливо направлявшегося к нам. «Гормон»,— подумал я и поднялся, чтобы броситься к нему. Но это оказался не Гормон, а толстомордый дворцовый слуга. Он сказал Аулуэле:

— Не спеши, крылатая, опусти крылья. Принц Рума прислал меня за тобой.

Он схватил ее за руку. Маленькие груди Аулуэлы напряглись, глаза сверкнули гневом.

— Отпусти. Я собираюсь летать.

— Принц Рума требует тебя,— повторил слуга, сгребая ее в охапку.

— У принца Рума в эту ночь будут другие развлечения,— бесстрастно сообщил я.

И когда я произнес это, в небе взвыли сирены.

Слуга отпустил Аулуэлу. Губы его беззвучно шевелились, он сделал один из защитных жестов Провидения, потом глянул в небо и пробормотал:

— Тревога! Кто поднял тревогу! Ты устроил это, старый дозорный?

На улицах заметались люди.

Аулуэла, освободившись, поспешила прочь, проскользнув за моей спиной, пешком — крылья ее расправились лишь наполовину,— людской поток поглотил ее. Заглушая душераздирающий вой сирен, уличные громкоговорители стали передавать приказы, регламентирующие порядок на улицах. Долговязый человек со знаком гильдии защитника на щеке промчался мимо меня, выкрикивая нечто невнятное, и исчез в толпе. Мир сошел с ума.

Только я один оставался спокойным. Я смотрел на небо, почти уверенный, что увижу, как над башнями Рума парят черные корабли завоевателей. Но я ничего не увидел, кроме ночных огней и других объектов, которые всегда крутятся в темном небе.

— Гормон,— позвал я,— Аулуэла!

Я остался один.

Странная пустота затопила мою душу. Я объявил тревогу, захватчики на пути к нам. Я потерял свою профессию. Дозорные больше не нужны.

Я нежно погладил усталую тележку, мою многолетнюю верную подругу. Прощаясь, я провел пальцами по ее покрытым пятнами, поношенным приборам, потом отвернулся, с болью в сердце, и по темной улице зашагал вниз. Я чувствовал себя человеком, чья жизнь в один миг обрела и утратила свой смысл, человеком, жизнь которого нашла и одновременно потеряла свое значение. А вокруг меня царил хаос.

Понятно, что, когда приблизился момент решающей битвы за Землю, все гильдии должны были быть мобилизованы, за исключением дозорных. Мы, входившие в команду периметра защиты в течение столь долгого времени, в стратегии битвы не учитывались, мы, подав сигнал настоящей тревоги, автоматически исключались из борьбы. Теперь наступило время защитников показать свои способности. Какие планы теперь будут выполняться? Чем они станут руководствоваться?

Моей единственной заботой стало вернуться в гостиницу и переждать там кризис. Не стоило даже думать о том, чтобы отыскать Аулуэлу, и я ругал себя последними словами за то, что дал ей ускользнуть в тот момент замешательства. Куда она держит путь? Кто укроет ее?

Дозорный чуть не сбил меня с ног, толкнув своей тележкой.

— Осторожно! — вскрикнул я.

Он выглядел ошеломленным.

— Послушай, это правда? — спросил он.— Тревога?

— А ты не слышишь?

— И она настоящая!

Я указал на его тележку.

— Ты знаешь, как это определить.

— Говорят, объявивший тревогу человек был пьяница, старый дурак, которого вчера выставили из гостиницы.

— Все может быть.

— Но если тревога настоящая...

Я улыбнулся:

— Если это так, то теперь мы можем отдыхать. Хорошего тебе дня, дозорный.

— Твоя тележка! Где твоя тележка?— закричал он мне.

Но я прошел мимо него к высокой резной каменной колонне из реликвий имперского Рума.

На поверхности камня были высечены картины минувших времен: битвы и победы, плененные иноземные монархи в позорных оковах на улицах Рума, торжествующие орлы, символизирующие имперское величие. Я в странном спокойствии стоял перед этой колонной и любовался ее тонкой резьбой. Мимо рванулась какая-то странная фигура, в которой я узнал запоминателя Бэзила. Я окликнул его:

— Как вы вовремя! Будьте добры, объясните мне эти изображения. Они просто завораживают, и мне любопытно...

— Вы сошли с ума! Неужели вы не слышите сигнал тревоги?

— Это я подал ее.

— Тогда бегите! Завоеватели рядом! Мы должны драться!

— Только не я, Бэзил. Мое время кончилось. Расскажите мне об этих изображениях. Думаю, человеку вашего возраста не стоит лезть в битву.

— Сейчас все мобилизованы!

— Кроме дозорных,— сказал я.— Погодите минутку. У меня пробудился интерес к прошлому, а Гормон исчез. Будьте моим гидом по этим прошедшим циклам.

Бэзил дико затряс головой, обогнул меня и помчался прочь. Пытаясь схватить его костлявую руку, чтобы показать особо заинтересовавшее меня место на барельефе, я ринулся к нему, но он увернулся, и мне удалось поймать лишь его темную шаль, которая легко соскользнула и осталась в моих руках. Сам он, неистово молотя воздух руками, бросился прочь по улице и вскоре скрылся из виду.

Я пожал плечами и осмотрел шаль, так неожиданно доставшуюся мне. Она была прошита блестящими металлическими нитями, собранными в тонкий узор, словно дразнивший взгляд неофита: мне казалось, что каждая нить исчезает в толще ткани, чтобы появиться в другом, неожиданном месте, подобно генеалогическому древу династий, неожиданно возрождающихся в дальних городах. Искусство ткача было выше всяких похвал. Я бездумно набросил шаль на плечи. И отправился дальше.

Мои ноги, едва не отказавшие мне утром, теперь служили исправно. Я снова почувствовал себя молодым и шагал сквозь охваченные хаосом улицы, без труда выбирая дорогу. Я вышел к реке, перешел ее и, оставив Твер вдали, стал искать дворец принца. Ночная тьма становилась непроницаемой, потому что большинство огней были погашены в соответствии с приказом о мобилизации; время от времени над головой слышались глухие разрывы защитных бомб, ставивших дымовую завесу над городом, чтобы она мешала дистанционным наблюдениям вражеской разведки. Пешеходов на улицах становилось все меньше. Вой сирен не затихал. На крышах зданий приводились в действие защитные установки: я слышал писк прогреваемых репеллеров и увидел длинные, напоминающие мохнатые паучьи ноги усилительные заграждения, которые протянулись между башнями и теперь сцеплялись вместе для получения Максимальной силы. У меня полностью отпали сомнения — вторжение действительно началось. Мои приборы могли быть сбиты с толку внешним влиянием, но мобилизация не зашла бы так далеко, если бы первоначальное сообщение не было подтверждено сотнями других членов моей гильдии.