Капитан Быстрова

Полковник бережно поставил коньяк на окно и начал рассматривать чурчхелы.

— Приятно. Очень приятно… От незнакомых людей — вот что главное.

Наташа достала из ящика пионерский галстук и аккуратно сложенный протокол, свидетельствующий об избрании Смирнова почетным вожатым пионерского отряда села Реви.

— Твоя инициатива? — добродушно улыбнулся он, прочитав бумагу.

— Нет. Честное слово!..

— «Н-нет»! — шутливо передразнил Смирнов. — Откуда же они, позвольте спросить, знают о моем существовании?

— Я рассказала кое-что о вас… О всех нас…

На самом дне ящика лежала фотография. Дети сосредоточенно глядели в объектив фотоаппарата.

— Этот мальчик, — показала Наташа, — мой хозяин Петре, племянник доктора Бокерия.

— Ишь! Скажите, пожалуйста! Целый взвод! — ухмыльнулся Смирнов и посмотрел на оборот фотографии. Здесь была надпись, выведенная аккуратным ученическим почерком:

«Гвардии полковнику Смирнову, у кого такая хорошая летчица — тетя Нато, от пионеров и октябрят села Реви».

— Гм… Здорово! — удивлялся растроганный полковник. — Надо написать им. Ты непременно дай мне адрес.

— Адрес тот же, что был у меня… Лишь прибавьте: «Пионервожатой начальной школы…»

— Сегодня же напишу, — решил Смирнов. Вытащив бумажник, он достал плотный почтовый конверт, в котором хранились фотографии жены и дочери — девочки лет шести. Присоединив к ним фотографию грузинских ребят, Смирнов спрятал бумажник. — Тронули меня огольцы черт-те как! Спасибо и тебе… Сегодня дам приказ о зачислении, а пока иди, отдыхай… Виноват, — заторопился он, — иди готовься к встрече! Бутылку, фрукты и лакомства захвати с собой. Часиков в восемь мы нагрянем к тебе.

— Разрешите пригласить доктора Бокерия?

— Непременно! Кстати, его переводят в медсанбат нашей дивизии. Улетит с нами…

34

На другой день Наташа вылетела на тренировку с капитаном Мегрелишвили.

Когда двухместный Як-7 с синхронным управлением выруливал на старт, у Наташи так сильно билось сердце, словно ей впервые предстояло вести машину.

И вот стрелка высотомера показывала уже три тысячи метров.

— Перехожу на фигуры, — передала она Мегрелишвили.

— Не рано?

— Нет!

— Ну давай… Если что, буду подправлять!..

Выполнив несколько глубоких виражей, Наташа сделала перевороты через крыло в обе стороны и перешла на петли Нестерова, затем последовали восходящие бочки, иммельманы, наконец, она перевела самолет в штопор и, выйдя из него, развернулась на посадку.

«Подправлять» не пришлось.

Отлично посадив машину, Наташа с разрешения Мегрелишвили пересела на одноместный Як-3 и опять поднялась в зону. В течение двух часов она выжгла весь бензин, отрабатывая технику и чистоту выполнения фигур высшего пилотажа.

— Пойдет. Ей как с гуся вода! — заключил Мегрелишвили, наблюдая за полетом Быстровой.

Смирнов разрешил Наташе летать столько, сколько сочтет нужным, и она в течение недели широко использовала данное ей командиром полка право. По два-три раза в день заправляли ее самолет. Она избороздила все небо над городом и окрестностями, выделывая головокружительные фигуры высшего пилотажа.

— В полной летной форме, — доложил Мегрелишвили командиру полка. — Легко вернулась в строй. Очень легко. Сразу видно, крепка характером!..

Прошло два дня. Перед вылетом на новую базу Наташа встала пораньше. Еще до рассвета уложила в маленький чемоданчик все необходимое ей на первые два-три дня, а остальные вещи запрятала в большой дорожный чемодан и вещевой мешок.

Часов в семь к ней зашел Кузьмин и предложил отнести «барахлишко» на транспортный самолет. Усадив Кузьмина за стол, Наташа поднесла ему полстакана коньяку, оставшегося от ужина в день ее приезда, и, угощая своего механика всякой всячиной, уселась и сама попить чаю.

Она искренне любила Кузьмина и знала, что машина в его руках всегда будет в образцовом порядке и боевой готовности.

Выпив коньяк, Кузьмин стал словоохотливым.

