Железная звезда

Роберт СИЛЬВЕРБЕРГ

Железная звезда

Дорога на закат

© Перевод А. Орлова.

 Пес, не останавливаясь, огрызнулся. Холодея от ужаса, Каттерсон смотрел, как двое тощих мужчин с горящими глазами бегут вслед за собакой. Липкий страх не давал сдвинуться с места. Перепрыгнув через кучу строительного мусора, пес исчез; преследователи остановились, переводя дух. А затем медленно и бессильно опустились на землю.

— То ли еще будет,— пообещал неизвестно откуда взявшийся грязноватый коротышка.— Сегодня, говорят, официальное заявление сделают: от слухов-то никуда не денешься. Давно пора...

— Кто бы сомневался,— ответил Каттерсон непослушными губами. Зрелище погони его глубоко потрясло.— Кому из нас жрать не охота? — Он помолчал, затем продолжил: — Первый раз такое вижу... прямо на улице...

— И уж точно не в последний,— согласился коротышка.— Жратвы нет и не будет — надо привыкать.

Пустой живот в очередной раз свело. Ждать предстояло до вечера, когда выдают котловое довольствие.

Неторопливо и бесцельно они шли по тихой улице, заваленной строительным мусором.

— Меня зовут Пол Каттерсон. Живу сейчас на Сорок седьмой. Демобилизовался в прошлом году.

— Из этих, значит,— кивнул его спутник.

Они свернули на Пятнадцатую. Здесь не осталось ни одного дома, только драные палатки в дальнем конце улицы.

— После демобилизации работал?

— Издеваешься...— скривился Катгерсон.

— А кому легко? Кстати, я — Мэлори. Торгую помаленьку.

— И чем же ты торгуешь?

— Да как сказать... Полезными вещами.

Мэлори явно не хотел продолжать, и Каттерсон просто кивнул в ответ. Мысли опять вернулись к еде. Двое голодных и собака. Неужели дошло до этого? Так скоро? И что будет, когда еды совсем не останется?

— Вот! — Коротышка показал пальцем.— Митинг на Юнион-сквер.

Прищурившись на толпу, окружавшую трибуну для официальных объявлений, Пол прибавил шагу. Мэлори поспевал за ним не без труда.

С трибуны на эту же толпу безучастно взирал молодой человек в военной форме. Каттерсон покосился на джип, стоявший поблизости: модель 2036, самая последняя.

Подождав минуту, военный поднял руку и заговорил, спокойно и негромко:

— Граждане Нью-Йорка! Я уполномочен сделать официальное заявление от имени правительства. Из оазиса Трентон поступило сообщение-

Сдержанный рокот людских голосов сменился выжидающим молчанием.

— ...поступило сообщение, что в связи с введением чрезвычайного положения в оазисе Трентон временно приостанавливается снабжение продовольствием Нью-Йорка и его окрестностей. Повторяю: в связи с чрезвычайной ситуацией в оазисе Трентон снабжение продовольствием Нью-Йорка и окрестностей временно прекращается.

Толпа вновь загудела — каждый что-то сердито объяснял соседу. Разумеется, никого такой поворот событий не удивил: Трентон давно возмущала необходимость кормить разбомбленный, бесполезный Нью-Йорк, и последнее наводнение оказалось более чем достаточным предлогом. Немалый рост позволял Каттерсону оглядывать толпу сверху; он не знал, верить ли своим ушам: это касалось и объявления, и доносившихся до него реплик собравшихся. Пока не получалось.

Есть хотелось все больше.

— Я также уполномочен передать сообщение губернатора Нью-Йорка, генерала Холлоуэя: правительство принимает меры, чтобы не допустить в городе голода. Ведутся переговоры с администрацией оазиса Балтимор. Выдача же котлового довольствия прекращается начиная с сегодняшнего вечера вплоть до особого распоряжения.

Стремительно сбежав с трибуны, военный протолкался к джипу и сразу же уехал.

«Важная шишка. Джипов и бензина в наши дни на всех не хватает».

Каттерсон отстраненно оглядывал толпу, не двигаясь с места. Тощий человек с горящими глазами и орлиным носом уже собрал вокруг себя небольшую группу, охотно слушавшую его разгневанную речь. Эмерих. Лидер колонии в заброшенном тоннеле метро, у Четырнадцатой. Двигаясь почти автоматически, Каттерсон подошел поближе; Мэлори не отставал от него.

