Страница 5 из 36
Магура ловил обрывки разговоров:
— Это было бесподобно, господа. Ну чистым соловьем заливался. Поднаторел, что ни говорите, в речах. Такую картину нарисовал, что умирать не хочется.
— Это вы, любезный, про Пуришкевича?
— Про него-с. Имел удовольствие слушать его лекцию «Россия вчера, сегодня и завтра». Все возвернется, по его словам, на круги своя, и с большевистской чумой будет покончено раз и навсегда.
— Он остался главой «Союза русского народа»?
— Чего не знаю — того не знаю, врать не буду…
— Лесопромышленники внесли в фонд нашей доблестной армии пять миллионов! Каково? Размах, скажу вам!
— Ляхов-то — атаман войска Астраханского — в ресторации «Столичные номера» намедни чуть всех не перестрелял!
— А все чрезмерное возлияние!
— Как стеклышко трезвым был, вот те крест! С князем Тундутовым схлестнулся! Раздор промеж них произошел из-за калмыцких земель. Ляхов за пистолет схватился, а князь, не будь глуп, хлясть в него вином из бокала. Чуть до рукопашной не дошло. Хорошо — разняли…
— На бирже снова фунты в цене подскочили. А как американцы наедут — тогда, считай, доллары цениться начнут…
Магура провел рукой по дну столика. Шифрованное донесение для Реввоенсовета 11-й армии было на месте, там, где Николай оставил его вчера.
«Не пришел, — подумал Магура. — Видно, что-то задержало курьера в пути. А может, не смог перейти линию фронта?»
Он тут же отогнал от себя такое нелепое по всем статьям предположение: не станут в штабе Реввоенсовета посылать в Царицын неопытного курьера. Выбрали несомненно такого, кто, как говорится, сквозь игольное ушко пройдет, ни разу не оступится и сделает все от него зависящее, чтобы нужные позарез сведения о планах Кавказской армии, уязвимых местах ее обороны были своевременно доставлены по адресу.
— А вы, должно быть, фаталист! Лично я не верю во всякие приметы, но упаси меня бог сесть туда, где еще вчера сидел самоубийца!
Магура обернулся.
Нетвердо стоя на ногах, позади раскачивался и при этом расплескивал из рюмки водку человек с заплывшими глазами.
— Да-с, любезнейший, вы на-а-стоящий фаталист, и я отдаю должное вашей игре с судьбой! Вы бросаете ей перчатку! Мы аплодируем вам! Браво!
«О чем это он?» — удивился Магура. А человек с пляшущей в руке рюмкой все продолжал восторгаться смелостью Николая. Он говорил бы долго, но его отозвали, и, еще раз неловко поклонившись, подвыпивший посетитель кафе вернулся к своему столику, то и дело задевая по пути стулья.
Магура достал из кармана часы, щелкнул на них крышкой.
«Больше ждать не стоит. Как ни жаль, но придется дожидаться теперь новой среды. Ждать и мне, и курьеру, которого что-то задержало, и шифровке».
Оставлять записку под днищем столика не было никакого смысла: и так шифровка пролежала здесь бесцельно почти сутки. После закрытия кафе помещение несомненно прибирают, столики во время мытья пола могут передвинуть, поменять местами, а то и перевернуть вверх дном, и тогда шифровка попадет на глаза посторонним, что допустить ни в коем случае нельзя.
Но не явится ли курьер через минуту-другую? Не смог прийти за шифровкой вчера и, с опозданием на сутки, перешагнет порог кафе сегодня?
«Не придет, — решил Магура. — Приказ говорит точно и ясно: шифровка передается лишь по средам. Не раньше и не позже».
Незаметно для окружающих его посетителей кафе Николай достал со дна столика шифровку и вместе с часами спрятал в карман. Затем, рассерженный нерасторопностью официанта, не соизволившего бросить все другие дела и тотчас же обслужить нового посетителя, вышел из «Дарданелл», чуть покачивая на согнутом локте трость с резной, под слоновую кость, ручкой.
О провале курьера и его самоубийстве Магура узнал в тот же вечер, после снятия в «Дарданеллах» засады усиленного наряда филеров.
