Дураки умирают

Мы выпили в «Поло лаундж». Как обычно, Чарли Браун притягивала взгляды всех мужчин. И не только красотой и невинным личиком. Такого добра в Беверли-Хиллз хватало. В ее одежде, походке, взгляде, которым она окидывала «Поло лаундж», читалась доступность. Так что на мужчин она действовала как зажженная лампа на мотыльков.

— Я выгляжу ужасно, не так ли? — спросил Озано.

— Бывало и хуже, — ответил я.

— Это точно, — вздохнул Озано. — Это ты ешь сколько влезет и не прибавляешь ни унции.

— Тут я Чарли не конкурент. — Я улыбнулся ей, она — мне.

— Мы улетаем во второй половине дня, — сообщил Озано. — Эдди Лансер думал, что сможет договориться о сценарии, но ничего не вышло, так что делать мне здесь больше нечего. Думаю, сяду я на диету, войду в норму и закончу роман.

— А как продвигается роман? — полюбопытствовал я.

— Отлично. Я перевалил за две тысячи страниц, осталось каких-то пятьсот.

Я не знал, что ему на это сказать. К тому времени он уже давно не сдавал в срок ни журнальные статьи, ни публицистические книги. Роман оставался его последней надеждой.

— Тебе надо сконцентрироваться на этих пяти сотнях страниц и добить эту чертову книгу. Тогда ты решишь все проблемы.

— Да, ты прав, — кивнул Озано. — Но торопить свое перо я не могу. Даже издатель не приветствует спешку. Ты же понимаешь, на кону стоит Нобелевская премия.

Я взглянул на Чарли, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели на нее слова Озано, но тут до меня дошло, что она и слыхом не слыхивала о Нобелевской премии.

— С издателем тебе повезло. Не каждый будет ждать книгу десять лет.

Озано рассмеялся.

— Да, это лучшее издательство Америки. Дали мне сто штук, не увидев ни страницы. Вот где ценят талант. Это тебе не гребаные киношники.

— Через неделю я возвращаюсь в Нью-Йорк, — добавил я. — Я тебе позвоню, и мы где-нибудь пообедаем. Какой твой новый номер?

— Он у меня не изменился.

— Я звонил, но никто не отвечал.

— Да, я был в Мексике, работал над книгой. Ел одну фасоль да пирожки. Поэтому так раздобрел. Чарли была со мной, но не прибавила ни унции, хотя ела в десять раз больше, чем я. — Он похлопал девушку по руке. — Чарли Браун, если ты умрешь раньше меня, я отдам твое тело врачам, чтобы они разрезали его и выяснили, почему ты совершенно не толстеешь.

Девушка нежно улыбнулась ему.

— Я, между прочим, голодна.

Я, конечно, заказал ленч. Себе — салат, Озано — омлет, Чарли Браун ограничилась гамбургером с жареным картофелем, стейком с овощами, салатом, тремя шариками мороженого и яблочным пирогом на десерт. Озано и я наслаждались, глядя, как люди таращатся на Чарли Браун. Они просто не верили тому, что видели. Двое мужчин в соседней кабинке громко комментировали аппетит Чарли Браун, надеясь втянуть нас в разговор и таким образом получить возможность поговорить с Чарли. Но и Озано, и Чарли их проигнорировали.

Я расплатился по чеку, а уходя, еще раз пообещал Озано, что позвоню ему, как только прилечу в Нью-Йорк.

— Вот и отлично, — ответил Озано. — Я согласился выступить на конгрессе феминисток, он пройдет в следующем месяце, и хотел бы, чтобы ты оказал мне моральную поддержку, Мерлин. Как насчет того, чтобы нам пообедать в тот вечер, а потом вместе отправиться на конгресс?

Я замялся. Всякие многолюдные сборища я не любил в принципе, а Озано отличался тем, что вечно впутывался в какие-то истории. И вызволять его в очередной раз мне не хотелось. Но все-таки я согласился.

Ранее ни один из нас не упомянул Джанель, но я не смог удержаться и спросил Озано:

— Ты не виделся с Джанель?

— Нет, — ответил он. — Мы давно не встречались.

Озано пристально посмотрел на меня. На мгновение его глаза вновь позеленели. Губы искривила грустная улыбка.

— Не следовало тебе отпускать такую женщину. Они встречаются раз в жизни. Точно так же, как за всю жизнь можно написать одну большую книгу.

