Страница 30 из 56
«Все в порядке», — сказала себе Наташа.
Звено, по расчетам, уже миновало не менее десятка наземных ориентиров, скрытых мглой и облаками. Горы остались позади. Впереди расстилались бесконечные просторы кубанской земли. Скоро Краснодар. Облака поредели, но земля, сплошь затянутая дымкой, по-прежнему была скрыта от глаз, и лишь высотомер говорил, что до нее четыре тысячи восемьсот метров. Самолеты еще и еще набирали высоту. Предстояло идти над территорией, занятой врагом, и его зенитки могли начать обстрел.
Кровь в висках пульсировала и стучала. Начинала побаливать голова. Пришлось надеть кислородную маску. Высотомер показывал шесть с половиной тысяч метров.
Пройдя над Краснодаром, звено взяло курс на Ростов. «Внизу гитлеровцы… Там фашисты!» — думала Наташа, разглядывая прояснившуюся бледно-голубую, испещренную квадратами полей землю, и вдруг ее взгляд остановился на одной точке. Кровь хлынула к лицу. Впереди, пересекая их курс, шел немецкий транспортный самолет Ю-52. Солнце светило прямо на него из-за спины Быстровой, играя переходящими с места на место искрами на винтах.
Наташа ринулась на врага, резко перейдя в крутое пике. Мотор взревел на предельных оборотах. Позиция истребителя была на редкость выгодной. Он шел со стороны солнца, и через мгновение ничего не подозревавший немецкий самолет уже попал в перекрестие прицела.
Меткой очередью Наташа поразила врага. Снаряды разнесли носовую часть «юнкерса». Вспыхнул и взорвался бензиновый бак, и окутанный черным дымом самолет закувыркался в воздухе.
Не сбавляя газа, Наташа вывела машину из пике. Ее прижало к сиденью так сильно, что голова и тело казались налитыми свинцом, а в глазах запрыгали цветные огоньки.
Соблюдая направление по курсу, Наташа оглядела голубые просторы, разыскивая своих ведомых.
Смирнов и Станицын, не успев сообразить, в чем дело, ринулись следом за Быстровой, но подоспели только к развязке и теперь, прибавив обороты, шли позади нее.
Полковник передал по радио: «Моряна», видим, подходим…» Потом добавил: «Ну разве можно так! Не доложила, сорвалась и пошла…»
«Турбина», алло, «Турбина»! Не было времени предупредить. Боялась упустить. И вы сами приказывали, если встретим…»
«Знаю, что приказывал! На месте вздую!» — ответил Смирнов.
Внизу тоненькими серебряными нитками протянулись разбитые железнодорожные пути Батайска, промелькнули рухнувшая водонапорная башня, светлые полоски улиц, а впереди, за бесчисленными ериками, расстилался по длинному холму Ростов, опоясанный с юга черной лентой широко разлившегося полой водой Дона.
Отсюда курс на несколько градусов отклонялся к востоку, на полевой аэродром Н-ского авиасоединения, где самолеты должны были сесть на заправку и лететь дальше — к месту нового базирования.
35
Поспешно отступая из района Курска, противник не успел уничтожить аэродромы. Немцы сумели только взорвать на одном взлетно-посадочную полосу и сжечь закопанные в землю цистерны с горючим.
Второй аэродром, предоставленный полку Смирнова, был построен в войну и считался резервным. Единственным «недостатком существования», как шутили летчики, было отсутствие «нормального человеческого жилья». От соседней деревни ничего не осталось — фашисты уничтожили ее до последнего сарая, целиком сожгли они и расположенный поблизости совхоз. Поэтому в километре от смирновского аэродрома на склоне широкого, поросшего кустарником оврага саперы отрыли добротные землянки с накатами из бревен, замаскированные сверху деревцами и кустарником. Здесь и устроился на жилье летный состав.
Полк, находившийся в резерве, отдыхал. Летчики «обживали» новое место, с шутками и прибаутками вспоминали комфорт, выпавший на их долю во время пребывания на юге…
О вылете Смирнова знали все, и встретить своего командира собралась на летном поле большая группа пилотов.
В положенный час в воздухе показались три истребителя, шедшие образцовым строем. Звено разошлось, чтобы приземлиться поодиночке на неосвоенном и еще не знакомом аэродроме, тем более что выложенный знак «Т» разрешал посадку машин только на бетоноасфальт.
