Тайны и судьбы мастеров разведки

Долгое время терроризм нас непосредственно не затраги­вал. И это естественно. Мы не стремились обрести позиции в ущерб тем государствам, выходцами из которых были терро­ристы. Но затем, после распада Советского Союза, эскалации внутренних конфликтов ситуация стала меняться. Самый показательный пример—Чечня. Это не сугубо внутренний конфликт. У чеченского терроризма международные корни. «Аль-Каида» против нас пока не идет. Но уже помогает. Я думаю, мы должны проводить очень осторожную, гибкую политику, чтобы не вызвать огонь на себя. Зачем?

К террористам можно подбираться разными путями. Один из них — оперативный, который позволит нам получать до­стоверную информацию об их намерениях. Чтобы избежать открытого столкновения с международным терроризмом, существует и другой путь — политический. Надо делать все, чтобы ослабить базу, на которой зиждется агрессивное отношение террористов к нашей стране. Это очень сложная проблема. Тот факт, что мы избежали какого-то нашего уча­стия в американской авантюре в Ираке, позволяет надеяться на то, что мы заняли очень выгодную для нас позицию. Не уподобляться же американцам, которые действуют наскоком, не просчитывая ситуацию на много лет вперед.

—Вы многократно развенчивали как мифы всякие пере­суды в СМИ по поводу существования «золота партии» и его исчезновения. Но не бывает же дыма без огня?

—Вы знаете, бывает. Я не понимаю позицию Горбачева. Ну, как ему не стыдно. Он тоже должен был бы сказать, что никакого «золота партии» не было. Все это миф, на­стоящий миф.

Когда КГБ и ЦК партии были ликвидированы, обнару­жились документы, из которых следует, что мы передали братским партиям в течение 10 лет 200 миллионов долла­ров — на содержание аппарата, зарплату, отдых, лечение. Раньше такие вещи были тайной за семью печатями, а теперь вот документы попали в печать. И началась возня. Кому она была выгодна? Из публикаций я знаю, что новой властью были выделены огромные суммы—по некоторым данным, около 220 миллионов долларов, — чтобы найти... 200 миллионов. Выделенные деньги истратили, а «золота партии» не нашли. А его и не было.

США, кстати, всю эту крикливую кампанию не поддер­жали. Потому что им это было невыгодно. Потому что сами они тратят на поддержку нужных им партий и движений в разных странах миллиарды. Американцы просто не за­хотели привлекать к себе лишнего внимания. Я бы очень хотел, чтобы те показания, которые я добровольно дал в тюрьме, были опубликованы. А ведь они должны где-то быть. Я от руки написал тогда почти 30 страниц.

Горбачев знает, что никакого «золота» не было. Думаю: ну, скажи ты об этом. Нет, молчит.

— Владимир Александрович, что вы считаете своим самым большим успехом за время руководства внешней разведкой?

— Когда Андропов был на посту председателя КГБ, нам удалось укрепить разведку и в организационном, и в кадровом отношении, упрочить ее позиции за рубежом. Огромна роль разведки в разоблачении агентуры противни­ка в нашей стране. Ведь за 80-е годы нам удалось вскрыть в нашей стране столько агентуры, сколько не было вскрыто за все годы советской власти. Я считаю это очень большим успехом. Мы обезвредили агентуру противника в ВПК, в Министерстве обороны, в ряде других организаций. И у себя в КГБ, в том числе и в разведке. Думаю, скоро придет пора, когда может быть обеспечена широкая гласность в отношении всего этого.

ТОПАЗ ПЕРВОЙ ВЕЛИЧИНЫ

Топаз просиял в послеполуденном свете. Солнечные лучи запутались в его густой бороде. Засверкали стекла очков, А, главное, он просиял в улыбке: после почти четы­рехчасового интервью можно было расслабиться. Подыто­жил разговор он за столиком на лужайке возле винного погребка: «Таких интервью я еще не давал никогда».

Топаз — столь звучных прозвищ мужчинам не дают даже в поэзии. Но дают в разведке. Чаще всего псевдонимы в спецслужбах не несут какой-либо смысловой нагрузки или эмоциональной окраски. Но в данном случае Топаз можно посчитать и характеристикой, и оценкой.