— Вы пойдете на новенькой машине, — говорил он. — Уже приказано. Ту, что тренировались, здесь сдадим, в бой не годится. Списывают…

— А новая хороша?

— Золото! Позавчера ее принял… И номер-то какой! Ровно тысяча! Раза три перекопал… Война, сложности, а как добротно поделано! Нового номерного завода.

— Заправлена?

— Полные баки.

— Боекомплект?

— То же самое. Машина отрегулирована как часы!

— Ты сам-то сегодня улетаешь?

— В тринадцать часов, на транспортном. Нас девятнадцать человек техсостава летит. Врачи и сестричка Настенька тоже с нами. Вас проводим и сами отправимся… Пойдем в обход Кубани, в случае чего — не к немцам падать. Горюновское хозяйство везем.

— Понятно.

После завтрака, наскоро вымыв посуду и уложив в чемодан, Наташа отдала его вместе с вещевым мешком Кузьмину. Когда механик ушел, она осмотрела свою крохотную комнатку, взяла маленький, спортивный чемодан и отправилась на стоянку.

Там ей встретились Смирнов и Станицын.

— Решили мы, — сказал Смирнов, — предоставить тебе право идти ведущим. Ведомыми пойдем мы…

— Почему так? — удивилась Наташа. — Не много ли мне чести?

— Как раз впору! — пошутил Смирнов. — До Ростова мгла будет, — продолжал он, — не заблудиться бы!..

Командир разрешил Наташе идти ведущей звена, намереваясь прикрыть ее во время полета над оккупированной врагом Кубанью.

— Как прикажете, товарищ полковник, — сказала польщенная Наташа.

— Так вот и приказываю! — весело ответил Смирнов, направляясь дальше.

Он по-хозяйски осмотрел все помещения аэродрома, отдал последние приказания, в парашютном складе кого-то распек и пообещал десять суток ареста.

Перед тем как сесть в машину и запустить мотор, Наташа подошла к командиру полка узнать, нет ли каких-нибудь дополнительных приказаний.

— Договор такой, — ответил полковник, — если в воздухе обнаружим или встретим врага, немедленно нападаем. Первая посадка под Ростовом, Где указано… А там — двинем дальше…

Принесли парашюты. Смирнов взглянул на часы:

— Давайте выруливать!

Вскоре машины стали треугольником на взлетно-посадочной полосе. Впереди — Наташа, справа — Смирнов, слева — Станицын.

Дежурный по аэродрому просигналил флажком. Наташин «як» взревел мотором и побежал вперед. Следом двинулись машины Смирнова и Станицына. По бетонной дорожке полетели сухие былинки и легкая пыль.

Оторвавшись от земли, самолеты набрали высоту и описали над аэродромом прощальный круг.

Безветренный облачный день благоприятствовал полету. От разомлевшей под теплым солнцем земли поднимались испарения. Дымка и облака застлали горизонт, а с высоты трех тысяч метров землю вообще нельзя было различить.

Поглядывая на приборы и карту, Наташа уверенно вела звено.

Предстояло пересечь горы — северо-западную часть Главного Кавказского хребта. Самолеты шли по прямой на высоте около пяти тысяч метров.

Справа, окутанная облаками, торчала сахарная двуглавая вершина далекого Эльбруса. Правее и ближе возвышались характерные рога Ушбы и легко поднимался остроконечный Тетнульд — два вековечных стража Сванетии.

Горы манили и звали к себе, приковывали восторженный взгляд Наташи. Их громады волновали сердце непорочной белизной снегов, крутыми розово-фиолетовыми отвесами оголенных скал, всем своим непоколебимым царственным видом. Их немое гордое величие в то же время заставляло грустить и думать, думать обо всем…

Глядя на проплывающие мимо самолета вершины, Наташа прощалась с Кавказом. Вспомнились тяжелые бои осенью сорок второго года, зимние сражения над морем… Потом — ранение, таран, авария… Госпиталь и вручение ордена на корабле. А еще… — тихая, добрая семья Бокерия, последняя встреча с Сазоновым…

В наушниках свистело, хрипело, потрескивало — сюда врывалось все, что угодно.

Оглянувшись направо назад, Быстрова качнула плоскостями: «Как, мол, дела, командир?» Смирнов ответил легким покачиванием машины. Наташа взглянула на Станицына. Тот тоже покачал свой самолет.