— ...Это заговор! — надрывался тощий.— Чрезвычайная ситуация в Трентоне? Какая такая ситуация, я спрашиваю? Наводнение их не затронуло. Хотят от нас избавиться, заморив голодом, только и всего! Что мы можем сделать? А ничего! В Трентоне знают, что отстроиться мы никогда не сможем. Сдохнем от голода, Трентону будет только легче: достаточно прекратить поставки продовольствия...

Толпа уже заметно выросла: Эмерих пользовался известностью. Речь то и дело прерывалась выкриками и аплодисментами.

— ...Но согласны ли мы угаснуть тихо и мирно? Не дождетесь! Мы выметем подчистую каждую крошку объедков, съедим каждую травинку, поймаем каждую крысу! Мы съедим нашу обувь и выживем, как выжили в блокаду сорок седьмого! Наступит день, когда мы доберемся до Трентона, и тоща... Тогда они узнают!

Под одобрительные крики Катгерсон повернулся и вышел из толпы, думая о двух охотниках и собаке. Не оглядываясь, он зашагал по Четвертой авеню. Когда звуки митинга на Юнион-сквер затихли, Катгерсон устало присел на груду ржавых балок, оставшихся от монумента.

Положив голову на руки, он не шевелился. Не слишком ли много на один день?

Еды не хватало всегда, сколько Пол Каттерсон себя помнил. Двадцать четыре года военных действий выжали страну досуха. Сначала бомбардировки, а потом... потом бесконечная война на изнурение, в которой противостоящие силы медленно истирали друг друга в порошок.

Несмотря на вечное недоедание, Каттерсон ухитрился вырасти крупным и сильным мужчиной. На него всегда оглядывались. Его поколению ни рост, ни сила свойственны не были: младенцы появлялись на свет сморщенными, похожими на старичков. За физические данные его взяли в армию — редкое везение. По крайней мере, там хорошо кормили.

Подняв голову, Каттерсон пинком отшвырнул кусок оплавленного железа и усмехнулся. Всю свою взрослую жизнь он не снимал военной формы и пользовался привилегиями солдата. Такие вещи слишком хороши, чтобы длиться вечно: два года назад, в две тысячи пятьдесят втором, война окончательно выдохлась. Враждующие вымотали друг друга бесповоротно, и практически вся армия оказалась на улице — в холодном и бесприютном гражданском мире. Каттерсон осел в Нью-Йорке, одинокий и потерянный.

— Отчего бы нам не поохотиться на собак? — улыбаясь, предложил подошедший Мэлори.

— Думай, что говоришь, засранец. Когда проголодаюсь достаточно, то и тебя съесть могу.

— Даже так? Мне показалось, что тебе явно поплохело, когда ты увидел тех, что хотели поймать пса.

— Точно,— согласился Каттерсон.— Хочешь — садись, хочешь — проходи мимо, но не шути так больше,— проворчал он.

— Невеселые дела,— Мэлори опустился на ржавое, перекрученное железо рядом.

— Заткнись. Я целый день не ел.

— А что так? Вчера выдавали довольствие — и сегодня будут.

— Надеяться не запретишь,— пожал плечами Пол.

День шел к концу; вечерние тени густели быстро. В сумерках руины Нью-Йорка казались призраками гигантов, давным-давно отошедших в мир иной.

— Завтра ты будешь еще голоднее,— сказал Мэлори.— Довольствия больше нет.

— Не напоминай...

— Видишь ли, я как раз и занимаюсь торговлей продовольствием...

— Опять вздумал шутки шутить? — вскинул голову бывший солдат.

— Боже сохрани! — Торопливо нацарапав адрес на клочке бумаги, коротышка протянул его Полу.— Вот. Проголодаешься как следует, жду. Ты ведь парень крепкий, правда? Говоришь, одинок? Вполне может найтись для тебя работа.

В голове у Каттерсона зашевелилась смутная мысль. Глядя коротышке прямо в глаза, он спросил:

— И что за работа?

— Мне нужны сильные мужчины... добывать продовольствие,— засуетился Мэлори, заметно бледнея.

Вытянув руку, Каттерсон ухватил Мэлори за плечо.

— Что ты мне предлагаешь, карлик?..

Тот поморщился.

— Ну-ка, объясни еще раз, какого рода продовольствие ты продаешь?