Первым стал снижаться самолет ведущего.
Когда после пробежки машина развернулась и начала заруливать в указанном направлении, встречавшие летчики пошли к самолету, думая, что прибыл командир полка. Увидев Быстрову, они удивились. Кто-то не преминул пошутить, что за время пребывания в госпитале Наташа вопреки всему сумела повысить летный класс, если командир полка и его заместитель оказались ее ведомыми.
Быстрову подхватил с крыла Мегрелишвили. Он взял на себя миссию познакомить Наташу с новыми товарищами по полку. А их оказалось немало.
Вторым сел Смирнов. За ним — Станицын.
После рапорта дежурного по полку командир и офицеры поздравили друг друга с новосельем. Кто-то на лоскуте парашютного шелка подал полковнику кусок хлеба с горсточкой соли.
— Это хорошо! — улыбнулся Смирнов, отломив корку хлеба, потыкал ею в соль и принялся жевать. — Хорошо придумали, трогательно! По древнему обычаю — хлеб-соль! Стало быть, повезет на новом месте!
— Повезет обязательно! — весело подтвердил Станицын, пожимая руки обступившим его летчикам.
— О том и речь! — посмеивался Смирнов. — Мы, товарищи, уже счет открыли в честь новоселья…
— Кто? — поинтересовался Мегрелишвили.
— Быстрова. Не доходя километров сто до Батайска, с одного захода Ю-52 в расход пустила… Я, кажется, обещал наложить на вас дисциплинарное взыскание? — взглянул он на Наташу.
— Вы обещали вздуть меня… И неизвестно за что…
Летчики дружно рассмеялись.
— Командир полка так и сказал, — повернулась Быстрова к товарищам. — Ничего смешного нет…
На «эмке» прибыл Горюнов. Он передал Смирнову телефонограмму. Командир полка молча прочел ее и сразу уехал.
Наташа устроилась в землянке вместе с Настенькой. Поболтав немного, она вздремнула на раскладушке, потом отправилась на летное поле. Ей хотелось повидать Кузьмина и получить свои вещи.
Транспортный самолет, на котором прилетел Кузьмин, как большая стрекоза, одиноко стоял на краю поля, у самой опушки леса. Кузьмина около самолета не оказалось. Вещи же, по словам бортмеханика, были отправлены на грузовике в неизвестном направлении. Тогда Наташа отправилась на стоянку самолетов. Она решила, что застанет Кузьмина там. И не ошиблась. Еще издали она увидела своего механика. Он сидел на крыле машины и, закончив выводить двенадцатую красно-коричневую звездочку, старательно вытирал кисть и шаблончик.
«Экий неугомонный!» — подумала Быстрова и, незаметно подойдя к увлеченному своим делом Кузьмину, громко поздоровалась;
— Здорово, Тихон!
Кузьмин вздрогнул, повернулся и разом соскочил на землю. Лицо его приняло виноватое выражение. Он знал, что Быстрова недолюбливала его «живописные» занятия.
— Разрешите обратиться, товарищ гвардии капитан? — откуда-то сбоку раздался голос Дубенко.
— Слушаю вас, — Наташа протянула старшине руку. — Здоровеньки булы!
— Здравствуйте, товарищ гвардии капитан! На Кузьмина дывитесь? — хитро улыбнулся Дубенко.
Летчица ответила по-украински:
— Дывлюсь! Який вин дурний хлопец!
— Что-сь, двенадцатую намалювал?
— Ведь знает, что не люблю этого!
— Да полагается так, Наталья Герасимовна, — нерешительно произнес Кузьмин, переминаясь с ноги на ногу.
— Что значит — полагается? Вовсе не обязательно, и устав не требует, — строго ответила Наташа.
— Во-во! Що цэ такэ — полагается?! — обрадовался Дубенко.
Кузьмин мрачно посмотрел на приятеля:
— С вами, товарищ гвардии старшина, будем беседовать потом! Гвардии капитан вас в адвокаты не приглашала. Сами навязываетесь. Прикажите ему молчать, Наталья Герасимовна!
— Ты мне объясни, Тихон, что значит — полагается?
— По числу сбитых…
— Тебе что ни говори — все как об стену горох. Скромность — неплохое качество… Я ведь предупреждала тебя…