Воронка.

— Вот я, к примеру! Чего бы я достиг, если бы не приходил на работу во время, таскался бы в замусоленных штанах или менял жен, как все вы? Да ничего бы не достиг! Надо быть серьезнее, работать…

Так Борис спускал пары, а после мог и гадкую улыбочку Инки выбросить из своей административной головы. Но проходило время, он снова не мог удержаться и ехал в ту скромную квартиру, где много лет назад его, неотесанного первокурсника, приветливо встретили интеллигентные родители Инны. За их столом оробевший Борис впервые взял в руки столовый нож, впервые услышал что можно говорить без мата. Да и о чем говорить! О книгах, о живописи, о политике. Ему казалось будто мир вокруг него стал шире, больше, разнообразнее, удивительнее.

Потом они с Инной поженились, стали жить отдельно, своей жизнью. Карьера Бориса набирала высоту, но жена этим не интересовалась совершенно. Витала себе над землей в эмпирических потоках, кропала какую-то ненужную диссертацию про Ван Гога или про Гогена, которых Борис не различал и еще позволяла себе улыбаться с этим своим выражением: ну что ты понимаешь! А Борису хотелось от супруги участия и, черт возьми, уважения к его успехам, ведь он каждый день уходил на работу, пробивался вверх, стремился добиться большего не только для себя, но и для своей семьи. Разногласия разжигали ссоры, все чаще перераставшие в настоящие скандалы и однажды Борис услышал в свой адрес:

— Ты, всего на всего, плебей. Цепкая деревенщина.

И это задело его до самых печенок как раз потому, что было правдой. До него не раз доходили высказывания завистников, переданные прихлебателями. Дескать, хамское воспитание Бориса Васильевича просто глаз режет, он хоть бы у жены своей поучился как себя с людьми вести надо!

Инна обидела его и в пику всем ее улыбочкам и высказываниям Борис сделал вывод, что все эти книги, живопись и болтовня о политике лишь шелуха, не приносящая никаких материальных благ. Если бы он только и делал что читал — они с Инной так бы и жили в общежитии, а не в двушке, выделенной заводом молодому специалисту и общественному работнику. Да, он простой парень, выходец из народа. Да, он чихать хотел на всякие там этикеты и реверансы. Но Инка без Бориса — полный ноль, никто, научный работник (Ха!).

Зато в новой семье Бориса ценили и уважали. Его тесть сам из народа вышел. Поднялся по крутой партийной лесенке и шаловливые ветры перемен не сумели сдуть его со взятых нахрапом высот. Аньке для общения с окружающими хватало осовремененного словаря людоедки Эллочки — самыми ходовыми выражениями в котором были: «Почем?», «Где брала?», «Круто!», «Вау!» и «Говно!». В замужестве она посвятила себя утомительному процессу деторождения, потому что новые дети служили отличным поводом для расширения ареала освоения новых магазинов и покупки новых вещей. Вместо творчества Ван Гога Борис теперь обсуждал качество «Нестле», «Бёбхен» и «Вайкики», причем к его мнению прислушивались.

Все это было по нему, для него. Так он и должен был жить, так он и был создан. Но к чему же тогда споры с самим собой? Зачем этот постоянный поиск аргументов в пользу своей правоты? И почему он снова и снова таскается к бывшей жене, бесясь от одного только выражения ее лица?

Он не мог ответить, он не знал как это объяснить. Странная раздвоенность исчезла только тогда, когда Борис стал соискателем рыцарского звания в Ордене Чистой Веры. Лишь только получив золотой медальон с изображением двух рыцарей, сомкнувших руки в крепком рукопожатии, он осознал, чего же ему не хватало все эти годы. Ему не хватало осознания своей избранности, элитности. Он не плебей, иначе не попал бы в рыцарский Орден. Среди рыцарей, собиравшихся каждый четверг (именно четверг!) в огромном банкетном зале ресторана «Арарат», хозяин которого тоже был членом Ордена, простых людей и быть не могло. Поначалу, Борис смотрел на этот карнавал свысока, но разглядел среди ряженых кое-кого из числа авторитетнейших лиц Гродина и присмирел. А ведь оказаться среди первых людей в городе и области не так уж плохо! И пусть все прикрывали лица масками, деликатно изображая уважение к чужой анонимности, но каждый рыцарь чудесно знал, с кем он разделяет трапезу.

