Дураки умирают

Из больницы Гронвелт вышел вроде бы в полном здравии, и Калли вновь, как и прежде, согласовывал с ним все свои действия. Но по прошествии шести месяцев он уже ясно видел, что Гронвелту не хватает сил для эффективного руководства отелем и казино, о чем и доложил Джонни Сантадио.

Сантадио прилетел в Вегас, в присутствии Калли встретился с Гронвелтом и прямо спросил, не хочет ли тот продать свои акции и передать управление в другие руки.

Гронвелт — после болезни он еще больше высох — сидел в кресле и спокойно поглядывал на Калли и Сантадио.

— Твоя позиция мне понятна, — ответил он Сантадио. — Но я думаю, что в самое ближайшее время я начну справляться с работой в полном объеме. Вот что я тебе скажу. Если через шесть месяцев дела не пойдут лучше, я приму твое предложение, и, естественно, мои акции в первую очередь будут предложены тебе. Тебя это устроит, Джонни?

— Конечно, — кивнул Сантадио. — Ты знаешь, я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было, и я восхищаюсь твоими способностями. Если ты говоришь, что сможешь за шесть месяцев все наладить, я тебе верю. Если ты говоришь, что через шесть месяцев отойдешь от дел, увидев, что ничего не получается, я тебе верю. Решение остается за тобой.

После совещания, когда Калли повез Сантадио в аэропорт, он услышал от гостя следующее:

— Держи ухо востро. Сообщай, что к чему. Если дела пойдут хуже, так долго мы ждать не сможем.

И Калли пришлось выдержать паузу, потому что в последующие шесть месяцев у Гронвелта значительно прибавилось сил. Но в отчетах, которые Калли посылал Сантадио, места для этого не нашлось. И по прошествии года он порекомендовал Сантадио отправить Гронвелта на покой.

А потом племянника Сантадио, питбосса одного из казино на Стрип, обвинили в неуплате налогов, и федеральное Большое жюри передало дело в суд. Джонни Сантадио прилетел в Вегас, чтобы переговорить с Гронвелтом. Очевидно, о том, как помочь племяннику, но начал Сантадио с другой темы.

— До назначенного тобой срока осталось примерно три месяца, — напомнил он Гронвелту. — Ты еще не пришел к определенному решению насчет продажи мне своих акций?

Гронвелт взглянул на Калли, который отметил в лице босса грусть и усталость. Потом повернулся к Сантадио:

— А что думаешь ты?

— Меня больше беспокоит твое здоровье, чем отель. По моему разумению, тебе уже тяжело тянуть этот воз.

— Возможно, ты прав. Позволь мне все обдумать. На следующей неделе я должен пойти к своему врачу, и возможно, результаты обследования покажут, что надо уходить, хочу я этого или нет. Но как твой племянник? — переменил он тему. — Можем мы чем-нибудь помочь?

Впервые Калли увидел злого Сантадио.

— Так глупо! Глупо, а главное, зря! Мне в принципе наплевать, сядет он в тюрьму или нет, но обвинительный приговор — еще одно пятно на моем имени. Все будут думать, что за ним стою я или, во всяком случае, имею к этому отношение. Мне нужна помощь, но никаких идей у меня нет.

На лице Гронвелта отразилось сочувствие.

— Не так уж все безнадежно. У Калли есть подходы к судье, который будет вести этот процесс. Что скажешь, Калли? Судья Бранки у тебя в кармане?

Калли мгновенно все просчитал. Оценил, что из этого можно выжать. Дело для судьи трудное. Он попытается ускользнуть, но Калли при необходимости мог надавить на судью. Конечно, это опасно, но результаты могут оказаться весьма весомыми. Если он поможет Сантадио в таком сложном деле, то Сантадио наверняка поставит его во главе отеля, когда Гронвелт продаст свои акции. Свобода племянника укрепит его позиции. Он получит пост президента «Ксанаду».

Калли пристально посмотрел на Сантадио.

— Дело трудное. Будет стоить денег. Но, если вы действительно этого хотите, мистер Сантадио, я могу обещать, что в тюрьму ваш племянник не попадет.

— Ты хочешь сказать, что его оправдают? — уточнил Сантадио.