Ровно в пять сотрудники контрразведки заняли чуть ли не все столики в кафе, за исключением столика возле чахлого фикуса, и попивая кто чай, а кто кофе, с нетерпением ждали появления человека, на встречу с которым вчера шел парень в косоворотке.
Стоило за столик в углу усесться страдающему одышкой господину, как филеры встрепенулись, внутренне собрались. Когда же господин соизволил покинуть «Дарданеллы», его проводили до выхода из «Конкордии», затем с двух сторон схватили за руки, ловко вывернули их и, не дав даже охнуть, запихнули в дожидавшуюся за углом парка пролетку.
Следом, в тот же вечер, были задержаны и препровождены в контрразведку еще пять человек, которые, за неимением в кафе других свободных мест, имели несчастье занять столик возле запыленного фикуса. Среди пятерых задержанных оказалась дама, принявшаяся было истерично кричать на всю улицу, когда на ней повисли два дюжих филера. Пришлось применить не первой свежести платок, заткнуть им дамочке рот и силой усадить в пролетку.
После долгих, продолжавшихся чуть ли не всю ночь, допросов пятеро арестованных (и среди них дамочка) были освобождены. Шестого — господина с одышкой, решили не выпускать: документы задержанного не внушали доверия, к тому же при обыске у него были найдены два бриллианта и пакет с морфием. С выпученными от страха глазами, захлебываясь слюной и размазывай по лицу слезы, господин пытался доказать, что документы его самые что ни на есть верные, полученные из рук самого пермского градоначальника еще год назад, что камушки — личное достояние, единственное, что осталось от былых времен, а к «марафету» он не имеет никакого касательства — пакетик кто-то подложил ему в карман…
Господина лениво выслушали, а затем вновь принялись добросовестно, со знанием дела избивать, добиваясь правдивых показаний о происхождении документов и, главное, о принадлежности к большевистскому подполью и причастности к сбору секретных оборонных сведений…
7
— Нам ничего не остается, как самим переправить сведения в Реввоенсовет фронта. Ждать нового курьера нельзя. Сведения нужны сейчас, иначе они устареют, и им будет грош цена!
— Предлагаете самим идти через линию фронта?
— Да, и не откладывая! Кстати, как звали курьера?
— Это пока неизвестно. Находчивый был парень. Стрельбу открыл именно в кафе, чтобы дать знать о своем провале и предостеречь от появления в «Дарданеллах». Кстати, почему вы вторично пошли в кафе? Вас на это мы не уполномочивали. Могли запросто попасть в засаду.
— Когда я вторично пошел в кафе, то ничего еще не знал. Иначе бы не пошел. Впрочем, нет, — пошел, чтобы забрать шифровку. Иного выхода не было.
— И сейчас могли разговаривать не со мной, а с кем-либо из контрразведки.
— Я, между прочим, не лыком шит.
— Не стоит хвастаться. На вас это не похоже.
— Я не хвастаю, Пал Палыч. Но если бы шифровка оказалась в контрразведке — мы бы поставили под удар товарища Альта. А его надлежит беречь как зеницу ока.
— Это верно. Сведения у него, как говорится, из первых рук, даже перепроверять не надо. Чего вы улыбаетесь?
Магура действительно улыбался. Сидел напротив председателя подпольного ревкома Шалагина и откровенно, не стесняясь смеялся:
— Да вспомнил, как меня фаталистом обозвали! Не знал, признаюсь, на свою беду, кто это такой. Потом уж объяснили, что так называют тех, кто верит в неотвратимость судьбы и любит со смертью в прятки играть.
— Вы на самом деле поступили опрометчиво, — покачал головой Павел Шалагин. — Даже не заметили, что оказались в центре внимания всего кафе. Еще бы — занять место недавнего самоубийцы!
— Вот-вот! — кивнул Магура. — Фаталист, и только! Вроде товарища Альта, который в волчьем логове вынужден находиться.
— Товарищ Альт не фаталист, — не согласился Шалагин. — Он выполняет партийное задание. Трудное, и ответственное, где даже малейшая оплошность или ошибка с его или с нашей стороны может грозить разоблачением, а значит, гибелью.
— Взглянуть бы на него разок, хоть издали…