Я пожал плечами, мы вновь обменялись прощальным рукопожатием. Я поцеловал Чарли Браун в щеку и отбыл.

Вторую половину дня я провел на совещании в «Три-калчур студиоз» с Джеффом Уэгоном, Эдди Лансером и режиссером Саймоном Беллфордом. Я всегда думал, что голливудские истории о том, как сценарист чуть ли не с кулаками набрасывается на продюсера и режиссера, при всей их забавности чистая выдумка. Но на том совещании я понял, что такое вполне возможно. Собственно, Джефф Уэгон и его режиссер приказывали нам писать их историю, а не отталкиваться от моего романа. Я в основном молчал, за нас обоих отдувался Эдди, но наконец и он не выдержал, бросив Уэгону:

— Слушай, я не говорю, что я умнее, чем ты, но, уж позволь сказать, я удачливее. И у меня четыре хита подряд. Почему бы тебе не прислушаться к моему мнению?

Мне казалось, что это чертовски убедительный аргумент, но на лице Уэгона и его режиссера отразилось недоумение. Они не понимали, о чем толкует Эдди, и я понял, что переубедить их невозможно. Эдди, похоже, пришел к такому же выводу.

— Мне очень жаль, парни, но, если вы будете стоять на своем, я буду вынужден уйти.

— Хорошо, — кивнул Джефф. — А ты, Мерлин?

— Я не вижу смысла писать под вашу диктовку, — ответил я. — Не думаю, что у меня получится.

— Это справедливо. Мне очень жаль. А теперь скажите, нет ли такого сценариста, который мог бы работать с нами над этим фильмом и при этом консультироваться с вами, поскольку основную работу вы уже сделали? Кого вы могли бы порекомендовать?

У меня тут же мелькнула мысль, что я мог бы подрядить на это дело Озано. Я знал, что он отчаянно нуждается в деньгах и что, согласись я консультироваться с Озано, он получил бы этот заказ. Но потом представил себе, как Озано на таком вот совещании выслушивает указания подонков вроде Джеффа Уэгона и режиссера. Озано оставался одним из величайших писателей Америки, и мне не хотелось, чтобы эти говнюки сначала унизили, а потом уволили бы его. Поэтому я промолчал.

И только вечером, перед тем как заснуть, я вдруг осознал, что не упомянул Озано, чтобы наказать его за связь с Джанель.

Наутро мне позвонил Эдди Лансер. Он только что встретился со своим агентом, тот сказал, что «Три-калчур студиоз» и Джефф Уэгон предлагают добавить к его гонорару еще пятьдесят тысяч долларов, если он продолжит работу над сценарием. Эдди спросил, что я думаю по этому поводу.

Я заверил Эдди, что меня устроит любое его решение, но сам я больше не буду иметь к этому никакого касательства. Эдди попытался меня переубедить:

— Я скажу им, что не вернусь, если они не возьмут тебя и не накинут тебе двадцать пять тысяч. Я уверен, что они никуда не денутся.

Вновь я подумал о том, чтобы помочь Озано, но у меня просто не повернулся язык.

— Мой агент сказал мне, — продолжил Эдди, — что студия, если я не вернусь, наймет других сценаристов, а потом попытается поставить в титрах их фамилии. Если нас не будет в титрах, мы потеряем наши проценты с прибыли как в кинопрокате, так и в телевизионном прокате, если телекомпании купят этот фильм. Не исключено, что фильм будет кассовым, так что речь может идти о больших деньгах. Но я не вернусь, если ты считаешь, что мы должны держаться вместе и постараться сохранить наш вариант.

— Насчет процентов мне наплевать, так же как и насчет упоминания в титрах, — ответил я. — И чего мне держаться этого сценария? Ты же знаешь, что это мусор. От моей книги в нем ничего не осталось. Но ты можешь с ними работать. Мне без разницы. Я серьезно.

— Хорошо, — ответил Эдди. — И я постараюсь защитить твои права. Я позвоню тебе, когда буду в Нью-Йорке, и мы пообедаем вместе.

— Отлично. Удачи тебе с Джеффом Уэгоном.

— Да, она мне не помешает.

Утро я провел в моем кабинете в «Три-калчур студиоз», собирая вещи, потом прошелся по магазинам. Я не хотел лететь в Нью-Йорк на одном самолете с Озано и Чарли Браун. Подумал о том, чтобы позвонить Джанель, но отказался от этой идеи.