— Нет, этого я обещать не могу. Может, до приговора дело и не дойдет. Но я гарантирую, что в случае обвинительного приговора он получит условный срок. И велика вероятность того, что судья так поведет процесс и настроит присяжных, что ваш племянник соскочит с крючка.

— Это было бы отлично. — Сантадио крепко пожал Калли руку. — Сделай это для меня и тогда можешь просить о чем угодно.

И внезапно Гронвелт оказался между ними, положил свою руку сверху, словно благословляя их рукопожатие.

— Вот и отлично. Значит, все проблемы решены. А теперь пойдемте обедать и отпразднуем это дело.

Неделей позже Гронвелт вызвал Калли в свой кабинет.

— Я получил результаты обследования. Доктор советует мне отойти от дел. Но прежде чем уйти, я хочу прокрутить один финт. Я попросил банк перевести миллион долларов на мой расходный счет и теперь собираюсь сыграть в других казино. Мне бы хотелось, чтобы ты побыл со мной, пока я проиграюсь или удвою свой миллион.

Глаза Калли вылезли из орбит.

— Вы собираетесь опровергнуть теорию вероятностей?

— Мне хочется тряхнуть стариной. В молодости я был классным игроком. Если кто-нибудь и может поспорить с теорией вероятностей, так это я. А если у меня не получится, значит, никому это не под силу. Мы отлично развлечемся, а я могу позволить себе расстаться с миллионом баксов.

Калли не верил своим ушам. Все годы, которые он знал Гронвелта, тот свято верил в теорию вероятностей. Калли вспомнился один черный период в истории «Ксанаду», когда столы для игры в кости три месяца подряд теряли деньги. Игроки богатели на глазах. Калли не сомневался, что дело нечисто. Уволил весь персонал секции. Гронвелт отдал кости на исследование в научную лабораторию. Ничего не помогало. Калли и менеджер казино пришли к выводу, что кто-то придумал некий прибор, контролирующий полет костей. Другого объяснения не было. Только Гронвелт сохранял спокойствие.

— Не волнуйся. Теория вероятностей сработает.

И действительно, три месяца спустя кости покатились в другую сторону. Три месяца каждый вечер столы приносили прибыль. И к концу года доходы даже превысили убытки. Гронвелт по этому поводу выпил с Калли шампанского и сказал:

— Можно потерять веру во все: религию и бога, женщин и любовь, добро и зло, войну и мир. Но теория вероятностей останется незыблемой.

И на следующей неделе, пока Гронвелт играл, эта фраза не выходила из головы Калли. А играл Гронвелт блестяще, Калли еще не доводилось видеть такого блестящего игрока. Ловил удачу на лету. Интуитивно чувствовал, когда надо ставить на Игрока, а когда переключаться на Банкомета. За столиком для блэкджека играл по пять баксов, когда дилеру шла карта, и ставил по максимуму, когда удача отворачивалась от него.

К середине недели Гронвелт выиграл пятьсот тысяч. К концу недели — шестьсот. И продолжал играть. Калли не отходил от него ни на шаг. Они вместе обедали, а потом играли до полуночи. Гронвелт говорил, что играть можно, только будучи в хорошей форме. То есть не перенапрягаясь, отсыпаясь каждую ночь, не переедая, не злоупотребляя женщинами.

К середине второй недели Гронвелт, несмотря на все свое мастерство, начал сдавать позиции. Теория вероятностей дробила его в пыль. К концу второй недели он расстался со своим миллионом. Поставив последние фишки и проиграв, он посмотрел на Калли и улыбнулся. Вроде бы радовался, но Калли расценил это как дурной знак.

— Только так и можно жить. С верой в теорию вероятностей. Все остальное — ерунда. Всегда помни об этом. В любых делах прежде всего опирайся на нее.

Глава 48

В свой последний приезд в Калифорнию, завершая работу над сценарием фильма, я столкнулся с Озано в баре отеля «Беверли-Хиллз». Меня так поразил его внешний вид, что поначалу я не заметил Чарли Браун. Озано прибавил как минимум тридцать фунтов, огромный живот буквально вываливался из-под старого пиджака. Лицо его раздулось, его покрывали белые жировые бляшки. Зеленые глаза, когда-то такие яркие, заметно обесцветились, стали чуть ли не серыми. А когда он шел ко мне, я заметил, что его еще сильнее заносит в сторону.