Придя на ассамблею впервые, Борис изумился пышному убранству зала. Повсюду колыхались черно-белые полосатые полотнища, над креслом Магистра висел огромный герб Ордена, искусно изготовленный из тонких витых листов желтого и белого металлов. Зал был украшен рыцарскими доспехами, копиями со средневековых гравюр на тему рыцарства, старинными тяжелыми мечами, щитами с непонятной геральдикой, а все члены Капитула были разодеты в пурпурные шелка и бархат. Звучала странная, совсем не средневековая музыка. Казалось, что поют ветры пустынь в тех дальних странах, куда рыцари отправлялись за славой и добычей. Музыка немного туманила мозг.

Трапеза, к которой приступили после омовения рук и молитвы, состояла из жаренного толстыми кусками изумительно нежного мяса, красного вина, разливаемого в высокие серебряные кубки, украшенные самоцветами, и крупно порезанных овощей на круглых подносах. Вся столовая утварь была словно бы взята из какого-нибудь фильма про крестовые походы, а под ногами вертелись костлявые борзые, собачившиеся из-за брошенных под стол костей. За столом рыцари обсуждали самые разнообразные темы: турниры, которые проводились где-то за городом, на конном заводе какого-то колхоза, достоинства мечей, выкованных местными умельцами и привезенных из-за границы, выборы нового Магистра Ордена, какие-то трактаты о рыцарских обычаях. Кажется, здесь собирались только увлеченные люди.

Борис посетил три таких собрания как гость Ордена, а потом ему предложили встретиться с Магистром. Это оказался совершенно незнакомый, довольно пожилой мужчина. Он сказал, что члены Капитула «присмотрелись» к новому гостю, они видят в нем сильного человека, потенциального лидера Ордена. Капитул приглашает Бориса стать соискателем рыцарского звания. Для получения статуса кандидата в рыцари Ордена необходимо пройти ритуал посвящения, который может показаться соискателю несколько странным и даже неприятным. Кроме того, кандидат должен внести внушительную сумму залога. Эти деньги вернутся к соискателю после посвящения его в рыцари. Магистр объяснил правила и обычаи Ордена, а на вопрос, в чем же заключается основная цель деятельности рыцарей, ответил очень туманно:

— Сохранение чистого знания.

Справедливости ради, следовало бы отметить — «чистое знание» так и осталось для Бориса тайной за семью печатями.

Магистр предложил ему обдумать свое решение и дать ответ на следующем собрании. В случае, если Борис решит не становится кандидатом Ордена, он должен дать клятву никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминать о существовании Ордена. Кроме того, единожды отказавшийся от членства теряет право вступить в Орден навсегда.

Борис призадумался. Его заинтересовали, но не до конца. Он искренне считал, что целью любого начинания в жизни должны стать деньги, а рыцари денег не обещали, а даже наоборот: надо было внести залог и еще вносить некоторую сумму ежемесячно на счет Ордена Чистой Веры. Но ведь зачем-то влиятельные люди ходят туда?! Они не говорят о делах и вроде бы не узнают друг друга, однако разве их не объединяет нечто? Так, может, эта общность интересов поспособствует и Борису в его делах? Сейчас он всем доволен, но никто не гарантирует, что не придет такое время, когда связи окажутся весьма и весьма полезны.

Помимо практических соображений чашу весов с пометкой «За» значительно утяжелило желание избавиться, наконец, от плебейского клейма. Кто теперь сможет сказать, что Борис не принадлежит к кругу элиты?

Словом, он согласился. Обряд посвящения его шокировал, но он вытерпел, потому что это вытерпели все, кого он видел на ассамблеях, да и кто посторонний узнает об этом? Если все рыцари прошли через это, то кто же будет болтать и позорить самого себя? В таком признаться невозможно.

Вскоре он узнал еще об одной традиции Ордена. Время от времени рыцари, а особенно соискатели и кандидаты должны были оказывать Ордену кое-какие посильные услуги. Раньше, если Борис и делал для кого-нибудь нечто подобное, то это было как в поговорке: «Рука руку моет». Теперь же он и знать не знал, для каких целей и для каких людей старается. Однако, чем больше времени Борис проводил с рыцарями, тем глубже втягивался в их интересы. Он даже испытывал некоторое удовлетворение от сознания своей полезности столь высокому сообществу.