Впрочем, Райнер Рупп—так в действительности зовут моего собеседника — слышал о себе и другие отзывы. В обвинительном заключении по его делу и в приговоре немецкого суда фигурирует вывод группы западных воен­ных экспертов: в случае кризиса его (Руппа) деятельность могла бы иметь решающее значение для исхода войны.

Разумеется, для войны между Западом и Востоком, между НАТО и Организацией Варшавского договора.

У НАТО не было тайн от Руппа, высокопоставленного и всеми востребованного чиновника в брюссельской штаб-квартире альянса и одновременно одного из ценнейших агентов Главного управления разведки ГДР. Самый вы­сокий уровень секретности натовцы обозначают грифом

«cosmic top secret». «Космик» — в данном случае нечто запредельное, заоблачное — вот именно, космическое. А Топазу достаточно было лишь руку протянуть. Благо­даря Руппу у НАТО не было тайн не только от ГДР, но и от Советского Союза. Самые ценные документы, добытые Топазом, генерал Гроссман (преемник легендарного Мар­куса Вольфа на посту руководителя восточногерманской разведки) лично возил в Москву в обход представительства КГБ в берлинском Карлсхорсте. Рупп в нашем разговоре прокомментировал это одной фразой: «Для матушки-России я действительно сделал немало».

Поиски Топаза в недрах штаб-квартиры НАТО продол­жались несколько лет и на процессе были названы самой крупномасштабной розыскной акцией германских спец­служб за всю их послевоенную историю. И не только гер­манских. Подразделение собственной безопасности штаб-квартиры альянса во главе с сотрудником ФБР сбилось с ног. Дело доходило до смешного: фэбээровец в случае, если подчиненных со знанием немецкого языка не оказывалось под рукой, нес бумаги БНД об очередных «успехах» в по­иске Топаза своему знакомому... Руппу. Помимо прочего, в руки Райнера попадали списки всех подозреваемых лиц. Просто потому, что секретаршей у фэбээровца была жена Топаза — англичанка, которой в Восточном Берлине дали псевдоним Бирюза. Зная каждый шаг противника, Топаз понимал, что кольцо вокруг него сжимается. И ничего не предпринимал за исключением уничтожения всех улик. Почему? Об этом он расскажет сам. Добавлю только, что на задержание Топаза (который никуда не собирался бежать) в родительском доме в Саарбурге были брошены 70 аген­тов немецких спецслужб. (С большого перепуга, что ли?) Случилось это в 1993 году. Холодная война против Райнера Рутша продолжалась.

Рупгі, безусловно, одна из самых драматичных фигур в истории разведки вообще. Он десятилетиями служил стране, которой в один прекрасный день просто не стало. У любого другого разведчика в критической ситуации оста­ется в принципе возможность вывода. Любой раскрытый и оказавшийся в тюрьме разведчик живет надеждой, что свои выручат, обменяют. Но выводить и менять было уже некому...

Бежать в Россию? В ельцинскую Россию, которая по­стыдным образом сдала смертельно больного Хонеккера, представив все дело так, будто старик чуть ли не пышет здоровьем? Бежать в Россию, где козыревский МИД со­вершил бессовестный предательский акт в отношении Маркуса Вольфа?

В далекое уже, к счастью, время, у нас в СМИ многие дремучие головы предпочитали клеймить преступления «пггази», на каждом шагу путая преследования инакомыс­лящих и внешнюю разведку ЩР. Потому-то мы по сей день практически ничего не знаем о Топазе, которого западная пресса назвала «последним топ-агентом». Последний—не последний... Этого не могут знать даже все разведки мира, вместе взятые. Но вот одним из первых в среде разведчиков, которые и «для матушки-России сделали немало», Руппа можно назвать точно.

Осенью 2001 года на первом канале немецкого теле­видения АРД должна была состояться премьера докумен­тального фильма о Топазе. Насколько было известно автору этой публикации, о Руппе в отснятых кадрах должны были говорить экс-шеф КГБ В. Крючков, бывший руководитель советской разведки (ПГУ КГБ) Л

. Шебаршин, бывший координатор германских спецслужб Шмидбауэр... Мне же представилась возможность поговорить с самим Топазом. И в этом мы опередили не только все российские издания, но и китов немецкого

газетно-журнального бизнеса, круп­нейшие из которых никак не могли к Руппу подобраться.